Людмила Зарецкая - Там, где твое сердце

– Конечно, не надо, – согласно кивнул Олег. – Поехали.

– Пойдем пешком, – Лера посмотрела на него умоляюще. – Тут тропинками – всего минут десять. Мы тогда ночью с Аленкой ходили. Пойдем, а? Мимо речки, мимо березового парка, мимо церкви.

– Да пойдем, – Олег усмехнулся. – Ты у меня видный турист СССР, на шестом месяце, а пешедралом преодолеваешь значительные расстояния.

– А мы не спеша. Будем идти с тобой, держаться за руки, разговаривать, дурачиться. Здорово же!

– Здорово, – согласился Олег. – Мне с тобой все здорово. И дурачиться тоже. Хотя ты – удивительно серьезная дама.

– Это плохо? Что я серьезная? – затаив дыхание, спросила Лера. Она отчаянно боялась, что из-за каких-то ее недостатков, которых у нее было, несомненно, множество, Олег может ее разлюбить.

– Плохо, – без тени улыбки ответил он. – Серьезным людям жить сложнее. Но я тебя такую люблю – сложную, серьезную, ответственную, с синдромом отличницы.

– Правда любишь? – голос у Леры дрогнул.

– Правда. Вот все про тебя знаю и понимаю, а все равно люблю, дурища ты моя! Когда же ты наконец в это поверишь?

– Я верю. Олег, правда верю. Я тоже тебя люблю. И у нас с тобой все будет хорошо. Мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

– Нет уж, помирать мы пока не будем, – Олег потянул ее за руку. – Мы еще только начинаем жить. Так что не думай о плохом, пошли в усадьбу. Пешком. Чтобы дорогой разговаривать и дурачиться.

По песчаной дороге, ведущей за пределы поселка, они углубились в лес, по краю которого росли клены. Прошли мимо поля с созревшим овсом, мимо струящейся вдоль обрыва реки, мимо яблоневого сада, в котором одуряюще пахли созревающие уже яблоки, мимо березовой рощи, в которой, по доброй традиции, целовались парочки.

Тропинка вывела к храму, с которого уже сняли строительные леса. Полностью восстановленный снаружи, он белел свежими стенами ввысь; как стрела, уходила колокольня с отреставрированной, сияющей на августовском солнце сусальным золотом маковкой. Лера подняла голову и посмотрела вверх, на эту слепящую глаза красоту, восставшую из руин.

– А хочешь, залезем туда? – услышала она голос мужа.

– Как?

– Да очень просто. Там же наверху смотровая площадка есть. Помнишь, наши мальчишки все туда рвались? Но тогда опасно было.

– А сейчас не опасно?

– Не боись, с тобой профессиональный спасатель, – Олег взял ее за руку чуть повыше локтя и подтолкнул к входу. – Потом с мальчишками перед отъездом еще раз схожу. Я же им обещал, что после реставрации они туда поднимутся. А сейчас мы с тобой. Вдвоем. Только ты, я и небо. Пошли?

– А пошли, – в Лере вдруг проснулся небывалый азарт. – Не так уж это и высоко. Гораздо ниже, чем колокольня в нашем Кремле.

– Ниже, хотя и ненамного. Только чур подниматься медленно и на площадках отдыхать. Ты у меня все-таки беременная.

– Беременная не значит больная, – возразила Лера и решительно потянула за ручку двери. Вход почему-то оказался не заперт, и они с Олегом ступили под сень отреставрированной церкви, в которой было прохладно и тихо.

Внутренняя реконструкция храму еще только предстояла. Отреставрирован он был пока только снаружи, поэтому смотреть тут было особо нечего. Открыв дверь, ведущую наверх, Олег и Лера начали осторожно подниматься по свежим, недавно сделанным деревянным ступенькам винтовой лестницы, которая, закручиваясь, уводила их все выше и выше, практически к самому небу.

– Ты знаешь, – пропыхтела Лера, отдуваясь, подниматься было все-таки довольно тяжело, – Златку этой весной ее муж-олигарх в Израиль возил. Ей очень хотелось посмотреть Иерусалим, колыбель трех религий. Так вот, она мне рассказывала, что в Иерусалиме нет аэропорта, туда можно попасть только по автомобильной дороге, которая тянется в гору. И вот когда она спросила гида, почему так, он ей ответил: «Потому что к Богу нельзя спуститься с неба. К Богу можно только подняться». А сейчас у меня такое чувство, что мы с тобой поднимаемся к Богу.

– Может быть, – Олег кивнул. – Любое усилие, любая работа над собой – это дорога к Богу. Я так считаю. Отдышалась? Пошли дальше.

Последняя площадка осталась позади, пространство вокруг сузилось так, что в него с трудом проходили широкие плечи Олега. Лера с улыбкой подумала, что еще пару месяцев назад рисковала застрять тут своими пышными бедрами. Вовремя же она похудела! Еще несколько шагов – и перед ними оказалась еще одна деревянная дверь, толкнув которую Олег открыл выход на смотровую площадку на самом верху колокольни.

Никаких колоколов тут, конечно, еще не было. Их только предстояло заказать, перед этим найдя спонсоров, отлить и установить, чтобы на праздники снова, как встарь, плыл над усадьбой малиновый звон. Отделанный железом пол был покрыт деревянным решетчатым настилом, чтобы не скользили ноги. Сделав пару шагов, Лера взялась руками за металлические перила, посмотрела вокруг и присвистнула от восхищения.

С этой стороны колокольни открывался вид на реку, окруженную лесом, на огромные поля, засеянные овсом и картошкой, на поселок, в котором жила Татьяна Ивановна, и расположенную поблизости деревню. Вся эта земля когда-то принадлежала колхозу «Родина», и Лера подумала, как бы радовался дед, если бы ему довелось увидеть отреставрированный храм, подняться на его вершину и окинуть взглядом прекрасные дали, в процветание которых он вложил столько сил.

Простор внизу был необъятным. Синева неба – бездонной. Земля, река, лес и небо гармонично дополняли друг друга, и их естественный симбиоз был наполнен естественной силой, которую встретишь только в России. Нигде в мире природа не обладает такой небывалой мощью, не сдерживаемой пространством. Вот о чем думала Лера, держась за перила и подставив лицо ветру. Счастье бушевало в ней, рвалось на волю, требовало выхода. И она, неожиданно для себя, вдруг запела, отдавая свой голос на волю ветра, который понес его по расстилающимся внизу полям.

– «Сон Степана Разина»? – стоявший за спиной Олег обнял ее за плечи и слегка прижал к себе.

– Да, – Лера повернула к мужу горящее на ветру лицо. – Это была любимая песня моего деда. Он ее в исполнении Бичевской мог сколько угодно раз слушать. И всегда просил, чтобы я ему тоже пела. Он говорил, что в этой песне душа свободы просит. Вот и у меня сейчас просит при виде всей этой красоты, вот и вспомнилось.

– Твой дед был удивительный человек.

– Да. Ты знаешь, Олег, я выросла в атмосфере абсолютной любви. Меня и мама всегда любила, и папа обожал. И бабуля, и дед. Дед особенно. Хочешь, смешную историю расскажу? Он однажды поехал в Москву по каким-то своим делам и меня взял. Мы жили в гостинице «Россия». Дед, когда в министерство уезжал, меня оставлял в номере. Я послушная была, ничего натворить не могла. А потом мы с ним ходили на Красную площадь, в Третьяковку, на ВДНХ. Вот там эта история и приключилась. Мы приехали, а там очередь стоит. Огромная такая. Продают детские искусственные шубы. Белые в черный горох и черные в красный.