Людмила Зарецкая - Там, где твое сердце

Аленка на минуту высунулась, поставила фонарь и снова исчезла. Он на это время сделал шаг в сторону и спрятался за печкой. А потом все так быстро произошло! Он схватил фонарь и захлопнул крышку. Наверное, это все-таки дяденька был, потому что крышка же тяжелая, а он ее так легко откинул. Крышка захлопнулась, а я, пока он меня не заметил, успел спрятаться в бабушкином кабинете.

– Ты почему на улицу не убежал?! – накинулась на сына Лера. – Оставаться в доме было опасно!

– Мама, так он же дом запер, когда уходил, а я понимал, что сам эту чертову крышку ни за что не открою. Поэтому я спрятался, подождал, пока он уйдет и все запрет, а потом стал Олегу звонить.

– То есть ты, Степа, в отличие от твоей мамы, отправляясь на дело, телефон взять не забыл, – язвительно сказала Алена. – Кстати, пап, я свой разбила, так что с тебя новый.

– Перебьешься, – спокойно ответил Олег. – Сама накосячила, сама последствия и расхлебывай, без спонсоров. В общем, я приехал, Степка открыл окно у Татьяны Ивановны в кабинете, я в него залез и вас выпустил. Пошли домой, авантюристки.

– А зачем он нас запер, этот человек? – спросила Лера. – И почему не вернулся?

– Да напугать он вас хотел, идиоток. Что ему, в общем-то, удалось. – Он критически посмотрел на взлохмаченную Леру и исцарапанную Алену и засмеялся: – Горе вы мое!

– Положим, я ничуть не испугалась, – независимо заметила Алена.

– У этого человека были ключи от дома, – проговорила Лера, уже выйдя на крыльцо и наблюдая за тем, как Олег включает сигнализацию и запирает дверь. – И он знал, как выключается тревожная кнопка. И он не впервые проник в дом таким образом. Первый раз был тогда, когда он убил Валю Резвухина.

Столы накрыли под яблонями. Сколотили прямо здесь, в усадьбе, покрыли на быструю руку сшитыми из простыней скатертями, расставили графины с домашним квасом, огромные тарелки с пламенеющей клубникой, напекли всевозможных пирогов. И самогон был – первостатейный, втихомолку приготовленный в одной из мастерских. Кузнецы, делающие удивительной красоты решетки, скамейки и даже качели, продавали свою продукцию по всей области. Кузница приносила в усадьбе самый большой доход. В свободное от работы время тут пыхтел самогонный аппарат, выписанный «по интернету». Мужики искренне верили, что Татьяна Ивановна про это не знает, а она старательно им подыгрывала.

Самогон был чистый, как слеза, вкусный и градусов под шестьдесят. Его и презентовали на юбилей директорше кузнецы, опустошив свои запасы. Из маслодельни принесли домашний сыр. На мангале нажарили мяса на решетке и напекли картошки в золе. Еда была простая, но сытная и вкусная, а главное – ее было много.

Татьяне Ивановне исполнялось пятьдесят пять. С утра была делегация из областного департамента культуры. Сказали положенные речи, вручили почетную грамоту, заверили, что никого другого на посту директора не видят, так что о пенсии нечего и думать. Татьяна Ивановна и так не думала. От предложения остаться на вечернее угощение высокие гости вежливо отказались, да никто и не настаивал. Сидели по-домашнему. Семья Татьяны Ивановны и сотрудники усадьбы, которые за много лет практически стали ее второй семьей.

Затеяли песни под гитару. Пели нестройно, но от души. Тихонько подтягивая «Клен ты мой опавший», Лера думала, как хорошо сидеть вот так, на свежем воздухе, слушать шелест листвы, петь старые добрые песни и знать, что вокруг все свои, не способные обидеть или предать.

Внезапно она поймала колкий, враждебный взгляд Марины. Сидя на другом конце стола, девушка смотрела на нее чуть ли не с ненавистью. Увидев, что Лера это заметила, она тут же приняла невозмутимый вид и отвернулась.

«Все-таки она очень неприятная, – подумала Лера. – А мама ее ценит. Неужели не видит, насколько она неестественная, эта Марина, кругом только притворство? Это даже Алена заметила».

Решив больше не думать о такой малозначительной персоне, как Марина, Лера завертела головой в поисках мужа. Олег как сквозь землю провалился. Накинув на плечи широкий хлопчатобумажный шарф, Лера тихонько вылезла из-за стола и отправилась на поиски.

В яблоневом саду мужа не было. Выйдя на дорожку, ведущую к барскому дому, она медленно побрела в его сторону. Дойдя до маслобойни, замедлила шаг. Там кто-то был, и Лере почему-то очень захотелось узнать, кто именно.

Тихонько подкравшись к открытому окну и благодаря судьбу за то, что на ней мягкие полотняные тапочки, она прижалась к стене, чтобы ее не заметили изнутри, и прислушалась. Заглядывать в окно она не решилась.

– Почему мы все время должны встречаться тайком? – женский голос звучал капризно, Лера узнала Марину. Девушка стояла у самого окна, поэтому слышно ее было отчетливо.

– Потому что я несвободный человек, – второй голос звучал глухо, но точно принадлежал мужчине. Несмотря на то что слышно его было плохо, Лере показалось, что и этот голос ей смутно знаком.

– Ты же обещал развестись! – в голосе Марины зазвучала близкая истерика. – Сколько мне еще ждать? В конце концов, я помогаю тебе только потому, что считаю близким человеком, если ты меня кинешь, я расскажу все, что знаю.

– И что ты такого знаешь, мне интересно?

– Я дала тебе ключи от усадьбы в ту ночь, когда убили Резвухина. Ты постоянно берешь у меня эти чертовы ключи. Если старуха догадается, она меня со свету сживет. Трясется над этой проклятой усадьбой, как сумасшедшая. Кому она нужна, история эта! Плюнуть и растереть. Все равно сейчас все это дела давно минувших дней. Никому это неинтересно.

– Лапочка, – мужской голос стал еще тише, и Лере пришлось напрячься, чтобы расслышать, – я велел тебе забыть историю с этим вашим шорником. Я его никогда не видел, поняла?

– Ты все время крутишься возле рокотовского семейства! – выплюнула Марина. – Я тебе звоню всегда, когда что-то происходит! А ты кормишь меня пустыми обещаниями! Мне же страшно, ты понимаешь?! С этим убийством тут полиция постоянно ходит, рано или поздно они догадаются, что я что-то скрываю.

– И что? Ты меня сдашь?

– Если возьмут за горло, сдам, – Марина тяжело дышала. – Мне чужие грехи ни к чему. Своих вполне достаточно. Господи, ты же говорил, что мы найдем клад и уедем отсюда! Я больше не могу дышать этой пылью веков и работать за копейки! Я жить хочу! Понимаешь, жить! А не превращаться в захолустную старую деву, посвятившую жизнь музейному делу.

– Тиш-ше! – Мужчина в комнате рванулся к окну и рывком закрыл его. Лера успела заметить мускулистую мужскую руку, которая была похожа на тысячи других мускулистых мужских рук. В меру загорелая. В меру волосатая.

Голоса за окном стали совсем неразличимы, и, отклеившись от стены, Лера пошла дальше, убыстряя шаг. Мысль о том, что ее могут заметить, была ей неприятна. У барского дома Олега тоже не было. Искать его дальше Лере почему-то расхотелось, поэтому она вернулась за стол и, налив себе чая из пузатого самовара, со вздохом придвинула к себе тарелку с ягодными ватрушками. Вздох относился к собственному несовершенству.