Николай Леонов - Стальной десерт (сборник)

– Привык, – с кротостью великомученика во взоре ответил тот и пожал плечами.

– И что? Он у тебя в кабинете тоже такие спектакли закатывает? – с интересом спросил Владимир Николаевич.

– Это вы еще с Крячко не сталкивались, – со вздохом проговорил Орлов.

– А тот, значит, еще хлеще? – спросил Щербаков и увидел, как Петр Николаевич обреченно покивал. – Да! Славная троица подобралась. Все друг за друга горой. Насмерть стоят! Кстати, я тут личное дело Гурова посмотрел. Оно от благодарностей распухло так, что хоть второй том заводи. Почему его еще к генералу не представили?

– Он не хочет, – тихо ответил Орлов.

– Не понял? – сказал Владимир Николаевич, подумав, что ослышался.

– Полковник Гуров не хочет быть генералом, – уже громче повторил Петр.

– Первый раз в жизни такого человека встречаю, – заявил Щербаков. – И почему?

– А его все устраивает, – объяснил Орлов. – Он говорит, что сейчас отвечает только за себя, свои удачи и промахи, а если станет генералом, ему придется работать за подчиненных или постоянно перепроверять все за ними, а потом еще за чужие ошибки на ковре отдуваться. Мы его несколько раз хотели представить, а он тут же заявлял, что тогда лучше в отставку уйдет.

– Не лишено логики, – вынужден был согласиться Владимир Николаевич. – Он мне сейчас заявил, что в отставку собирается, так ты ему скажи, чтобы даже не мечтал. Я рапорт не подпишу. Мне такие люди самому нужны. Да, он наглец и стервец! Гонору выше крыши. Самомнение зашкаливает. Но профессионал! За одни только сутки много чего сделал. А что характер у него дерьмовый, так мы все не подарок. Предупреждаю: если у кого-то на Гурова зуб вырос, то не ждите, когда я его вырву, а удаляйте сами. Не так больно будет. А если он напортачит, то я ему сам холку намылю! Да так, что мало не покажется! И вот еще что. Ты, Петр Николаевич, меня извини. Обидел я тебя вчера. Сказал сгоряча, не подумав, так ты не держи на меня зла.

– С кем не бывает, Владимир Николаевич. – Орлов махнул рукой. – Проехали.

– Ну, раз так, то давайте по делу, – предложил Щербаков, и планерка началась.

– Так это ты позвонил Щербакову, когда узнал о нападении на Осипова, а он на все кнопки нажал, чтобы того в Бурденко отвезли? – спросил Гуров у Смирнова по дороге в свой кабинет.

Тот кивнул, и Лев Иванович осведомился:

– Значит, вы с ним родственники, да?

– Нет, – ответил Геннадий.

– Как же так? Он же сам сказал… – начал сыщик, но Смирнов перебил его:

– Господин полковник, у меня со слухом все в порядке и с памятью тоже. Владимир Николаевич ясно сказал, чтобы я ответил на все ваши вопросы, но только в рамках данного дела. А этот момент к нему никак не относится.

– Господи! Какие тайны мадридского двора! – Гуров для вида усмехнулся, а на самом деле здорово разозлился: какой-то сопляк будет ему нотации читать!

Дальше они шагали молча, и, когда вошли в кабинет, оказалось, что Крячко уже там. Увидев Геннадия, он удивился, посмотрел на Гурова, потом пожал плечами и поздоровался.

Сыщик просто кивнул, а Смирнов пожал Крячко руку и по-свойски ответил:

– И вам не хворать, Станислав Васильевич!

«Это когда же они подружиться успели?» – не без зависти подумал Гуров, который тяжело сходился с новыми людьми.

Но долго размышлять на эту тему ему не пришлось, потому что Геннадий заявил:

– Давайте сразу по делу, а то у меня на сегодня столько всего намечено, что дай бог к вечеру успеть все сделать.

– Кажется, Щербаков ясно сказал, чтобы без самодеятельности, – напомнил Гуров. – Или у тебя, Гена, память избирательная, и ты помнишь только то, что хочешь?

Смирнов оставил его реплику без внимания, достал из сумки файл, из него – сложенный лист бумаги формата А3, расстелил его на третьем столе, обычно пустовавшем, и придавил края тем, что оказалось под рукой.

– Это план поселка, – начал он. – Мы здесь все обозначили, чтобы было наглядно.

– Сам чертил? – поинтересовался Лев Иванович.

– Нашлось кому, – ответил Геннадий, даже не посмотрев в его сторону, и начал объяснять, показывая карандашом: – Это въезд, дороги, дом Осипова, подкоп. Красным пунктиром отмечены следы преступника с того места, где он в собачье дерьмо вляпался, до подкопа. Судя по отпечатку на куче, этот гад шел вот отсюда. В этой стороне у нас шесть домов, к которым можно подойти только по дороге, всякие обходные пути исключены. В первом живут Шаровы, старик с женой. Их сын всерьез строительным бизнесом занимается, вот и поставил им этот дом. Они там живут только летом. Он их с внуками туда отправляет. Сейчас детей уже забрали – занятия в школе начались, так что они вдвоем. Съезжают, как правило, в конце октября, и до весны дом закрытый стоит. В день нападения на Осипова водитель сына привозил им продукты. Вот номер и марка его машины. – Геннадий положил на стол еще один листок, на котором были не только данные на эту машину.

– А это?.. – начал Крячко, показывая на остальные строчки.

– И до этого дойду, – пообещал Смирнов и продолжил: – Во втором – музыканты по фамилии Финкельштейн, муж, жена и двое детей. Родители работают в оркестре Большого театра, дети учатся. Сын – в консерватории, дочь – еще в школе. Они себе специально угловой дом выбрали, чтобы соседей поменьше было, потому что постоянно репетируют. Не всякий человек выдержит такую музыку. В день нападения все они были дома, машины – их у них две – стояли на участке. Но они все невысокого роста, совсем не как преступник.

– То есть их участок двумя сторонами подходит к ограде, – подытожил Гуров. – А не мог кто-то этим воспользоваться?..

Смирнов не дал ему закончить.

– Не мог! – категорично заявил он. – У мужа жутко ценная скрипка. Так они заплатили, и им поверх ограды еще и колючку присобачили, чтобы спокойнее было. В третьем доме живет вдова академика Лаврентьева, дама весьма почтенного возраста. При ней три дальние родственницы, которыми она помыкает как хочет, а они все терпят в расчете на наследство. Если ей надо куда-то поехать, бабуля вызывает такси, причем к самому дому. За продуктами ездят ее рабыни, которые от автобусной остановки до дома сумки сами тащат. В день нападения она никуда не выезжала, так что такси не понадобилось. В четвертом доме живет писатель Андрей Перелюбов, творческий псевдоним – Андрэ Амор, со своим нежным другом Базилем. Так сказать, на деле оправдывает свою фамилию.

– Это тот, который про голубых пишет? – спросил Крячко и скривился.

– Он самый, – подтвердил Геннадий. – Живут тихо, в Москву выезжают редко, а продукты покупают в Истре. В общем, они полностью поглощены друг другом, и больше их ничего не интересует. Исходя из габаритов, преступником ни один, ни второй быть не может. В пятом доме живет бывший спортсмен, олимпиец и все такое прочее. Кочетков его фамилия.