Марина Серова - Весь в папу!

— Ты посмотри, Катька! — восторженно шептал Сашка. — Вот это блеск!

Честно говоря, Катька очень замерзла, и происходящее на алексановской даче ее нисколько не интересовало. Она бы куда охотнее сидела в эту промозглую осеннюю ночь дома и пила бы горячий чай. Или, укрывшись одеялом, читала бы толстую книгу.

Вместо этого она торчала вместе с другом в зарослях шиповника, пытаясь разжиться материалом, за который Перфилов обещал огромные деньги.

«Не дай бог зажилит», — подумала Катька, хотя голос рассудка подтверждал ее сомнения. Перфилов ужасно не любил расплачиваться. Его розовой мечтой был такой вариант своеобразного коммунизма, когда все вокруг согласны работать просто так, без денег. Деньги же поступают в перфиловский карман. Идиллия… А Сашка — балбес, хмуро решила Катерина, глядя на своего приятеля, исполненного жизнелюбия и оптимизма. Если бы не он, она бы никогда не стала изображать из себя папарацци.

За окном вовсю шло веселье. Алексанов скакал по комнате абсолютно голый, держа в руках детские помочи, в которых гарцевала нагая девица. Веселую компанию завершала вторая красотка с пышными грудью и задом, упакованными в черный кружевной комбидресс. Красавица лупила господина Алексанова кнутиком по розовому и обвислому заду, но странному джентльмену такое нестандартное обращение нравилось. Даже здесь Катьке были неплохо слышны его довольные повизгивания и похрюкивания.

«Ну и гадость», — поморщилась Катька. Она взглянула в Сашкину сторону. Неужели ему интересно смотреть на эти мерзости? Она вздохнула. Его глаза блестели. На губах появилась пошлая ухмылка.

Увы… Сашке их игры нравились. Он уже предвкушал, какую клубничку со сливками он продаст Перфилову. Кассета записывала мельчайшие подробности спектакля, благодаря специальным приспособлениям приближая то, что Алексанов пытался спрятать от посторонних глаз за легкой паутиной тюля. Сашка предусмотрел все. Даже звук записывался на кассету так, как если бы Сашка находился в комнате, — смех девиц, довольное гоготание ненормального всадника и резкие удары кнута.

Катька тоскливо осмотрелась. Вокруг царила тишина. Иногда только где-то очень далеко ухала сова.

«Твин-Пикс какой-то», — усмехнулась Катерина. Бред сивой кобылы.

В отдалении хрустнула ветка. Зашуршали листья. Катька вздрогнула. Сощурив глаза, она попыталась увидеть в этой кромешной тьме хоть что-нибудь. Ей показалось, что они не одни в этих зарослях.

Она почувствовала чье-то дыхание. Быстро обернулась, но никого не было. Наверное, это летучая мышь пролетела, решила она, чтобы успокоиться.

Катя посмотрела на Сашку. Тот был слишком заворожен зрелищем и ничего не слышал.

У Катьки защемило в груди. Ей захотелось расплакаться от страха, холода и злости. Сашка — с его раскрытым ртом и округлившимися глазами — начал ее раздражать.

В левой стороне опять затрещали ветки. Катька вздрогнула. Нет, определенно, там кто-то есть. Они явно не одни. Ей показалось, что она увидела силуэт человека. Всего одно мгновение он стоял, смотря в сторону алексановской дачи. Но он был там, в этом Катерина была готова поклясться чем угодно, даже своей жизнью!

Она схватила Сашку за руку.

— Что? — недовольно обернулся он.

— Там… — показала она рукой в сторону, где только что видела силуэт. — Там кто-то есть.

Сашка бросил туда быстрый взгляд. «Дуреха, — подумал он, — там же никого нет. Вот трусиха…» Зря он с ней связался.

— Нет там никого, — усмехнулся он. — У тебя глюки от страха.

Катька всмотрелась в темноту. Силуэт исчез. Только ночной мрак царил везде. «Ветки… Я приняла за человека сплетенные ветви», — решила она. Ей стало спокойнее. Совсем чуть-чуть. Но дрожь, появившаяся в пальцах рук, понемногу исчезла.

— Наверное, — вздохнула она, — от холода все возможно.

Сашка больше не обращал на нее внимания. Камера продолжала фиксировать происходящее за окном. Теперь Перфилов его не уволит. Это будет такой материальчик, что… Сашка задохнулся от предвкушения своей победы.

Разгорячившийся от физических упражнений Алексанов подошел к окну. Сашка хорошо видел его лысину, склонившуюся над подоконником, и темноволосую девушку рядом с ним. Рука Алексанова гладила живот девушки, и он довольно улыбался.

То, что произошло потом, заставило Сашку встрепенуться. Сначала он услышал тихий свист. Он обернулся в сторону, откуда свист донесся, и увидел…

Недалеко от них стоял человек. Сашка толкнул Катьку локтем. Она вздрогнула и недоуменно посмотрела сначала на него, потом повернулась в сторону, куда показывал Сашка.

Прямо перед собой она увидела высокого мужчину, только что выпустившего из лука стрелу. Ночной стрелок был красив. Его профиль напоминал античную камею. Длинные волосы были перехвачены на лбу широкой лентой.

Катька боялась вздохнуть. Зрелище было прекрасным. Мечтательной Катерининой натуре сразу вспомнились легенды о Шервудском лесе. Она забыла о том, что ей тоже, возможно, угрожает опасность. Возглас восхищения был готов сорваться с ее губ. Она с трудом удержалась.

То ли хозяин дачи что-то заметил, то ли почувствовал, но на лице господина Алексанова появился страх. Его челюсть отвисла, как у объевшегося бульдога. Он резко, по-лягушачьи согнулся и отпрыгнул. Девушка заливалась хохотом. Она была слишком пьяна, чтобы осознавать происходящее. Она даже не успела испугаться…

Стальной наконечник стрелы вонзился несчастной в лоб.

Сашка услышал крик. Он посмотрел на камеру.

Камера продолжала снимать.

Катька повернулась, увидела, что произошло, и тоже была готова закричать. Сашка быстро зажал ей рот рукой.

— Тихо, — прошептал он.

Осторожно, боясь, что их заметят, он повернулся в ту сторону, где он только что видел стрелка.

Там никого не было.

Стрелок исчез так же загадочно, как появился.

За моим окном царила ночь. Я только что закончила читать и, лениво потянувшись, посмотрела на часы. Ого, подумала я, дорвалась ты, Иванова! На часах-то уже перевалило за три ночи.

Я посмотрела на лежащий передо мной томик Диккенса. Однако, любезный мой сэр Чарлз, отчего это я увлеклась вашими «Записками Пиквикского клуба» до такой степени, что время превратилось для меня в абстракцию?

Таково благотворное влияние классики. Нервы мои, изрядно перегруженные работой, успокоились. Я расслабилась, ощущая спокойствие и незыблемость мира каждой клеточкой своего организма.

Ладно, решила я. Весь год я только и занималась тем, что лишала себя этого удовольствия. Если я и не спала по ночам, то связано это было с тяжелой производственной необходимостью. А уж чтение книг было непозволительной роскошью.