Людмила Зарецкая - Там, где твое сердце

– Хорошо, – заместительница кивнула кудрявой головой с классической русской косой, доходящей до попы, и, стуча по деревянным полам каблучками, выбежала из комнаты. Шелест ее длинной юбки затих в отдалении.

– Странно, очень странно, – пробормотала себе под нос Татьяна Ивановна и, качая головой, прошла в свой кабинет, где ее тут же захлестнул водоворот ежедневных дел. Приняв решение включить сигнализацию, она сочла инцидент исчерпанным. И это было ее первой ошибкой.

Он подобрался совсем близко. Так близко, что мог регулярно слышать дыхание своей жертвы. Он так ненавидел эту толстую корову, что у него начинало уши закладывать. Он знал, что именно так выглядит ненависть, вызываемая генетической памятью. По своему происхождению он должен был ненавидеть это быдло, дорвавшееся до сладкой жизни на том, что по праву принадлежало ему, только ему. Это ж надо было так разжиреть на его добре!

Мутная горечь поднималась в нем при мысли обо всей их семье. Если бы мог, он бы стер их с лица земли. Мерзкие бабы, все три! Но квинтэссенция ненависти, захлестывающей горло едкой волной, от которой он начинал задыхаться и судорожно кашлять, выделялась именно в тот момент, когда он был вынужден общаться с этой толстухой с вечно печальным и каким-то по-коровьи покорным выражением лица. Ему все время хотелось стереть это дурацкое выражение, припечатав рельефной подошвой ботинка. Но он был вынужден следить за собой, чтобы не напугать ее, не заставить задуматься, что в его приближении к ней есть что-то личное.

Мысленно выстраивая эту операцию, он быстро выяснил, что действовать через нее будет проще всего. Бабка непроста, ой непроста. Да и мамаша ей под стать. Такие печенку выгрызут, лишь бы не расстаться с чужим добром. А эта девка попроще. Будет хлопать глазами до тех пор, пока он не обведет ее вокруг пальца. А потом поздно будет. Она оглянется, а его уж и след простыл.

Как бы побыстрее понять, где именно они это прячут? Не пятиалтынный, поди, в кармане носить не будешь. Не знать про то, что клад где-то существует, они не могут. Не такой человек его прятал, чтобы контроль из рук упустить и перед смертью с кем надо информацией не поделиться.

Так что его задача – быстро выяснить, где лежит клад, забрать его, отдать покупателю, который уже копытом бьет от нетерпения, получить деньги и свалить. В Париж, понятное дело. Ни дня он больше здесь не останется, чтобы на эту коровищу смотреть.

Он уже разведал много, очень много. По крайнее мере, он точно знает теперь цифровой код, который закрывает доступ к кладу. Старый черт был тот еще умник, но и он ничуть не глупее – загадку про кроликов разгадал быстро. Загадку эту ему рассказал тот же человек, что и саму историю с кладом. Старый черт не утерпел – хоть с одним человеком, да поделился. Вот уж действительно, кролики – это не только ценный мех. Это путь к свободе, которую могут дать лишь деньги. Много-много денег, и он уже практически подобрался к ним. Надо только использовать дуреху, которая стоит у него на пути. Использовать, а потом выкинуть, как старую, никому не нужную линялую тряпку. У него обязательно получится. Не может не получиться.

В жизни – как в бане. Хочешь – паришься, хочешь – нет.

Этот нехитрый афоризм я вычитала в недрах Интернета. Теперь вот хожу парюсь – правда это или все-таки нет.

Я ко всему в жизни подхожу крайне серьезно. Мне кажется, что если заранее продумать все неприятности, которые могут случиться в ближайшие десять лет, и как следует к ним подготовиться, то последствия можно будет минимизировать.

Как следствие, на моем балконе можно найти завалы различной крупы, сахара, муки, тушенки и прочего подсолнечного масла, купленные на случай окончательного обвала рубля. Рубль пыхтит и с переменным успехом держится на плаву, а вот срок годности многих купленных продуктов уже того… утонул. Бабуля смеется, а мама скептически поднимает брови, но я уверена в своей правоте!

Периодически я выкидываю ворох просроченных таблеток, купленных на случай возможной болезни. В отпуске я таскаю за собой тяжеленный чемодан, потому что в нем есть одежда и на аномальную жару, и на арктический холод. И для меня, и для мальчишек. Кроме того, я обязательно беру с собой запасную обувь, потому что вдруг основная порвется.

Я парюсь по поводу возможной плохой погоды, невозможного на данный момент увольнения, будущего, которое вдруг не сложится у моих сыновей так, как я запланировала. Я боюсь потерять трудоспособность и умереть с голоду, переживаю, что мой уровень жизни (хотя трудно назвать это уровнем) поскользнется и упадет, что мой муж меня не любит, а если любит, то разлюбит и полюбит другую.

Внучка бабулиной подруги, к примеру, не парится ни о чем. Ей плевать, что она не закончила свое высшее образование. Ее не волнует, что она уже полгода безработная. Ее не напрягает, что ей уже за тридцать, а она так и не сходила замуж. Ей без разницы, что ее мама переживает о ее неудавшейся судьбе. Она с самого детства делает только то, что считает нужным и интересным на данный момент. И все. Остальное ее абсолютно не парит.

Вчера бабулина подруга по страшному секрету рассказала ей, а бабуля мне, что эта самая внучка ждет ребенка от олигарха. С ним она встречается те полгода, что безработная. Как раз уволилась потому, что нужно было летать за ним по всему миру. Сегодня Стамбул, завтра Берлин, послезавтра Балеарские острова. Сами понимаете, когда тут работать?

Насчет того, что ребенок появится вне брака, она тоже не парится. Некогда. Они сейчас с олигархом пребывают в споре, какую покупать квартиру – с видом на море (да, она теперь живет там, где есть море) или с видом на парк. То есть в споре родится истина, а ребенок родится уже в новой квартире.

В общем, теперь я парюсь по новому поводу – зачем я всю жизнь так парюсь? Наверное, надо уже перестать. Но парильщики со стажем уверяют, что это не так-то просто.

День не задался с самого утра. Проснувшись, Лера обнаружила, что в постели она одна, и, вспомнив, что муж на суточном дежурстве, расстроилась из-за его отсутствия. За две недели семейной жизни она к нему как-то уж совсем основательно прикипела.

За окном обнаружился дождь. Даже не то что дождь, а самый настоящий ливень. Такая погода всегда наводила на Леру тоску, поэтому, набодяжив себе в большой мужниной кружке растворимого кофе, она загрустила, глядя на потоки воды на немытом еще с зимы оконном стекле.