Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»

– Хотите сказать, что наш пострадавший сам встал, налил кофе и предложил его убийце?! – он хлопнул себя ладонью по лбу. – А кофе-машина стоит в приемной возле секретаря. Штурмин, по слухам, был весьма независимым. И подобная услужливость может говорить либо о высоком статусе гостя, либо о хорошем знакомстве.

– Вот-вот.

Предположительно заказной характер убийства и близкое знакомство жертвы с преступником поставили и Леднева, и Лосневского в тупик. Государственный чиновник и наемный убийца по определению не должны быть знакомы, их ничто не может связывать между собой. Но в российских реалиях здравый смысл часто теряет актуальность.

– А если это боевое прошлое? – Лосневский строил версии на ходу.

– Вместе служили?

– Ну, или пересекались…

Ледневу идея понравилась. В его практике уже случалось нечто подобное: в конце 80-х, первой половине 90-х, когда отшумел боями Афганистан, многие сослуживцы оказались по разные стороны баррикад. Ветераны, имевшие боевой опыт, не всегда находили себе применение в мирной жизни. Кому-то не хватало риска, адреналина, чувства крепкого дружеского плеча рядом. Время было сложное, переломное, и многим банально не на что было жить. Одни шли в милицию, другие пополняли ряды зарождающихся преступных группировок. И частые встречи недавних братьев по оружию в кабинетах уголовного розыска ни у кого не вызывали удивления.

Едва ли с тех пор что-то изменилось.

– Надо пробить архивы минобороны, сравнить с нашей картотекой, – окунувшись с головой в следственные мероприятия, Василий Петрович по закоренелой привычке отождествлял себя с сотрудниками органов. – Возможно, и найдется ниточка. Если это профессиональный киллер, то вряд ли здесь его первый выход, должен был ранее уже засветиться… Неужели он нигде не попал в поле зрения камер?

По дороге к кабинету советника губернатора он углядел несколько видеокамер в коридорах и на лестнице и пару – при входе в здание.

Лосневский поморщился:

– Не работает ни одна. Старое оборудование сняли, а новое еще не смонтировали: не успели. Говорят, в бюджете денег не было. Должны были закончить на этой неделе… Но через парадный вход он не проходил.

Это ли не злая гримаса судьбы? Понавешать всюду дорогостоящего оборудования и оставить все в нерабочем состоянии. Одно слово: РОССЕЯ!!!

– Другие входы в здание? – не мог же киллер прилететь на воздушном шаре.

– На окнах сигнализация включена, пока ключи на посту хранятся. Постовой утверждает, что отключений не было. Сам он не отлучался. Есть пожарные выходы, и один технический. Но все закрыты. С ними работаем.

– Чудеса, – протяжно повторился Леднев. – Может, лукавит наш постовой и до ветру все-таки бегал? А возможно, убийца затаился с вечера. Вчерашних посетителей и работников, думаю, еще не отработали?

– Не успели.

Это было плохо, но вполне предсказуемо. За прошедшую пятницу в здании побывала уйма народу, и работа предстояла нешуточная: выяснить, кто из них не отметился на выходе. Причины могут быть разные, но среди этих людей запросто может скрываться убийца.

– В котором часу советник пришел на работу?

– Без двенадцати шесть, – следователь сверился со своими записями. – То же подтвердил постовой. Штурмин вообще ранняя птица.

Робкий стук в дверь прервал их измышления. На пороге стоял худой мужчина с седыми усами и уставшими водяными глазами в синей форме фельдшера скорой помощи.

Длинные пальцы цепко держали ручку дежурного чемоданчика. Его взгляд безошибочно остановился на Ледневе, определив в нем старшего и по статусу, и по званию, а значит, следователя.

– Виталий Евгеньевич? Женщину привели в чувство, она адекватно реагирует, можете беседовать… Если мы вам больше не нужны, то смею откланяться.

– Спасибо большое, – Виталий Лосневский направился в сторону двери. – Конечно, езжайте, – он благодарно пожал фельдшеру руку и повернулся к Ледневу. – Василий Петрович, нисколько не сомневаюсь, что захотите принять участие в разговоре с секретарем Штурмина…

– Обязательно. – Леднев хищно улыбнулся, прекрасно понимая, что сейчас Вера Глонти для них самый ценный источник информации. – Вы не против, Виталий Евгеньевич?

– Только если не будете мешать.

Фельдшер, внимательно наблюдая за коротким диалогом между пожилым и молодым сотрудниками органов, сокрушенно покачал головой, досадуя, что так непростительно ошибся в личности следователя. Вздохнул, перехватил чемоданчик в другую руку и усталой походкой, покачиваясь из стороны в сторону, побрел продолжать выполнять клятву Гиппократа.

Вере Георгиевне Глонти недавно стукнуло тридцать пять, из которых почти семнадцать, т.е. весь свой трудовой стаж, она отработала в администрации: сначала в канцелярии на посылках, затем подай-принеси по имени «помощница» у разнокалиберных чиновников и вот теперь личным секретарем у Бориса Андреевича Штурмина. Честность, исполнительность и трудолюбие вкупе с непревзойденной производительностью превратили ее в яблоко раздора межу советником и губернатором. Колобов неоднократно пытался забрать ценного сотрудника с неплохими внешними данными себе, а Штурмин активно сопротивлялся, поясняя, что без Верочки со всем объемом взваленных на него дел ни за что не справится. Была Вера обаятельной и скромной, с иссиня-черными волосами и медовыми теплыми глазами, с чувственными губами и кожей смуглого, золотисто– бронзового оттенка, в теле, но совсем не полная. С выпуклостями и округлостями, изгибами и плавными линиями в положенных женщине местах, с четко ощущаемой талией и небывалой статью. Некоторые сплетники, коих в любом коллективе всегда найдется в достатке, поговаривали, что происходила Вера из старого сванского рода, проживавшего издревле на северо-западе Грузии: отсюда и красота почти неземная, и грация благородная.

Сейчас же на пергаментном лице с правильными чертами не осталось ни кровинки, безжизненные глаза, оттеняемые темными полукружиями, ввалились и высохли, щеки опали, и плечи согнулись точно под невыносимым грузом. Нижняя губа неровно подрагивала. Вся свойственная ей привлекательность, испугавшись увиденного недавно лика смерти, растаяла в одночасье, оставив болезненную бледность и морщины скорби.

От зрелища Леднева передернуло. Перед ним сидела согбенная старуха, человек, мигом проживший к своим еще лет тридцать или сорок жизни. Абсолютно сломленный, потерявший смысл существования. Она бы билась в истерике, и только введенное врачом «скорой» успокоительное удерживало от активного проявления чувств.

Не выдержав, Лосневский отвернулся к окну.

Вера, ссутулившись, сидела на стуле и вопросительно смотрела на двоих вошедших в кабинет мужчин, вяло теребя пальцами подол юбки. А они молчали, не зная, как начать разговор, чувствуя свою слабость перед всепоглощающим ужасом развернувшейся человеческой трагедии.