Лариса Соболева - Там, где смерть и кровь, не бывает красоты

– А фамилия Усманов вам знакома? – прозвучал следующий вопрос Денисовича.

– Они же вместе с Яминой здесь химичили! Котлы видели? В них варится краска и красятся меха. Но это сейчас – особый шик, а стриженый мех – не первого сорта, как обозначено на бирках изделий, и даже не второго.

– А еще какие вы заметили махинации?

– Да много там тонкостей, мне они далеко не все известны. Если уж белый сахар красят и выдают его за тростниковый, то кроличью шкурку спокойно можно выдать за какую-нибудь шиншиллу, если над ней как следует потрудиться.

– Слушай, – подал голос Артем, соскочив с подоконника. В большей степени его занимали не меха, а два человека, о которых упомянула только Алина, да и то в состоянии гипнотического транса. – Тебе известны клички Раф и Сапа, его еще зовут Сапсан?

Охранник покопался в своей памяти, однако ничего не нарыл:

– Спросите у ребят, а я не знаю.

– Тогда скажи, кто вам отдавал указания в эти полмесяца? Откуда в цехе знали, над чем работать, какие партии изделий надо подготовить к отправке? – забросал его вопросами Артем.

– Усманов как-то привез в цех одного мужика, его фамилия Белик, и представил его своим заместителем. Он сюда звонил пару раз.

– Где он живет?

– Откуда ж я знаю! Что нам-то будет?

Ким Денисович посмотрел на него с сочувствием, но врать не стал:

– Какого хрена вы оказали сопротивление? На хрена открыли огонь?!

– Бабло отрабатывали.

– Какое бабло?! Неужели вы не догнали, что хана пришла этому меховому цеху, попалась Ямина? Не знаю я, что будет! Ну, учтут, что вы пошли на добровольное сотрудничество… Все же наймите адвоката, не исключено, что он условный срок вам выторгует, но адвокат должен быть оч-чень хороший!

Новых сведений они не получили, начали сворачиваться и загружаться в машины, для рабочих (всего их было двадцать человек) вызвали автобус. По дороге к машине Ким Денисович поделился с ребятами своими сомнениями:

– Главарей мы так и не взяли, кто они, так до сих пор и не знаем. Необдуманно я поступил, идя на захват цеха, нужно было…

– Ай, бросьте, – не дослушал Артем. – Если бы мы знали, что это за цех, кто здесь работает, есть ли охрана… Мы же ничего не знали!

– Догадывались, – возразил Денисович.

– Хотите узнать мое мнение? – Попутно Артем набрал номер на трубке. – Следует на время распустить этот «Вулкан», чтобы ни одна душа из этих сюда не пришла, и организовать засаду. Старшего из охранников привозить сюда на дежурство, думаю, этот Белик скоро заявится. Так что, Денисович, правильно мы поступили!

– А меня все это удивляет, – вступил в их диалог Вовчик, – начали мы расследовать простые убийства, я думал, там на почве ревности все… Ни фига, куда нас занесло!

– Кому звонишь? – осведомился Денисович, ведь к машине они уже подошли, а Артем взял курс куда-то в сторону.

– Да так… – отмахнулся тот и отошел подальше. – София? Ты где?

– У себя, печатаю протокол допроса, опять меня попросили.

– Я уже еду.

– Жду.

В хорошем настроении, опустившись на заднее сиденье милицейской машины, он толкнул в плечо водителя:

– Трогай! Денисович, у меня одна идея есть насчет убийц.

– Говори, слушаю.

Плохой поэт зарифмовал бы эти слова – «страсть» и «власть», но куда денешься от власти все той же страсти? Софии не приходило в голову, что ее этак закружит, а эндорфины с морфинами и прочими страшными штучками, суть которых знают только ученые мужи, выбьют табуретку у нее из-под ног. Во всяком случае, во время поцелуев возникало у нее такое ощущение, будто ее повесили: удушье, кислородное голодание, видно, потому и темнело в глазах; шел выброс адреналина, потому сердце колотилось, как от сильного испуга. И дверь они запереть не догадались, и разве удивительно, что вдруг они услышали ехидный голосок Вовчика:

– Мама моя, прямо на рабочем месте идет разврат! Да, да, да: на работе и поцелуи – разврат!

– Вовчик, убью! – закатил глаза к потолку Артем, не выпуская из объятий Софию, спрятавшую разрумянившееся лицо у него на груди.

– Не надо, я вам еще пригожусь. Я заскочил, чтобы вот что сказать: Денисович «за» твое предложение и выдвигает встречное – чтобы она почувствовала себя в своей тарелке, надо взять с собой Софию…

– Понял, – кивнул Артем, – а теперь проваливай!

– Куда меня хотят взять? – она подняла голову.

– Потом. – И еще один страстный поцелуй, после чего Артем потянул ее к выходу: – Поехали. Здесь и правда не место.

Ночные часы забрал Артем, днем она спала и печатала то, что ее просили, совсем ей стало некогда заниматься собственным сочинением. Остается время по дороге на работу и обратно: хотя бы план набросать…

«Домой Марго приехала поздно. Анфиса ждала ее в будуаре, она читала книжку и подскочила, завидев хозяйку. Переодевшись в ночное платье, заодно рассказав горничной о ее задачах на завтрашний и последующие дни, Марго спросила:

– Не боишься?

– Немножко, барыня, – скромно сказала Анфиса. – Не разгадают, что я не та, за кого себя выдаю?

– Поменьше болтай, думай над каждым словом, прежде чем вымолвить его, припоминай, как я бы это проговорила, в общем, копируй меня. А держаться ты умеешь, платье носить – тоже. Не бойся, из моей затеи, может, ничего и не получится, но надобно попробовать все средства.

– Мне страшнее у ее сиятельства графини жить.

– Пустое! Графиня Шембек – авантюристка по натуре, мою идею она приняла с азартом. Загружать тебя работой она не будет, поможет, коли понадобится, а твое дело – гулять в парке. Что ты читала, когда я вошла?

– Евстафий Неонилович велели мне монолог выучить…

– Не велели, а велел! Привыкай! Что за монолог?

– Джульетты. Перед тем как выпить ей зелье, что монах Лоренцо ей дал…

– Погоди, погоди! – подняла руку Марго и заходила по комнате, высказывая свои мысли вслух: – Ну, да, да… Зелье! После чего она засыпает, а все принимают ее за умершую и хоронят в фамильном склепе! Значит, не только на Гаити умеют добиться состояния мнимой смерти…

– О чем вы, барыня?

– Нет-нет, это я так. Не забудь, к женщинам обращаются – сударыня или сообразно титулу.

– Я помню, ваше сиятельство.

– Умница. Писем не было?

– Нет, – вздохнула с сочувствием Анфиса и с жаром заверила ее: – Придут, обязательно придут!

Марго погладила ее по щеке. Как ни странно, горничная стала единственной ее подругой, которая все-все знала про свою хозяйку, а если не знала, то догадывалась, и никому – ни слова.

– Ступай к себе, – сказала Марго. – А книжку мне оставь, я просмотрю ее, тебе сейчас к другой роли готовиться следует.

– Разрешите вам напомнить: завтра сорок дней…

– Помню, иди, – перебила ее Марго. – Грешно поминки справлять по живым, но пока это все не доказано…