Татьяна Устинова - Закон обратного волшебства

И потому она выбрала второй вариант, которого не было в первоначальной программе. Посмотрев на Раису, она хотела что-то спросить, но не стала, решительной рукой открыла дверь и вошла в кабинет.

Илья Решетников сидел за письменным столом, читал и швырял на пол какие-то бумаги. Бумаг была целая куча.

— А говорят, вы человека убили, — с порога произнесла Анфиса, — правду говорят или врут?

— Врут, — не поднимая глаз, ответил Решетников и очередную бумажку швырнул не просто так, а скатал в комок и кинул его в стену. Комок отскочил и приземлился на диван, где уже валялось несколько таких комков. — Хотя со стороны оно выглядит… похоже.

— Кто оно?

Тут он поднял на нее глаза. Абсолютно несчастные и очень сердитые.

— Вы кто? — спросил он.

Анфиса неторопливо стянула с плеч дубленку и пристроила ее на вешалку, поверх длинного кашемирового пальто.

Вот черт побери, как все сэры в последнее время полюбили кашемир, хоть бы и на автобазе.

— Не придуривайтесь, — велела она хладнокровно. — Вы отлично меня помните. Я Анфиса Коржикова. Я бинтовала ваши раны на поле боя, — и она подбородком указала на его щеку. — Вы заказали мне расследование и обещали денег дать.

— Никакого расследования, — отрезал тот, — тут милиции полно. Теперь ихнее расследование будет.

— Нужно говорить «их», а не «ихнее», — невозмутимо сообщила Анфиса. — Почему здесь полно милиции?

— Слушай, дамочка, ты отвянь от меня, а? — попросил он и опять стал читать бумажки. — Ну, не до тебя мне, ей-богу!

— Не отвяну, — сказала Анфиса, свалила на пол кучу листов, вытащила стул и уселась. Листы упали безобразной кучей.

Илья Решетников проводил их глазами и вдруг рассвирепел:

— Ты чего это тута швыряешься, а?! Расшвырялась! Это тебе не Курский вокзал, ты мне всю почту перебуровила! Давай вали отсюда, а?

— Надо говорить «тут», а не «тута»!

— Мне плевать, как надо, а как не надо!

— А раз плевать, так и говори грамотно!

— А я грамоте, блин, не обучен!

— Раз читать умеешь, значит, обучен!

— А тебе какое дело, умею я читать или не умею!

— А мне никакого дела нету!

— Ну и вали отсюда! Вали, вали, пока цела! Пока я тебя в окно не выкинул!

— Не выкинешь ты меня в окно!

— Да почему не выкину-то?! — совершенно потерялся Илья Решетников и стал подниматься из-за стола. — Давай, давай отсюдова на фиг!

— Надо говорить «отсюда», а не «отсюдова»!

— Да блин!!!

— Да не блин! — перебила его Анфиса. — А на окнах у тебя решетки, и ты меня не выкинешь, понял!

— Да не фига я не понял! Мне пять часов дали, чтобы дела в порядок привести, а тут ты лезешь! Лезут, блин, всякие! Дверь открыта, чеши отсюда!

Выговорив «отсюда», а не «отсюдова», он вдруг замолчал и улыбнулся.

— Отлично, — хладнокровно похвалила Анфиса. — Молодец. А теперь скажи мне, что случилось.

Он несколько секунд колебался — плюхнуться обратно в кресло или вылезти из-за стола — и предпочел вылезти. Анфиса следила за ним глазами.

— Куришь, нет?

Она отрицательно покачала головой. Илья достал сигарету, прикурил и посмотрел на нее сверху и сбоку.

— Слушай, — вдруг удивился он, — а я ж тебя видел!

Она повернулась, склонила голову к плечу и подняла подбородок, ну ни дать ни взять принцесса Уэльская на приеме! Королева Непала, блин!..

— Ну, конечно, видел, — сказала она спокойно, — или ты вправду ненормальный? Хотя… вроде не похоже. Мы встретились в аптеке. Ты был раненый командир, а я полевая медсестра.

— Да я тебя еще раньше видел, — сказал он с удовольствием, — ну конечно, а я все думаю где!.. На остановке. Ты из машины выбралась и зачем-то в троллейбус ломанулась. Ты зачем из машины в троллейбус ломанулась?

Анфиса помолчала, разглядывая его, а потом сказала:

— Это не имеет значения. Я тебе потом расскажу. У меня — своя игра. Ты мне лучше скажи, что у тебя случилось.

— У-у, — промычал он, прикуривая, — у меня жуть что случилось. Тебе не понять, радость моя. Вали в свою аптеку, спасибо, что зашла.

Анфиса, поднялась со стула, переступила через бумажную гору, одернула узкий пиджачок и подошла к сэру Квентину.

— Значит, так, — сказала она и помахала рукой, разгоняя дым. — На работу я уже все равно опоздала, и полную смену мне не зачтут. Давай быстро расскажи мне, в чем дело, и мы попытаемся разобраться.

— Мы?! — переспросил сэр Квентин, поразивший два десятка сарацинов в первом крестовом походе. — Мы попытаемся разобраться?

— Мы, — хладнокровно подтвердила Анфиса, — именно мы. Ты меня для чего нанимал? Для того, чтобы я разобралась, кто тебя травит. Если тебя сначала травили, а потом убили твоего зама, значит, дела совсем плохи. Так я понимаю или не так?

— Я так понимаю, — сказал он с ударением на слове "я", — что мне Игорек три часа дал, чтобы я дела в порядок привел. А ты мне мешаешь.

Анфиса помолчала. Внизу, за мутным стеклом, виднелись крыши фур, похожие сверху на цветную пастилу — длинные ровные палочки. И «мерин» стоял как-то поперек.

Нелогично.

— Два вопроса, — проговорила она сухо. — Кто такой Игорек? И почему три часа? Вначале было пять!

Илья Решетников опять засмеялся.

— Молодец, — похвалил он от души, — просекаешь!

— Что… я делаю?

— Ну, — он помахал сигаретой, — ну, схватываешь на лету, значит.

— Так сколько часов? Три или пять?

Он отвел опять глаза и потер бритую голову рукой с зажатой сигаретой.

— Три. Наверно, три. А Игорек Никоненко — мой дружок, мент. Он майором на Петровке. Знаешь, да? Лучше у Петрова на Майорке, чем у майора на Петровке. Ну, он майор, значит. Опер. Мы в Сафонове в одну школу… того… ходили.

— И что этот майор?

— Ну, он следом приехал, за этими, которые районные. Он приехал, и… не стал меня сразу сажать. Если меня сразу посадить, так это… контору закрывать надо. Прямо с ходу. Замок амбарный вешать. А он не стал. Говорю же, в школу вместе ходили! Он говорит — дела доделай, и я за тобой вечером приеду. А ты мне мешаешь! Иди уже, а?

Он докурил, рванул раму — она не открылась, — распахнул форточку и кинул наружу бычок.

— А ты что ему сказал, этому самому Игорьку?

— А что я? Сказал — спасибо тебе, браток! Вот теперь мне надо бабки подбить и… в СИЗО.

— Чего ты там не видел?

— Где?

— В СИЗО.

Он начал сердиться, но Анфиса не сдавалась:

— Зачем тебе надо в СИЗО? Или ты убил? Кого ты убил? Зама?

Илья Решетников кивнул быстро и виновато:

— Диму Ершова.

— Так ты его все-таки убил?

Он с размаху сел на стул, с которого Анфиса скинула бумаги. Сел и поставил ботинки на чистые листы. И взялся за голову.

— Я не помню! — сказал он и кулаками постучал себя по бритой башке. — Я не помню!! Мне… плохо стало, я очнулся, а рядом Димка. Мертвый уже, понимаешь? Зарезанный. А я не помню! Ну ничего не помню!