Марина Серова - Кошелек или жизнь?

Сутенерша Эльвира на самом деле нашлась в баре — привычно сидела у стойки и беседовала с официантками. Видимо, так проходил весь ее рабочий день по подбору клиентуры на ночь, и, судя по веселому хохоту, эта женщина чувствовала себя на своем месте и была довольна интересной, творческой работой.

— Верок, я чего спросить тебя хотела, — льстиво погладила Эльвиру по плечу Марья Ивановна.

— Эта? — оглянулась Эльвира, бесцеремонно осматривая меня с ног до головы. — А что — на этот раз подходит, что-то даже на тебя не похоже.

Понятно — видимо, добренькая Марья Ивановна не раз рекомендовала Эльвире желающих подработать девушек.

— Влипла, что ли? — обратилась ко мне Эльвира. — Или какого шайтана?

— Влипла, это точно, — сказала я вполне правдиво, имея в виду кораблевскую непонятную историю. В баре было темно, и мне плохо было видно в полумраке лицо Эльвиры, которая от этого казалась эдакой всемогущей, загадочной дамой.

— Ладно, приходи, — разрешила Эльвира. — Только не раньше восьми вечера. Раньше тут делать нечего. А там разбираться с тобой будем.

Кивнув, я поспешила выйти из этой тошнотворной «Реченьки». Марья Ивановна получила несколько ценных указаний и устроилась в холле в позе дозорного, провожая меня глазами. Сев в машину, я сразу же достала бумажку со списком адресов и прикинула, какой дорогой быстрее добраться до интересующего меня дома.

Дверь открыла юркая, худенькая бабуся, похожая на мышку, в которой я без труда признала мать Кораблихи.

— Станислав дома? — спросила я с порога.

— А что толку-то? — ответила мне бабуся вопросом на вопрос.

— Я из милиции, — сказала я, мягко отстраняя бабушку с пути и широкими шагами проходя в комнату. Мне бы еще сапоги со стуком да фуражку с кокардой — цены бы Танечке Ивановой не было. Но бабуся перепугалась и так, одних только моих слов.

— Я знала, что до этого дело дойдет. Всем говорила, а меня не слушали. А я говорила, всегда говорила. А теперь сами разбирайтесь. Что хотите! У меня и так прошлым летом предынфарктное состояние было, — пролепетала бабуся и мгновенно исчезла с глаз, хлопнув дверью в свою комнату. Из комнаты было слышно ее неразборчивое и, по всей видимости, привычное шипение, которое меня не слишком интересовало. Следовательно, Стасик дома, остальное не важно.

Стасик действительно нашелся в маленькой, полутемной комнате. Я даже не сразу заметила в полумраке, что здесь кто-то есть. Сильно пахло дымом и еще какими-то медикаментами — как в больнице.

— Ой, не включайте света. Он не хочет, — послышался из угла женский голос, и я опустила руку, которой пыталась нащупать выключатель.

— Вы от Валерия Семеныча? — спросил голос.

— Да, а что? — сказала я, слегка запнувшись.

Кто такой Валерий Семенович? Что все это значит? Пожалуй, лучше и правда пока не включать свет: в темноте все кошки серы, сойду за посыльную от Валерия Семеновича. К счастью, сама я превосходно вижу и ориентируюсь в темноте — недаром глаза зеленые, как у кошки.

— Я просто в отчаянии. А сам он не мог подойти? Да ладно, мы договорились, что в крайнем случае пришлет кого-нибудь, если совсем… труба…

— А что… совсем труба? — поинтересовалась я осторожно.

— Наверное, передозировка. Весь трясется, никого к себе близко не подпускает. Что-то говорит непонятное. И не отпускает тоже — хорошо, телефон под рукой, я хоть смогла Валерию Семеновичу дозвониться…

В темноте я хорошо различила худенькую длинноногую фигуру девушки — ну, конечно же, это была Галка — непослушная дочь Марьи Ивановны, она нервно ходила по комнате с сигаретой в руке. Наверное, уже полпачки выкурила, судя по тому, какой в помещении стоял дым. А Валерий Семенович — это, похоже, нарколог из гостиницы, но на всякий случай надо проверить…

— Ближе к выходным у наркологов перегрузка, — вздохнула я, сделав паузу и ожидая, не будет ли недоуменных вопросов.

— Вот и Семеныч так же говорит, — эхом отозвалась из угла Галка, подтверждая, что мои догадки оказались верны.

— Так в чем дело? — спросила я тихо, пытаясь соответствовать доверительной интонации медиков.

— Он сейчас… чуть не убил сам себя. Вены начал резать. На одной руке — вон видите, я завязать успела. Кошмар какой-то был! Кровища, бабка спряталась и не выходит. А я отойти не могу — вдруг он опять начнет? Хорошо, хоть телефон под рукой, — повторила Галка шепотом. — Не пойму, он заснул, что ли? Что делать? Хорошо, что вы пришли.

В углу на кровати лежал человек с широко открытыми глазами и шептал какие-то несвязные слова. А я-то думаю, откуда такой странный звук раздается, вроде тихого свиста?

— А что говорит-то? — спросила я Галку, которая нервно выпускала клубы дыма мне в лицо.

— Бред какой-то. Полный бред. Что-то про отца или отчима. Какое-то убийство. Или сам грозится кого-то убить — себя, что ли? Он сейчас не в себе совсем — никогда его таким не видела.

— Попробуем сначала психологические методы, без медикаментозного вмешательства. Иногда это помогает, — заявила я авторитетно.

— Гипноз?

— Только не мешай. Что бы я сейчас ни говорила — молчи, а то все испортишь. Ясно?

— Конечно, — прошептала Галка, сразу же отошла и села за стол. — Свет включить?

Стасик смотрел на меня неподвижным, невидящим взглядом. Даже в полумраке можно было хорошо разглядеть провалы под глазами на молодом и, судя по видеозаписи, симпатичном лице, которое теперь было мертвецки искаженным. Сколько же он сегодня ширнулся или выкурил какой-нибудь дряни, чтобы загнать себя в такой угол?

— А теперь тебе придется ответить, — начала я, и Стасик поднял с подушки голову, дернулся навстречу моему голосу.

— Ты кто? — спросил хрипло. — Я так и знал, что придешь. Пришла…

— Да, пришла, — только и нашлась я сказать.

— А я почему-то смерть не такой представлял, — прошептал Стасик. — Думал, что она старая, страшная. Старуха с косой, наподобие моей бабки. А она, оказывается, молодая. А чего? Так и должно быть. Я-то еще молодой, за такими, значит, молодая приходит, красивая. Смотри-ка, а ты красивая. Я тебя не боюсь даже совсем. Красивее Галки, ложись со мной, а? Ну чего ты? Давай покувыркаемся — и ты меня к себе заберешь, такой кайф, наверное, будет…

На всякий случай я повернулась к Галке и приложила палец к губам, чтобы та не вмешивалась, — но девушка и так сидела, оцепенев, слушая бормотание Стасика, набирающее скорость. Парня, как говорится, прорвало и понесло…

— Где Кораблев? Александр Денисович? — спросила я отчетливо.

— А, вот чего! Ты сначала все из меня выпотрошить хочешь, чтобы чистеньким взять? — пробормотал Стасик, несколько снижая градус своей экзальтации. — Ну да, конечно. Да только я не виноват ни в чем. Точнее, не во всем виноват.