Array Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая

— Замечательно, — сказал я и посмотрел на Нину. Она загадочно улыбалась. — А что вы делаете в Финляндии?

— Ловлю форель.

— Она — страшный рыболов, — подтвердил Маркушкин. — Вот чего мы с Колей никогда не могли понять в ее натуре.

— Простите за последний вопрос: у вас есть дети?

Тут, пожалуй, впервые, все они как-то смутились, перестали улыбаться. После небольшой паузы Николай Яковлевич коротко обронил:

— Есть. Один. Но это тема неинтересная.

— Ну что же, — произнес я, — рад был с вами познакомиться. Право, мне даже неудобно, что я уделил вам так мало времени. И в прошлый раз, и нынче. Да и деньги, пожалуй, стоит вернуть. Я же ничем не помог. Тем более что вы и не нуждаетесь в помощи, как я вижу. Зачем же вы искали со мной встречи?

— О вас, Александр Анатольевич, ходят по Москве самые разные слухи, — ответила Нина. — Одни называют вас волшебником, другие — негодяем. Любопытно было посмотреть.

— И к какому мнению вы пришли?

— Я еще не разобралась. Наверное, мне с вами придется встретиться снова.

Николай Яковлевич и Маркушкин переглянулись; я, будто бы спохватившись, торопливо произнес:

— Ах да! Чуть не забыл. Не могли бы вы задержаться еще минут на двадцать? Я для вас подарок приготовил, его надо только собрать. Жан пока сделает вам какие-нибудь коктейли.

— Собрать подарок? — вскинула тонкие брови Нина. — Он что, в разобранном виде?

— Кажется, я не совсем удачно выразился. Набрать. Нарвать. Словом, подождите.

— Мне — сухой мартини с водкой, — повернулся к Жану Николай Яковлевич.

— Отправился, Ниночка, за цветами, — услышал я за спиной голос Маркушкина.

На втором этаже я вновь зашел в комнату, где в напряженном ожидании сидела девушка, переговорил с ней, затем поднялся на третий — там, в одном из помещений на диване спал юноша. Напротив него в кресле листал книгу Левонидзе.

— Так, где ты его нашел? — спросил я.

— В Марьиной Роще. В одном из притонов.

— Он еще и травкой балуется?

— А как же? Поколение пепси. Водка, план и кто нынче побежит за «Клинским»? Но боюсь, дело дошло до герыча. Посмотри на его вены.

— Ладно, собирай его, скоро выход. И ее тоже. Какой-то дурак сказал, что дети — цветы жизни. Теперь все это повторяют, не замечая, что от роз остались одни шипы. Неужели сами мы были такими же? А, Георгий?

— Не занудствуй, — отозвался он. — Еще хуже.

В правом кабинете все еще продолжалась перебранка, но было видно, что дело идет к концу.

— …и «тойоту», которая на мои деньги куплена, вам, Сергей Владимирович, придется оставить, — говорила мадам. — Лизочка на ней сама ездить будет.

— Да подавитесь! — охотно отвечал Нехорошее. — Я еще запасное колесо вам прикачу. Оно у соседа в гараже лежит. А нижнее белье ношеное переслать?

— Засуньте его сами знаете куда. Вместе с электродрелью — подарком моим вам на день рождения. Только сверло победитовое вставьте, чтоб до кишок проняло. До печенки.

— А еще профессор! — сказал Бижуцкий, зевнув, махнул рукой и вышел из комнаты.

— Господа, я вам сюрприз приготовил, — остановил я обмен легкими ударами. — Жанночка, сходи за ним наверх.

— А что такое? — спросила Лизочка. Глаза ее загорелись от любопытства.

— Сейчас увидите.

Я повернулся к Нехорошеву:

— Значит, вы решили развестись?

— Да, — твердо ответил он. — Я же сказал, что полюбил другую.

— Кто она?

— Об этом я здесь говорить не хочу.

— Хорошо, — кивнул я и посмотрел на Лизу: — А ваша дочь живет у отца, у вашего первого мужа?

— Ну да. Так мы еще давно, при разводе, решили. Но она часто и к нам приезжает. А что?

— Куда это вы клоните? — первой начала соображать Ротова. — Неужели вы хотите сказать…

— Именно, — произнес я, открывая дверь и впуская в комнату девушку со второго этажа и Жанну.

Сам отодвинулся в тень, наблюдая за немой сценой, которая длилась, наверное, минуты полторы. Нехорошев сначала вскочил, потом безвольно опустился в кресло. Девушка подбежала к нему и застыла. Окаменела и Лизочка. Лишь Ротова, подождав немного, истерически засмеялась.

— Я же говорила… говорила… что от нашей семьи он… никуда не денется!.. — выдавила она сквозь смех. — Ай да Сережа, ай да сукин кот!

— Ира! — закричала на дочь Лизочка.

— Что мама? — порывисто ответила та. Ну почти также, как сама Лиза откликалась на зов Ротовой. У них не только голоса были похожи, но и глаза, волосы, черты лица. У всех троих. Три поколения, три женщины. Три судьбы Сергея Владимировича Нехорошева. А еще можно было бы сказать: три головы одного дракона, имя которому — любовь. Что, впрочем, тотчас же подтвердила и сама Ирина, крайне безапелляционно заявив:

— Я люблю его, мама. И ты, бабушка, также пойми это.

— Понимаю, понимаю, — игриво ответила Ротова. — Как же не понять, коли сама молодой была. Тоже влюблялась в кого попало.

— Он не «кто попало», он — единственный! — гневно сказала внучка. — Что же ты молчишь, Серж?

Кажется, Сержу было немного плоховато. Я попросил Жанночку налить ему воды. Отпив пару глотков, он вяло Произнес:

— Пойдем отсюда, Иринка. Никто из них все равно ни черта не смыслит в этой жизни. Ты — мой последний шанс, вот что я хотел им сказать. Ты не такая, как твои мать и бабка. С тобой я воспряну.

— Воспрянешь, воспрянешь, — проговорила Ротова. — А шансов-то и шансиков впереди еще много будет, поверьте моему слову. И где же вы жить-то будете? Квартиры своей у Сергея Владимировича нет, он у нас прописан. В «тойоте»? Так и она уплыла. Одна только электродрель и осталась со сверлом победитовым, но он ее для каких-то своих особых нужд приготовил.

— Замолчали бы, что ли, — все так же вяло огрызнулся Нехорошее. — Шуточки ваши ослиные вот как надоели!

— А я вам дело предлагаю, — сказала мадам уже более серьезным голосом. — Квартира у нас большая, пятикомнатная. Да и дача есть. Все поместимся. А со временем как-нибудь разменяемся, коли захотите. Я добрая. Вы меня сегодня вволю порадовали. Ну, если, конечно, Лизочка не возражает.

— Мне плевать! — ответило «среднее звено». — Я с ним так или иначе разведусь.

Ирина выжидающе смотрела на своего Сержа, а я подумал: сейчас все зависит от Нехорошева, от его внутренних душевных ресурсов — остались они еще или нет, сумеет он подняться или разрушение личности уже необратимо?

— Пожалуй… если только на первое время… — пробормотал он. — Раз уж Капитолина Игнатьевна сама предлагает. А что в этом плохого? Как ты, Иринка, думаешь?

— Мне главное — быть с тобой! — поспешно ответила она. — Мне без тебя не жить.

— Да и нам без него тоже, — усмехнулась мадам. — Вот и ладушки! А что наговорили тут сгоряча, так дома разберемся. Может быть, мировую выпьем? Александр Анатольевич, найдется у вас бутылочка сухого вина?