Петр Кожевников - Год Людоеда

— Да ладно, дядь Вить! — спохватился Махлаткин. — Все! Нет базара! Я ж не против. Только забыться охота. Ну пойми ты меня!

— Пойму, малыш. — Носорог обнял спутника за худенькое тельце. — Теперь как обычно. Отсюда я иду один и жду тебя у двери. Ты пока куришь, а как сигарета кончится — за мной. Только не шуми, а то мало ли что. На, покури.

Виктор Казимирович сунул мальчику сигарету и пошел вперед. Колька с упоением закурил и подумал о том, не грохнуть ли этого стеклореза или, может быть, сдать его каким-нибудь бандюкам, чтобы они с ним сами разобрались, а ему всего лишь его долю заслали.

Утро Дениса начиналось с двух давно привычных, но все же мучительных чувств — голода и холода. Эти давнишние спутники, которые мальчик помнил столько же времени, сколько себя самого, часто воплощались в героев его кошмарных снов. Один из таких снов, наиболее частый, Нетаков-младший выучил наизусть. Каждый раз, когда сон повторялся, мальчик силился проснуться, гадая, к нему ли приходит это страшное кино, или он сам отправляется в путешествие за пределы своего жилища?

«Повторный сон», как называл его про себя Денис, начинался с того, что мальчик, к своему позору совершенно голый, оказывается на эскалаторе метро, ползущем вверх. Людей здесь головокружительно много, они располагаются пугающе плотно, но почему-то не задевают Нетакова. Часть пассажиров одета в ветхие и пыльные зимние пальто, запах от которых готов вот-вот оглушить Дениса. Другие люди тоже голые, но мальчик не может рассмотреть их подробно — что же они собой представляют?

Если пассажиры окончательно сомкнутся, опасается Нетаков, то неизбежно его задавят. Да и дышать тогда станет нечем. Ну вот, уже тяжело и почти невозможно набрать в себя воздуху. Денис обращает отчаянный взгляд наверх и различает дыру, из темноты которой спархивает белый, искрящийся снег.

Снежинки колко касаются его нагого тела и тотчас тают, обращаясь в капли.

Смущенный своим беззащитным и вызывающим видом, Нетаков решает быстрее подняться по вяло тянущейся лестнице. Но вопреки всем усилиям он остается на месте, а вместо ребристой ленты эскалатора под его ногами скользят ледяные глыбы с заостренными краями. Денис боится поскользнуться и порезаться, но с ним происходит и то и другое.

Ледяные лезвия срезают со стоп кожу, будто нож — кожуру с картофеля. Мальчик с трепетом и любопытством ждет появления крови, но взамен из ран исторгается прохладительный напиток: то ли херши, то ли растворенный инвайт. Ноги становятся похожи на желе, которым Нетаков-младший любуется иногда в продуктовом магазине.

Денис не может удержаться на льду и падает навзничь: медленно и плавно. Невероятным и при этом ничуть не удивительным образом его поддерживают облака. Мальчик озирается — на облаках насыпано полно лимонов. Часть плодов нарезана дольками. Ему хочется отведать кислых фруктов, и, не касаясь их, он ощущает во рту слюну, будто бы уже приступил к еде. Вдруг его до обморока поражает запах жареного мяса, какой частенько исходит из иллюминаторов подлодки, превращенной в плавучий ресторан «Косатка».

Мясо может превратиться в рыбу, мелькает в голове мальчика, и он ощущает, как ложится на воду, вспоротую скользкими рыбьими хребтами. Вода вдруг уходит. Нетаков лежит на влажном, холодном песке, а его ноги срастаются в рыбий хвост.

На этом превращении мальчик обычно просыпался, но не сразу открывал глаз, а прислушивался и принюхивался, готовый сам, как рыба, прыгать и биться на песке, чтобы только уцелеть. Потом Денис осмысливал: светло ли за его закрытым веком? И только затем, достаточно уведомленный о времени суток, он открывал свой единственный зрячий правый глаз и изучал окружение.

Если обоняние, слух и зрение не улавливали опасности, Нетаков начинал переговоры с жестоким, коварным, беспощадным существом, поселившимся в его желудке, — Голодом.

— Пойди, придурок, черных накрути, чтоб они больше за работу максали! — обращался мальчик к Голоду. — Ну что ты, гад, хлеба хочешь? Будет тебе хлеб! Я тебе и пивка накачу, чтобы ты им, падла, залился до смерти!

Денис по-всякому стращал своего давнего супостата. А иногда, особо мучимый резями в животе, мечтал даже принять хитрый яд, чтобы отравить ненавистного спутника. Ну так, чтобы Голод-то подох, а он, Нетаков, остался жить.

Было время, Денис мечтал научиться оборачиваться в различных птиц или зверюшек: голубя, ворону, кота, крысу, собаку, тогда бы он мог найти себе пропитание, а позже, наевшись, вновь возвратиться в свою человечью шкуру.

Да и рыбой быть неплохо, рассуждал мальчик, глядя с моста через реку Смоленку на стайки кабзды, проворно снующей между мотающимися, словно бабьи волосы на ветру, водорослями: они там у себя в воде тоже, поди, голодными не бывают — ловят чего-то своими немыми, как у Трошки, губами.

Вообще-то, Денис знал несколько средств от голода. Первое — хлебать воду. Ложась спать, он часто ставил около своего лежбища банку с водой. Второе — курить. И это средство он тоже применял тягучими ночами, когда боль и спазмы вырывали его из цветных сновидений. Третье — представить, что ты ешь или только что набил пузо.

К сожалению, все эти уловки действовали недолго: потом голод свирепел. Мальчик начинал шевелить занемевшими конечностями, старался поглубже вздохнуть, садился, вставал, шел в туалет, в котором уже давно не было унитаза: вначале его разбили, потом и вовсе сняли, поэтому и хозяева, и гости справляли нужду прямо в фановую трубу, прикрытую для уменьшения вони пустой коробкой из-под конфет с унылой девчонкой на крышке, сидящей на замшелом камне посреди пруда.

Проходя мимо родительского дивана, Нетаков-младший всегда с надеждой окидывал своим ополовиненным взглядом Палашкино место, но матери не было, и мальчик, кажется, все больше соглашался с тем, что она уже никогда к ним не вернется.

Уход Пелагеи из жизни был внезапен и глуп. Все произошло месяца два назад по пьянке, как и другие трагические и кровавые события в семье Нетаковых.

В этот день Денис мчался с рынка радостный и гордый. Черные отстегнули ему за ночное дежурство в ларьке и дневную разгрузку арбузов полташку. Мальчик купил Палашке ее любимый рокфор, Трошке-Ленину снетков, себе — упаковку жвачки, всей семье — бутылку «Степки» и пачку «Мальборо». Оставшуюся мелочь он, не считая, рассовал по карманам.

Когда, по-птичьи мотая головой, чтобы обозреть полноценным глазом все происходящее, Нетаков-младший вылетел на свою линию, то сразу отметил две привычно настораживающие машины: «скорую» и милицейскую. Первым чувством было короткое замирание жизни — так в фильмах показывают черный экран, обозначая паузу в сознании героя, а то и что-нибудь куда печальнее. Денис даже приостановил свой бег. Следом он ощутил дрожь, будто сунул пальцы в оголенную розетку. Далее явилась тяжелая слабость в ногах и тошнота.