Татьяна Устинова - Закон обратного волшебства

Наталья кивала, как заведенная, и, заметив это, старик остановился и засмущался.

— Это я, как говорится, не в том смысле, — жарко зашептал он, — вы не думайте, голубушка, что я сумасшедший и что меня бы надобно упечь…. Как один из ваших написал… к профессору Стравинскому в клинику. Шизофрения, мол, и всякое такое. Тоже талант, большой талант, хоть и не Софокл, конечно.

— Кто… не Софокл? — переспросила Наталья, краем сознания опасливо отмечая, что старичок, может, и безобиден, но ненормален, это уж точно.

— Да этот ваш, — охотно объяснил старичок. — Писатель. Они все, писатели, знаете ли, немного якшаются с сатаной. Уж я-то знаю. Но когда это не переходит границ, мы смотрим сквозь пальцы, голубушка. Ну, куда же деваться! Гении, гении, мы их бережем, они наперечет. Во все времена наперечет. Да и посылать их часто нельзя, тонкие натуры, чистота восприятия, болезненность реакций… Вот и приходится ездить, а что поделаешь?.. Нынче все заняты!

— Кто?.. — тупо спросила Наталья и сглотнула. В горле было сухо. — Куда ездить?

— Гении, — сказал старичок с чувством и махнул рукой в коричневой вязаной перчатке. — А ездить к вам, сюда. Я очень люблю ездить, хотя мне это тоже тяжело. Слишком много впечатлений.

— Где? — снова тупо спросила Наталья.

— Да здесь у вас! — воскликнул старичок с негромкой досадой, а потом словно спохватился:

— Ох, простите, голубушка! Заболтал я вас совсем, но вынужден, вынужден был вмешаться! Нельзя никогда не вмешиваться, эдак с ума сойдешь совсем.

— С ума сойдешь?

— Ну да, — сказал старичок нетерпеливо. — Так вот говорю вам, голубушка. У вас все будет хорошо. Только прошу…

Он опять придвинулся, перехватывая ее пакет, и на нее опять пахнуло нафталином и лавровишневыми каплями — глубокой, неотвратимой, печальной старостью, у которой впереди только смерть.

— Прошу вас, голубушка, вы не раздумывайте слишком долго. И не берите ничего в голову. Ведь это так просто. Проще и не придумаешь!

— Что просто? — как зачарованная, вновь переспросила Наталья.

— Любовь, — нетерпеливо сказал старичок. — Как хороша была задумка, а? Как хороша! А люди все испортили. И портите раз за разом, вот что скверно! А вас я попрошу, уж раз я сам… Слушайте только себя, поверьте: все возможно, перестаньте страдать, и все будет просто отлично.

— Как можно перестать… страдать?

— Перестаньте, и все, — приказал старичок нетерпеливо. — У вас точно нет никакого повода, я-то знаю!

— Да откуда вы знаете?! — крикнула Наталья, и тут в сумке у нее зазвонил телефон.

Звук был резкий, сверлящий — трли-инь, трли-инь!..

Наталья сильно вздрогнула и как будто проснулась.

Маршрутка ехала по скудно освещенной дороге, ее трясло и качало, и пассажиры тряслись и качались вместе с маршруткой, сгорбив спины, прижимая сумки. Полотнище газеты трепетало перед Натальиным носом, сбоку дремал старичок с ее пакетом, а в сумке звонил телефон.

Что это было?

Сон?.. Бред?.. Галлюцинации?..

Она полезла в сумку и, как давеча кошелек, долго искала телефон, который трясся на самом дне и все заливался, заливался, и сосед вынырнул на поверхность своей газеты и покосился с неудовольствием. Кажется, хотел что-то сказать, но промолчал.

Телефон звонил, двигатель надсадно гудел, газета плавала перед носом.

Тоска, тоска…

Она нашла телефон, запястьем вздернула на лбу шапку и нажала кнопку:

— Да.

— Наташ, выходи, а?

— Да, — повторила она растерянно. — Да, я слушаю!

— А я говорю, — сказали в трубке с неудовольствием. — Ты слушаешь, а я говорю. Выходи, а?

— Откуда… выходить?

— Выходи из своей маршрутки.

Наталья зачем-то отняла от уха телефон и посмотрела на него. «Частный номер» — было написано в окошечке.

Частный номер означает, что звонит Илья. Больше ни у кого из ее знакомых не было никаких «частных номеров». «Частные» телефонные номера бывают в другой жизни.

— Алло, — сказал из телефона «частный номер» приглушенным голосом Ильи Решетникова" — ты где?.

— Я здесь. — Она рывком сунула трубку обратно к уху и замерла, стискивая сумку.

— Наталья, выходи. Ну что за ерунда, а? — спросил он жалобно. — Я за тобой гоняюсь, как идиот, а на самом деле я не идиот, хоть, может, и произвожу такое впечатление.

— Как… выходить? Куда выходить?

— Да на дорогу выходи! — сказал он нетерпеливо. — Попроси водилу остановиться, и выходи.

— Зачем?

— Затем, что я хочу с тобой поговорить. Очень сильно хочу. Поговорить, в смысле.

— А ты… где?

— На звезде, — произнес он раздраженно. — Я еду рядом с твоей маршруткой, блин. Я тебя вижу. Ты сидишь за какой-то газетой.

Наталья моментально уронила сумку, неловко приподнялась и уставилась в окно. Сосед с газетой двинул локтем, так что чуть не заехал ей в глаз. Ничего не было видно, только непроглядная мокрая гадкая темень, кое-где размытая мутным светом желтых фонарей. Какие-то машины и впрямь ехали мимо, и их было довольно много. Дурацкая газета ей мешала, и она смяла ее рукой.

— Послушайте, женщина, что вы делаете?!

— Ты что…едешь за мной?

— Давай ты выйдешь, и мы поговорим уже, а?

— Я не могу, — неизвестно зачем пропищала она в смятении, — я домой еду.

— Да ну тебя на фиг! — сказал он и пропал из трубки.

— Женщина, вы чего? Ненормальная, да?! Чего вы хватаете?!

— Извините, пожалуйста.

— Извиняться будешь в суде. Хватает она! Я читаю, а она!..

Маршрутка вдруг резко затормозила, так что граждане повалились вперед, а потом назад, и странный старичок проснулся, и сосед выронил свою газету.

— С ума сошел, твою мать?.. — заорал водитель. — Вчера, что ль, права купил, твою мать?! Ездить сначала научись, мать, мать, мать!..

— Молодой человек, здесь дети!

— Да что вы напираете, вы не напирайте!

— Держитесь, держитесь, я вам не клумба!..

— Да что ж ты, гад, делаешь?! — надрывался водитель. — Сволочи!.. Раз у них «мерины», значит, им можно все, да? А я твой «мерин» в гробу видал!

— Мужик, мужик, ты на дорогу смотри! Смотри на дорогу, не дрова везешь-то!

Маршрутка еще раз затормозила, вильнула и, съехав на обочину, еще некоторое время потряслась по кочкам, а потом встала.

— Ну, я тебе щас! Ну, блин, щас я тебе покажу, как подрезать на темной дороге! Козлина, блин!..

Граждане пассажиры привстали со своих мест, чтобы во всех подробностях рассмотреть, как водитель будет показывать «козлине», что именно следует, а чего не следует делать на темной дороге.

Все жаждали хлеба и зрелищ.

Прежде всего зрелищ.

Водитель наотмашь распахнул дверь — моментально потянуло сыростью и запахом автомобильной дороги, — выпрыгнул и в свете фар перебежал к обочине. Граждане пассажиры присобрались и поднапряглись.

Что там происходило на обочине, так и осталось неясным, потому что заняло всего три секунды. Потом с лязгом отъехала дверь маршрутки, сидящие близко подались назад, как в комедии положений, и молодой, наголо бритый мужик всунулся в салон почти по пояс.