Л. Хилтон - Маэстра

Не думаю, что такие мелочи важны, мне просто надо придумать ей какое-то занятие, чтобы она вела себя тихо и не путалась под ногами. Лианна, едва волоча ноги, словно пациентка больницы, направилась в нашу комнату.

Я снова зашла к Джеймсу. Главное – не смотреть, сказала я себе, но мне все равно было жутко страшно, что его толстые ручищи вдруг схватят меня. Оглядевшись, я заметила висящий на спинке стула синий льняной пиджак. Не забыв обернуть руку полотенцем, я нащупала его мобильный – отключен, тем лучше. В бумажнике были кредитки, водительские права, несколько банкнот по пятьдесят евро и серебряный зажим для банкнот от «Тиффани» – наверное, подарок Вероники. Я достала из зажима деньги и стала пересчитывать: розовые пятисотенные, несколько желтоватых купюр по двести евро. Я пересчитала, не поверила, пересчитала еще раз, а потом вспомнила, где нахожусь. Это же «Эден-Рок», здесь принципиально принимают оплату только наличными. Помню, читала пошлую статейку какого-то ресторанного критика на этот счет. Бог знает, сколько стоит люкс в таком заведении, но Джеймс снял достаточно налички, чтобы оплатить счет и немного сверху, плюс деньги, которые он пообещал мне. Всего там было около десяти тысяч евро. Я достала из его бумажника две пятидесятки, потом еще одну двухсотку и положила эти купюры в зажим для денег, лежавший в кармане пиджака. Долю секунды я подумывала, не снять ли с его руки массивный золотой «ролекс», но это было бы слишком глупо. Остальные деньги я свернула потуже и засунула в карман халата.

Лианна безропотно сидела на кровати, в джинсах и серой футболке, и разглядывала собственные ноги в босоножках на платформе. Я бросила ей свой бежевый полотняный пиджак от «Алайи» – придется им пожертвовать, но теперь мне есть на что купить новый.

– Надень, и очки не забудь. Я скоро приду.

Она попыталась надеть пиджак, но ее всю трясло, и руки никак не попадали в узко скроенные рукава.

– Будешь истерить – отхлещу по щекам! Прекрати! Скажи спасибо, что мне хватило ума не вызвать полицию!

Я побросала вещи в дорожную сумку, прихватив и то жуткое белье, в котором развлекала Джеймса вчера. Туфли, косметика, зарядка для мобильного, книжки, щетка для волос, ноутбук… Потом я вынула сумки от «Шанель» из подарочной упаковки, положила в них наши старые сумочки. Со стороны будет казаться, что мы не уезжаем, а просто решили пройтись по магазинам. Шопинг по субботам – святое дело. Интересно, во сколько в этом отеле выезд? Если завтра около двенадцати или даже в одиннадцать, то у нас еще уйма времени благодаря табличке «Не беспокоить». И тут я вспомнила о чертовой записке! «Ушли купаться! Увидимся внизу, дорогой!» Метнувшись в гостиную, я схватила записку и блокнот отеля, на котором она лежала, – на случай, если ручка оставила след на следующем листке. Осторожность превыше всего. Скомкав бумагу, я засунула ее в карман.

– Отлично! Теперь уходим. Достань телефон. Когда дойдем до холла, начинай писать эсэмэску, голову не поднимай. Иди спокойно, не спеши!

В коридоре нас ожидала горничная. Когда она обратилась ко мне, меня чуть не вырвало.

– Voulez-vous que je fasse la chambre, Madame? [8]

Я заставила себя непринужденно улыбнуться. Горничная была немногим старше меня, но с землистым и рябым лицом – вот уж кому не достается заветных солнечных лучей Ривьеры.

– Pas pour l’instant, non merci [9].

Дальше мы наткнулись на коридорного, которому я вчера дала на чай. Черт!

– Vous aves besoin d’une voiture, Mesdames?

– Non merci. Nous avons besoin de marcher! [10]

Чертовы английские шлюхи решили пройтись, чтобы избавиться от похмелья, – надеюсь, он подумал именно так!

Потом мы прошли по дорожке, спускавшейся к выходу под уклоном, у Лианны предательски подворачивались ноги. Отсюда до Канн было довольно прилично. Какое-то время мы шли по пустой дороге, по обе стороны которой возвышались белые заборы и охраняемые ворота. По пути нам попалось несколько зеленых мусорных баков на колесиках, я приподняла тяжелую крышку одного из них и выбросила смятую бумагу. Солнце нещадно палило, ручки увесистой дорожной сумки врезались в ладони. Голова разболелась, по спине текли струйки пота. Лианна молча шла следом.

– Все хорошо, Лианна. Все будет хорошо, просто иди вперед.

Вскоре дорога вывернула к морю. Слева от нас виднелись окна отеля, безмятежно поблескивавшие между пальмами, словно ресницы снегурочки. По заливу с гудением носились моторки с водными лыжами, мерно плыли яхты, чуть дальше от берега неспешно в сторону острова Святой Маргариты двигался паром. Мы зашли в первый попавшийся бар, я заказала нам две оранжины и вежливо, но на всякий случай с ошибками, попросила официанта помочь нам заказать такси в аэропорт Ниццы. Тот что-то недовольно проворчал по-французски, но когда я расплачивалась за напитки, к выходу уже подъехал белый «мерседес».

Лианна невидящим взглядом смотрела в окно. Вспомнив о том, как нагло она себя повела тогда в Национальной галерее, я ощутила легкое злорадство. Ну и кто оказался умнее? Конечно старушка Рэшерс! Не знаю почему – возможно, из-за того, как покорно склонила голову моя подруга, – я вдруг вспомнила ту пятницу, когда к нам домой заявились приставы. Моя мама не была алкоголичкой. На работу, куда бы ей ни удавалось устроиться в этом месяце, она чаще всего ходила. Чаще всего вставала по утрам. Однако иногда она не выдерживала и напивалась. Алкоголь не приносил ей ни радости, ни раскрепощения, но медленно, глоток за глотком, приближал ее к блаженному забытью. Если задуматься, то, наверное, это была вполне естественная реакция на такую жизнь. Я вдруг вспомнила, как уложила ее в постель, подоткнула розовое покрывало из синели, поставила на тумбочку чашку чая и пластиковый тазик, на случай если маму начнет мутить, когда она закроет глаза, и тут в дверь позвонили. Мне, кажется, было лет одиннадцать.

– Мама, кто это?

Она с трудом ворочала языком, но все-таки пробормотала что-то невнятное про купленный в рассрочку телевизор, за который не платила уже несколько месяцев.

– Хочешь, я сама с ними разберусь? Мама, хочешь я сама?

– Спасибо, милая, – проговорила она заплетающимся языком.

Я открыла дверь, все еще в школьной форме. Попыталась объяснить им, что дома, кроме меня, никого нет, поэтому я не могу их впустить. И хотя мужики выглядели как настоящие громилы, они не показались мне плохими парнями. Как и всем нам, таким ребятам тоже надо на что-то жить. Они даже попросили у меня прощения, вынося телевизор с кухни. Передней комнатой мы не пользовались, чтобы не оплачивать еще одно холодное помещение. Теперь у нас остались холодильник, плита, стол и диван. Встроенные кухни тогда мне казались настоящей роскошью, но тут я впервые порадовалась, что у нас ее нет. Потом приставы вернулись за холодильником, но, надо отдать им должное, продукты из него вынули. Бережно положили хлеб, джем и бутылку водки на диван. Потом один из них вернулся и принес обнаруженную в морозилке упаковку кукурузы. Словами не передать, насколько одинокой и заброшенной выглядела та комната. На лестницу высыпали любопытные соседи, на следующий день о нас будет сплетничать весь дом. Я упрямо смотрела им в глаза, дрожа от холода в короткой школьной юбке, и пыталась держать марку. Радовалась, что мама всего этого не видит, а то она закатила бы им сцену и сплетен было бы еще больше. Никогда не позволю такому повториться, подумала я тогда, никогда!