Мария Спасская - Волшебный фонарь Сальвадора Дали

– Почему обязательно женщина? – чуть не плакала Кристина. – Неужели нельзя найти специалиста-мужчину?

– Душа моя, вам не о чем беспокоиться, – прозорливый Горидзе, после истории с Мариной догадавшийся, чем вызвано недовольство Кристины, протяжно вздохнул, едва заметно улыбнувшись с оттенком затаенной грусти в седые усы, и накрыл руку бывшей студентки своей узкой женственной ладонью. – Я видел в последний раз доктора Левандовскую так давно, что, честно говоря, опасаюсь идти к ней на встречу. Боюсь, что из прекрасной феи она превратилась в старую ведьму. Да, честно говоря, и феей-то она никогда не была. Однако, – Вахтанг Илларионович сделался серьезным и обернулся к миллионеру, – в профессиональных навыках Левандовской я ни секунды не сомневаюсь. Вы, Прохор Наумович, можете навести о ней справки. На сегодняшний день это самый талантливый специалист в области психиатрии в этой стране. Доктор Левандовская вот уже много лет возглавляет Преображенскую больницу, а это кое-что да значит.

– Можете быть уверены, Вахтанг Илларионович, я обязательно осведомлюсь о вашей протеже, – делая записи в кожаном блокноте, пробормотал Биркин, мусоля в зубах зубочистку. – Я всегда собираю самую полную информацию о людях, с которыми планирую иметь дело.

– Ваш «Андалузский пес» – это что-то особенное, – с чувством проговорил Камиль Гоэманс, пуская сквозь ноздри сигаретный дым.

Владелец галереи на Рю де Сен сидел за столиком кофейни напротив Луиса Бунюэля, подбирая слова, чтобы как можно лучше сформулировать созревшее предложение. Могучий здоровяк Бунюэль благосклонно слушал заслуженные похвалы мэтра, ибо и в самом деле вместе с Дали создал короткометражный, всего на семнадцать минут, фантазм из страхов и снов.

– В моей галерее сейчас выставляются коллажи Пикассо, Арпа и Магритта. Я видел репродукции картин вашего каталонского друга и считаю, что и работы Сальвадора Дали смотрелись бы рядом с ними вполне уместно, – лил бальзам на душу собеседника галерист.

– Да? – Бунюэль с интересом посмотрел на Гоэманса. – И где же вы их видели?

– Репродукции опубликовали в авторитетном испанском журнале «Черное и белое». Это те самые работы, которые были представлены на выставке испанских художников в Мадриде. Кажется, картины назывались «Фигура женщины у окна», «Венера и моряк» и «Первые дни весны». Образы, манера письма, техника – очень впечатляет!

Еще бы, ведь юный художник запечатлел свое видение мира, до совершенства отточив рисунок и живопись в Школе изящных искусств при Королевской Академии Сан-Фернандо. Сальвадор поступил туда по настоянию отца. Вдохновленный успехами сына, нотариус не пожалел средств, чтобы подготовить малыша Сальвадора к поступлению в лучшее в Испании учебное заведение, с трепетом ожидая появления вылизанных картин, выполненных в традиционной классической манере. Но ожидания его не оправдались, ибо Сальвадор избрал совершенно иную дорогу.

Многие студенты, обучающиеся в Мадриде, проживали в Студенческой Резиденции, походившей на академические городки Англии и Америки, что было по тем временам для патриархальной Испании существенным новаторством. Обитатели Резиденции ощущали себя на передовой полосе прогресса и тянулись ко всему новому, свежему, лишенному привычного застоя. Робкий до фобии юный Дали, не сразу принятый товарищами и с иронией прозванный «поляком» за вычурную манеру одеваться в вязаный берет и пасторский сюртук, особенно сдружился с шумным энергичным здоровяком Луисом Бунюэлем.

А также с мечтательным ненавистником женских грудей Федерико Гарсией Лоркой. К сентиментальному поэту Лорке начинающий художник тянулся даже больше, чем к приземленному Бунюэлю, но гомосексуальная страсть Федерико к товарищу стала камнем преткновения в совсем уже недружеских отношениях двух талантливых студентов. Прочитав написанную Лоркой «Оду, посвященную Дали», Бунюэль забил тревогу, услышав от Сальвадора:

– В конце концов, не будет большого вреда, если я уступлю домогательствам Лорки. В благодарность за оказанную мне честь.

– Да как ты можешь, малыш Дали! Ты же не гомосексуалист! Ты настоящий мужик!

Это было довольно смелое утверждение. На самом деле у Дали с эрекцией имелись большие проблемы, спровоцированные чрезмерным рвением нотариуса приобщить сына к взрослой жизни. Как-то раз, посчитав, что четырнадцатилетний подросток вполне созрел для того, чтобы узнать все о сексе, дон Сальвадор-и-Куси выложил на рояль в гостиной справочник венерических болезней. Пытливый мальчик внимательно изучил книгу, после чего ощутил непередаваемое отвращение к физической близости. Женские половые органы вызвали у юного Сальвадора безудержный ужас, выплескивающийся на всех полотнах, выходивших из-под его кисти. А внушительные члены, изображенные на пояснительных фотографиях справочного пособия, дали повод подрастающему художнику при рассматривании себя, любимого, заподозрить, что настоящим мужчиной ему доведется стать ох как не скоро. Если вообще когда-нибудь доведется.

И только Галючка помогала приятелю справиться с этим наваждением. Сальвадор по-прежнему, как и тогда, на чердаке, с упоением мастурбировал до полного изнеможения, особое наслаждение получая от осознания того, что его русская подружка тайком за ним подглядывает. Именно в эти моменты он ощутил себя великим мастурбатором, и вместе с тем не менее великим эксгибиционистом и вуайеристом, ибо мысленно подглядывал за подглядывающей.

Через несколько лет, проведенных в Мадриде, Сальвадор вновь оказался на чердаке в своей студии, в компании холстов, мольбертов, красок и верной Галючки. Ибо выпускные экзамены студент Дали не сдал. Вытащив билет, он уже хотел было приступить к ответу, но вдруг Гала подтолкнула его в спину и зашептала:

– Приди в себя, малыш Дали! Кому тут отвечать? Этим невеждам? Даже не думай метать перед свиньями бисер!

И, следуя наставлениям подруги, Дали заносчиво оглядел комиссию и нахально заявил, что не станет распинаться перед теми, кто меньше него смыслит в живописи. Естественно, за подобную дерзость студента из Академии отчислили, и, узнав об отчислении, отец юноши страшно негодовал. Правда, сердился он не на сына, а на профессоров университета, ведь нотариус из Фигераса был уверен, что его мальчик не может сделать что-то противное общественной морали. Надо заметить, что Галючка и в самом деле знала, что для ее дружка лучше. Она всегда знала все наперед, эта русская девочка с картинки, и оберегала малыша Дали, точно ангел-хранитель. Или, напротив, искушающий демон, имеющий свои виды на талант художника. Но, как бы то ни было, отчисление пошло юноше только на пользу. Вернувшись домой, Сальвадор с головой погрузился в работу и вскоре не только снял с Бунюэлем «Андалузского пса», но и подготовил те самые картины для выставки.