Мария Спасская - Серьга удачи знаменитого сыщика Видока

– Деточка, у вас породистое лицо. Как ваше имя?

– Соня Воронцова, – с лёгким удивлением вымолвила я.

– А я Екатерина Павловна, бабушка Глебушки. Неужели вы из тех самых Воронцовых? Кто ваши родители, Сонечка? В вас чувствуются аристократические корни.

Ольга скептически хмыкнула. Лазарева залилась жарким румянцем. Я смущённо потупилась. Не могу сказать, что мы такие уж аристократы. И до графов Воронцовых, владевших дворцами по всей необъятной России, нам так же далеко, как до луны. Бабушка по маминой линии рассказывала, что её предки пришли с Поволжья, спасаясь от голода, и устроились работать на Трёхгорку. Мамина мама подросла и двинулась по их стопам. Дослужилась до мастера и ушла на пенсию. Дед был вроде бы москвич, всю жизнь оттрубил водителем на автобазе. Предки отца прибыли откуда-то из Сибири. Все они тоже были простыми работягами, и только мои родители из всей семьи «выбились в люди» – то есть обзавелись высшим образованием. Отец и по сию пору прозябает в фотолаборатории Министерства лесной и деревообрабатывающей промышленности, через день упиваясь казённым спиртом, выдаваемым для протирки оптики. А мама, зевая от скуки, вот уже двадцать лет редактирует заводскую газету.

– Я плохо знакома с родовыми корнями, – туманно откликнулась я, доканчивая резать помидор и грозно глядя на хихикающую подругу. – Вполне вероятно, что аристократы и в самом деле присутствовали среди моих родственников. Отец у меня международный журналист, мама – главный редактор крупного издательского холдинга.

– Какие поразительные снимки, – чтобы увести разговор от неприятной темы, польстила старухе Лазарева. Было заметно, что она очень хочет понравиться родственнице Глеба. – Это ваши предки?

– Да, наша родословная древняя, – заглотила наживку Екатерина Павловна.

– А кто этот усатый франт? – встряла Ольга, вырывая инициативу у Лазаревой и перетягивая одеяло на себя.

– Это граф Белозерский, знаменитый адвокат, не уступающий по красноречию самому Плевако, – пустилась в пояснения старуха.

– А почему он с серьгой в ухе? – настырно допытывалась Ольга. – Разве адвокаты носили серьги? Я думала, что серьгами украшали себя только моряки и пираты. Когда пират брал корабль на абордаж, он прокалывал в ухе дырку. И когда моряк пересекал экватор, он тоже вдевал в ухо серьгу. Это было вполне обоснованно, отмечая таким образом некие вехи в судьбе обладателя серьги. Может, и среди адвокатов было заведено после выигранных процессов украшать себя серьгами?

– Вовсе нет, – обиженно поджала и без того узкие губы Екатерина Павловна, и по тому, как бабушка Глеба посмотрела на Ольгу, было понятно, что расположение старухи подруга моя безвозвратно утратила и девушкой Глеба ей никогда не стать. – Эта серьга – фамильный амулет, приносящий удачу. Она и сейчас передаётся в нашей семье по мужской линии.

– Неужели отец Глеба носит её в ухе? – жгла мосты Ольга, обиженная лестным замечанием в мой адрес.

– Деточка, вы слишком любопытны, – давая задний ход, проговорила старуха Белозерская. И, остановившись в дверях кухни, обернулась ко мне: – А вас, Сонечка, я приглашаю бывать у нас по-простому. Мы с Глебушкой будем рады видеть вас в любое удобное вам время.

Домой мы с Ольгой возвращались на такси, которое оплатил Белозерский.

– Не понимаю, что на меня нашло? – кусая губы, бормотала Ольга. – И чего я привязалась к этой серьге? Какая мне разница, где её носит отец Глеба?

Я молчала и смотрела в окно, стараясь улыбаться так, чтобы в темноте салона машины моё довольное лицо было не слишком-то заметно. Девочки из бедных семей, такие, как я, всегда мечтают о принцах. И вот он – Глеб Белозерский! Принц на белом коне! Пусть не слишком красивый, пусть не слишком умный и не очень-то мужественный. Скорее даже наоборот. Робкий какой-то и неуверенный в себе. Зато богатый. Что может быть романтичнее, чем выйти замуж за сына банкира? Так и вижу частный самолёт, на котором мы с Глебом летим на семейный обед к его папе в Майами. Стройный, подтянутый банкир Белозерский, с шоколадным загаром и ослепительной улыбкой, встречает нас на белоснежном лимузине и везёт в свою резиденцию. У банкира собирается весь бомонд – актёры, режиссёры, художники и певцы, и со всеми семья Белозерских на короткой ноге.

Следующий кадр. Я разгуливаю по террасе в развевающемся красном платье с бокалом вина в руке, и морской ветер обдувает моё разгорячённое лицо. Рядом идёт красавец брюнет. Возможно, он тенор. А может, футболист? Иди даже известный актёр. А впрочем, это неважно. Рядом со мной прохаживается кто-то невероятно красивый и знаменитый и осыпает меня комплиментами. Муж меня не ревнует. Глебу хорошо тогда, когда счастлива я. Со временем я к нему привыкну. Быть может, даже полюблю. И жизнь окончательно обретёт гармонию. Ещё одна смена кадра. В Москве нас с Белозерским тоже ожидает вечная сказка. Мы ходим по выставкам, спонсируем театральные постановки, и о нас по всей матушке-России гремит слава как о меценатах сродни Морозову и Мамонтову. И, может быть, я даже открою свою продюсерскую фирму и буду продвигать молодые таланты. Я так люблю кино и театр и мечтаю стать продюсером!

Когда я поделилась планами с Ольгой, подруга заявила, что продюсерская фирма – это ерунда. Гораздо интереснее владеть пиар-агентством и продвигать политиков и социально значимые проекты. Может, она и права. Это ведь тоже, по сути, близко к творчеству. В душе я всегда хотела вращаться среди людей искусства, а в экономический вуз поступила исключительно по настоянию мамы. Семейный союз с заштатным фотографом мама считает чуть ли не самой большой своей ошибкой и очень не хочет, чтобы я её повторила.

– В университете женихи – как на подбор, – говорила мама, пересчитывая деньги, вырученные за старенькую дачу, которую им с отцом пришлось продать, чтобы простимулировать моё поступление. – И очень даже хорошо, что отделение называется «Финансы и кредит». Наверняка там учатся дети банкиров. Вот выйдешь замуж за сынка банкира, тогда и занимайся, чем душе угодно. Хочешь – певцов продюсируй, хочешь – кино снимай. С большими деньгами любая блажь позволительна.

Глеб, несомненно, и есть тот самый жених, о котором говорила мама. Само собой, я ощущаю некоторую неловкость, ведь это Ольга влюблена в Белозерского, а я не так чтобы очень. Даже скорее наоборот. Зато бабушке Глеба больше понравилась я. И хочется кому-то или нет, я ни за что на свете не упущу своего счастья. И что с того, что весь прошлый год, посещая подготовительное отделение, я встречалась с Маратом? Шарафутдинов не может не нравиться. Он, несомненно, красавчик. К тому же речист, паразит, как телевизионный комментатор. Но что с Маратика возьмёшь, с нищеброда иногороднего? Мама костьми ляжет, но не позволит мне выйти за него замуж. И в принципе я её понимаю.