Наталья Александрова - Священный изумруд апостола Петра

– Не-ет… – отозвалась девушка испуганным голосом, – оно действительно…

– Ну и отлично! – Старший потер руки. – Так в какой палате больной Лисицын?

– В четве-ертой… – пролепетала медсестра.

– Я вижу, ты девушка сообразительная! – Молодой парень убрал пистолет. – Сиди и не вздумай поднимать шум, а то, знаешь, не хочется, чтобы ты из сестрички превратилась в пациентку!

– Я ни-икому… я ни-ичего… – проблеяла медсестра.

– Конечно, никому! Только ты мне мобильник свой отдай!

Девушка всхлипнула и отдала ему мобильный телефон.

После этого парень нашел и перерезал провод сигнализации и погрозил сестре:

– Смотри у меня!

Старший с сомнением взглянул на нее, но молодой уверенно проговорил:

– Все в порядке, я ей верю!

Однако, едва визитеры скрылись за дверью четвертой палаты, девушку словно подменили. Растерянность и испуг исчезли, она сбросила их, как маску, сделалась собранной и решительной, вытащила из потайного кармашка второй мобильник, нажала кнопку быстрой связи и вполголоса проговорила:

– Александр Иванович, они пришли!

Трое мужчин в одинаковых черных костюмах прихватили стоявшую в коридоре каталку и вошли в четвертую палату.

Свет в палате был выключен, но в ней было не совсем темно: в окно лился бледный обманчивый свет полной луны, удивительным образом изменявший людей и предметы, придававший им какие-то фантастические очертания.

В палате стояли три кровати.

На одной из них громоздился толстый дядька лет пятидесяти, он спал, время от времени оглушительно всхрапывая. Вторая кровать была пуста, на третьей лежал человек, лицо которого наполовину закрывали бинты. Та часть лица, которая была видна из-под повязки, представляла собой сплошной багровый кровоподтек.

– Этот? – вполголоса проговорил один из мужчин в черном, вопросительно взглянув на старшего.

Старший достал из кармана фотографию, сравнил ее с лицом человека на кровати, поморщился:

– Его так отделали – мама родная не узнает…

Он включил фонарик, посветил на изголовье кровати.

Там висел прозрачный пластиковый конверт с результатами анализов и осмотров. На этом конверте была яркая наклейка с именем пациента: «Лисицын А. Е.»

– Этот, – кивнул старший. – Начали!

Его молодые помощники подкатили к кровати каталку. Прежде чем переложить на нее больного, связали его руки скотчем, тем же скотчем заклеили рот. Больной проснулся, забился, пытаясь вырваться, громко замычал.

– Лежи тихо! – прошипел старший. – Лежи тихо, если хочешь остаться живым!

Толстяк на соседней кровати оглушительно всхрапнул, приподнялся на локте, сонно забормотал:

– Я ей всю зарплату, до копейки, а она, стервь, все на своего Стаса Михайлова пялится… я ей говорю – переключи на футбол, а она меня – сковородой чугунной…

– Спи! – шикнул на него один из людей в черном.

Толстяк послушно уронил голову на подушку и снова громко захрапел.

Больного переложили на каталку, выкатили в коридор.

Дежурная медсестра за столиком старательно сделала вид, что спит и не имеет к происходящему никакого отношения.

Три человека с каталкой покинули отделение, подошли к лифту.

Едва эти трое вышли из четвертой палаты, дверца встроенного шкафа бесшумно приоткрылись, и оттуда выскользнул высокий человек в больничной пижаме. Одна его рука была на перевязи, лицо – в подживающих синяках, полголовы выбрито и залеплено пластырем.

Это был Лис.

Несколькими минутами раньше он внезапно проснулся.

Его разбудил и негромкий шум в коридоре, и остро развитое чувство опасности.

Взглянув на часы, он увидел, что часовая стрелка приблизилась к четырем.

Четыре часа ночи, самое глухое, темное, мрачное время.

Время, когда человеческий организм меньше всего готов к сопротивлению. Сотрудники всевозможных силовых служб хорошо это знают, поэтому именно в четыре часа ночи они врываются в дома своих противников, чтобы застать их врасплох.

Значит, доносящийся из коридора шум, приближающиеся шаги – это не случайность. Кто-то пришел по его, Лиса, душу…

Лис действовал молниеносно.

Он вскочил с кровати, схватил с ее спинки пластиковый конверт с именем и медицинскими бумагами, перевесил на кровать своего соседа, доставленного в больницу накануне после ДТП. Такой же конверт с соседней кровати спрятал под подушку.

– Извини, друг! – проговорил вполголоса, взглянув на соседа, и юркнул в шкаф.

Дверь палаты уже открывалась.

Теперь, когда люди в черном ушли, увозя постороннего человека, Лис развил бурную деятельность.

Оставаться в больнице было нельзя.

К счастью, его одежда висела в шкафу.

Лис переоделся и выскользнул в коридор.

Три человека в черном спустились в кабине лифта на первый этаж, выкатили каталку на широкий пандус, покатили ее к припаркованному поблизости микроавтобусу.

Человек на каталке лежал неподвижно, только широко открытые испуганные глаза говорили о том, что он в сознании.

Люди в черном подошли к светло-зеленому микроавтобусу, один из них открыл заднюю дверцу. Они уже собирались втолкнуть каталку внутрь, как вдруг за их спинами раздались быстрые шаги, сухое щелканье предохранителей.

Из темноты возникли несколько бойцов в камуфляже, вооруженные короткими десантными автоматами, широкой цепью окружили микроавтобус.

– Стоять! – рявкнул командир группы захвата, наведя свой автомат на старшего. – Руки за голову!

Люди в черном переглянулись.

Старший поморщился, сделал глазами знак – не сопротивляться.

Перевес был явно не на их стороне плюс фактор неожиданности. Кроме того, их окружили явно представители серьезной конторы, ссориться с которой ему никак нельзя, если он рассчитывает остаться в своей профессии.

Люди в черном замерли, закинув руки за головы.

Спецназовцы быстро и профессионально обыскали их, забрали оружие, отвели в сторону.

Из темноты появился мужчина средних лет с холодными пронзительными глазами и сурово сдвинутыми бровями. Он подошел к старшему из тройки, взглянул на него и поморщился:

– Ты, Николаев?

Человек в черном опустил глаза, сглотнул:

– Я, Александр Иванович…

– Это кто же такой? – шепотом спросил один молодой «человек в черном» другого.

– Полковник Стрепетов, – так же шепотом ответил тот. – Известная личность!

– Ну, и что все это значит, Николаев? – процедил полковник, оглядывая своего собеседника с ног до головы. – Ты же раньше в рамках закона держался, а теперь уже до похищения человека докатился? Ты ведь Уголовный кодекс не хуже меня знаешь, ты знаешь, какая это серьезная статья!

Человек в черном угрюмо молчал.

– Ты ведь теперь на Басаргина работаешь? Знаю, знаю… плохо работаешь, Николаев! Когда у меня работал, большие надежды подавал, я думал, со временем заменишь меня, а теперь – прокол за проколом! Я ведь знаю, как ты своего шефа прошляпил. Похитили его, бумаги важные заставили подписать…