Инна Бачинская - Конец земной истории

– Ты хочешь сказать, что убийца хорошо маскировался?

– Да, Леша. Я хочу сказать, что убийца был в маске, и хладнокровия ему не занимать. Он играл роль и нигде не споткнулся. Что есть удивительно – человека всегда что-нибудь выдает. Знаешь, после драматического события свидетели обычно вспоминают, что некий персонаж был странно бледен, молчалив, заламывал руки и пил залпом водку, причем не закусывал. То есть вел себя неадекватно. А тут пустота.

– Не вижу ничего странного, – заметил Добродеев. – Все мы играем роль, в большей или меньшей степени.

– Верно, согласен. Но такой профессионал, как старый Левицкий, мигом просек бы игру, понимаешь? А он не просек.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать, Христофорыч. Не просек, потому что не смотрел в ту сторону… мало ли. Ты говорил, ему нравилась Алиса, вот он и смотрел только на нее. Не вижу проблемы.

– Наверное, ты прав, Леша, – покивал Монах. – Не надо зарываться и искать сложности там, где их нет. Как правило, большинство событий объясняются достаточно просто.

– С кого начнем? – бодро спросил Добродеев.

– Кого схарчим первым? Я бы поговорил с твоим коллегой Леонидом Левицким. Тем более, Леша, смотри, что удалось нарыть. – Монах достал из внутреннего кармана пиджака фотографию.

Журналист присмотрелся и воскликнул:

– Ленька с женщиной? Это не жена, я Ирину знаю. Красивая. Никогда бы не подумал, что на него может клюнуть такая женщина. Кто она?

– Это жертва, Леша. Алиса.

Добродеев присвистнул:

– Это Алиса? Откуда?

– Нашел под диваном у Левицких. Был в гостях по приглашению старика, развлекал его, и так получилось, что сунулся под диван.

– А кто автор?

– Не знаю. Не спрашивал, все равно не скажут. Тут вопрос – слив намеренный или случайно получилось?

– Какая разница?

– Принципиальная. Похоже на игру в прятки.

– Подозреваемых всего трое, как я понимаю. Те, кто живет в доме. Левицкий, Лика и женщина, которая занимается хозяйством. Ее бы я исключил. Остаются двое, и не понимаю, зачем делать из этого тайну…

– Дело в том, что случайность меняет расклад – тот, кто это снял, возможно, не собирался показывать фотку, понимаешь? Гипотетически.

– Не понимаю. Почему? Решил пошантажировать Леньку? Дохлый номер. Он всегда на мели.

– Необязательно финансовый шантаж, Леша. Всякий бывает. Конечно, было бы проще, если бы фотографию отдали мне намеренно, тут все ясно – вот вам информация. А то, в какой форме, неважно, все мы с вывертом, любим поиграть. Но тогда пришлось бы объяснять, откуда, а этого автор хочет избежать. Возможно.

– Мы все равно ни до чего не додумаемся, а потому давай считать, что слив намеренный. Или, как ты говоришь, игра – заметит или не заметит? Не суть, Христофорыч. Главное – мы получили информацию, и тут есть о чем подумать. Тем более они тебя сами пригласили, может, как раз для слива.

– Интересная мысль, Леша. И как всякая интересная мысль, имеет право на существование. Тут такое дело… у старого Левицкого рак желудка.

– Рак? Жалко старика. Он лечится?

– Нет. Никто из семьи ничего не знает, он сказал, что устал и все уже было. Ему осталось около двух-трех месяцев. Знает только экономка Юлия, он ей очень доверяет.

– С ним уйдет целая эпоха, – вздохнул Добродеев. – Люди сейчас измельчали…

– Леша, можешь устроить мне случайную встречу с Леонидом? Предложи ему написать об отце, пригласи в «Тутси», а там и я подгребу.

– В «Тутси»? – Добродеев рассмеялся. – Ленька страшный сноб, «Тутси» для него просто забегаловка. Можно в «Белую сову», он часто там тусуется, правда по вечерам.

– На какие шиши?

Добродеев пожал плечами.

– На папины. Или вагоны разгружает. Можно попробовать. Когда?

– Сегодня. Позвони ему и придумай что-нибудь.

– Будет сделано, господин старший вахмистр! – Добродеев отдал честь двумя пальцами.

– Вольно! Твое здоровье! – Монах поднял кружку.

Когда Монах появился в баре «Белой совы», Добродеев и Леонид Левицкий беседовали, уютно устроившись в углу полутемного зала. Народу было немного в отличие от ночного столпотворения, когда «Сова» превращается в ночной клуб. Монах взгромоздился на табурет, кивнул бармену. Тот плеснул коньяку, пододвинул вазочку с орешками. Монах цедил коньяк и косил взглядом на парочку в углу. Левицкий-младший говорил, размахивая руками. Добродеев, размахивая руками, отвечал. Монах, прихватив свою рюмку, пошел к ним. Он завис над их столиком, и Добродеев с фальшивым энтузиазмом воскликнул:

– Олежка, ты? Откуда?

– Проходил мимо, – не менее фальшиво ответил Монах, – смотрю – вы! Можно? – Не дожидаясь ответа, он уселся рядом с журналистом.

– Знакомьтесь, ребята, – засуетился Добродеев. – Леня, это мой старинный друг Олег…

– Мы, кажется, знакомы? – попытался удивиться Монах. – Я был у вас в доме.

– Помню, как же, – хмуро отозвался Левицкий. – Ясновидящий!

– Слухи о моей смерти несколько преувеличены, – благодушно заметил Монах. – Как жизнь, ребята?

– Пучком! – сказал Добродеев. – У Лени, правда, проблемы… но у кого их нет?

– Проблемы?

– Творческий кризис и застой. Я ему говорю, все образуется, старик, творческая личность – это вам не ремесленник…

Левицкий-младший переводил взгляд с Добродеева на Монаха. Похоже было, что он в изрядном подпитии.

– Понятно, – кивнул Монах. – Книга-то о чем?

Леонид пожал плечами:

– О жизни. Обо всем. Мои мысли…

– Трудная тема, – посочувствовал Монах. – Философская.

– Я говорю, тебе бы Леня, с твоим творческим потенциалом, детективы писать, а он…

– Детективы? Я? – высокомерно удивился Левицкий. – Никогда! Опуститься до низкопробной литературы?

– Зато легче напечатать, – заметил Добродеев.

– Ваш отец мог бы помочь, – с иезуитским участием заметил Монах.

– Отец? – горько вскричал Левицкий, глотая наживку. – У моего отца мания величия, он считает, что я не состоялся! Вы же были у нас, вы помните, как он себя вел. Эпатаж, презрение, издевательства… Если бы не день рождения мамы… – Он махнул рукой. – Мама меня понимала, единственный родной мне человек. Она в меня верила…

– А ваша старшая сестра, Лариса…

– Эта… эта… эта вобла? – Левицкий даже заикаться стал от возмущения. – Да она падающего подтолкнет! Она и тетка, царствие ей небесное, два сапога пара. Тетка дождалась… возмездия, у Лариски все впереди.

– Возмездия? – удивился Монах. – В смысле?

– Засудила кого-то и огребла по полной. Ее убили месяц назад. Какой-то каторжник отомстил.

– Откуда вы знаете, что это месть?

– А что же еще? Только месть. Лариска – наследница, тетка копейки нам не оставила, все ей! – В его голосе прозвучали горькие нотки. – Говорят, были какие-то письма. Но это не для прессы, как вы понимаете, это между нами.