Татьяна Устинова - Персональный ангел

Нужно быть стойкой, послышался голос отца.

Всегда нужно быть стойкой и уметь управлять собой. У него такая работа, у этого Дудникова. Конечно, он должен тебя подозревать.

Тимофей приказал избавиться от меня. Он уверен, что я его сдала. Я громче всех кричала – у нас утечка информации. Все это случилось из-за меня.

Стараясь сфокусировать зрение на “молодом арийце”, Катерина ответила, старательно выговаривая слова:

– Я ни с кем не обсуждала изменение маршрута. Я сама была в той машине. Тимофей Ильич защитил меня от осколков. Если бы его не было рядом, меня, наверное, застрелили бы. Я не знаю, как вести себя, когда в меня стреляют.

Он не верит мне, подумала она с тоской. Теперь так будет всегда. Мне никто никогда не будет верить. Даже близкие. Даже Приходченко со Скворцовым. Даже Сашка Андреев и Милочка Кулагина. Как я буду с этим жить?

– Хорошо, – брезгливо произнес Дудников. – Кому вы сообщили… эксклюзивную информацию, которую получили у Тимофея Ильича?

– Никому, Владимир Викторович. Я уже говорила.

– С кем из журналистов вы дружите?

– Я должна перечислить пофамильно?

– Да, конечно. Я должен проверить все каналы информации.

Вспоминая, она забубнила имена и названия изданий. Дудников на нее не смотрел. Очевидно, ему было противно.

– Достаточно, – остановил он ее, когда список перевалил за двадцать человек. – Напишете на бумаге и отдадите. Я должен осмотреть ваш кабинет на предмет наличия подслушивающих устройств. Я хочу это сделать прямо сейчас.

– С Приходченко договоритесь, – вяло отозвалась Катерина. – И делайте что хотите. Мне нечего от вас скрывать…

Они искали довольно долго и, конечно же, ничего не нашли.

– Езжай домой, Кать, – предложил Приходченко и потер ладонями лицо. – Поспи.

– Ты что, ненормальный? – спросила Катерина. – Вряд ли я теперь когда-нибудь смогу спать.

– Утром все придут, – сказал Приходченко, неприятно морщась, – и узнают, что у нас был обыск. Представляешь, что будет? Что мы людям-то объясним?

Этого Катерина вынести уже не могла. Скуля без слез, как побитая собака, она пошла к выходу из своего разгромленного кабинета.

– Оставьте портфель, – распорядился сзади Дудников. – И привезите завтра все портфели и сумки, с которыми вы ходили на работу. А лучше наш сотрудник сейчас с вами подъедет и заберет…

– Слушаю. Кольцов.

– Мы нашли, Тимофей Ильич. – Голос Дудникова был полон скромного торжества. Тимофей снял очки.

– Что? – спросил он холодно.

Со времени звонка шефа службы безопасности в Женеву он весь был как замороженный. Как дохлая рыба, год пролежавшая в морозилке.

– “Жучок”, Тимофей Ильич! – Дудников чуть ли не пел. – В портфеле у Солнцевой. В общем, все как мы и предполагали. Очень мощное подслушивающее устройство.

– Понятно, – сказал Тимофей. – Кто покупал информацию, выяснили?

– Нет еще, Тимофей Ильич!

– Так чего же радуетесь? Выяснить и доложить! – рявкнул Тимофей.

– Слушаюсь, Тимофей Ильич, – пробормотал Дудников.

Держа в руке смолкшую трубку, Тимофей долго смотрел в угол. С ним теперь такое часто бывало. Он забывал, что именно должен делать с тем или иным предметом. И еще он подолгу смотрел в одну точку и ни о чем не думал.

Работала какая-то часть сознания, отвечающая за деловые встречи, переговоры и звонки.

Он даже не мог вспомнить, что говорил и делал все это время, как управлял своей империей. Очевидно, как-то управлял, потому что никто, кроме близкого окружения, ничего не заметил. Иногда ему казалось странным, что еще полгода назад никакой другой части сознания, которая теперь почти умерла, у него не было вовсе. Почему же ему так хочется умереть вместе с ней?

Его стало все безразлично. Ни в чем не было никакого смысла.

Заметка о его детстве вышла всего в двух изданиях, читаемых, но известных своим враньем.

Зато подробностями злодейского покушения на жизнь великого Тимофея Кольцова были полны все газеты, телевидение и радио.

Программа “Время” усмотрела в этом подкоп под будущие президентские выборы. Газета “Коммерсант” – истребление честных бизнесменов. Журнал “Деньги” разразился огромным аналитическим обзором всего, что было сделано Тимофеем Кольцовым на благо родной экономики.

Рейтинги взметнулись до небес.

До выборов оставалось меньше месяца.

Катерину он потерял.

Он посмотрел на трубку, до сих пор зажатую в руке. Неужели еще недели не прошло с того самого дня, когда он подслушал ее разговор с Юлией Духовой в пиццерии, примыкающей к “Хилтону”, и мечтал о том, как купит ей кольцо?

Я не буду вспоминать, велел он себе вяло. Кажется, когда-то я уже говорил себе это. Или нет?

В дверь заглянула секретарша.

– Тимофей Ильич, – сказала она озабоченно, – у вас что-то с телефоном. Я никак не могу связаться уже полчаса…

Она осеклась, увидев в его руке трубку.

– Простите, – пробормотала она, отступая. – Абдрашидзе звонит.

Тимофей посмотрел на трубку и осторожно пристроил ее на аппарат.

– Я не буду с ним разговаривать, – сказала одна его часть. Другая, сжатая в булавочную головку, наблюдала со стороны.

Еще на прошлой неделе он был уверен, что сможет жить, а не наблюдать жизнь со стороны. Ты что-то совсем раскис.

Я не раскис. Меня просто больше нет. Есть кто-то другой. Может быть, я прежний. Но того меня, который покупал сережки у Тиффани и хохотал утром над сонной Катериной, больше нет.

– Я завтра лечу на Урал, – заявила секретарше та, уцелевшая часть. – Попозже соедините меня с Сердюковым и Николаевым.

Когда за секретаршей закрылась дверь, он еще долго смотрел на очки, соображая, что именно должен с ними сделать.

– Игорь, – убедительно сказал Приходченко, – ты хоть сам-то пойми, что это невозможно. Невозможно, понимаешь? Катерина не могла его сдать. Она его любит. Как бы сентиментально это ни звучало.

– Ты ничего не знаешь о жизни, – заявил Абдрашидзе, – если утверждаешь, что какая-то, блин, любовь имеет значение, когда на карту поставлены такие деньги и идет такая борьба.

– Да вы же нас проверяли, прежде чем наняли! Да это полный идиотизм – сдавать своих, даже с профессиональной точки зрения! На это в здравом уме и твердой памяти никто не пойдет! Это самоубийство, Игорь! Как же ты не понимаешь?!

– Не ори, – попросил Абдрашидзе. – Я знаю еще по ТАСС, как ты стоишь за своих. Так что не надо поражать мое воображение.

– Я не собираюсь поражать твое воображение. Я твердо знаю, что Катька – честнейший человек. Конечно, она увлекается, и с Тимофеем у нее роман, что как бы говорит против нее, но ты сам посуди, зачем она сохранила портфель с “жучком”, если знала, что материал вот-вот выйдет?! Почему не выбросила в Москву-реку? Почему поперлась с боссом на дачу, если знала, что готовится покушение? Почему не отвела от себя подозрения?! Кроме того, это же ее идея с подстраховочным вариантом о покушении, который в конце концов побил все рекорды?! Мы же не первый год замужем, Игорь, мы знаем, как хорош, как уместен бывает порой скандал! Тот, кто все это готовил, просчитался, Игорь! История с обстрелом на пустынной дороге честного и умного бизнесмена гораздо красивее, чем какие-то сплетни столетней давности о том, что он был беспризорником и его снимали в каких-то сомнительных киношках. Это недоказуемо, старо и не принесло никому никаких дивидендов, кроме того, что мы все переругались. И ведь Катька же придумала, как отвлечь внимание! Игорь, мы должны что-то делать. Ваш Дудников уже со своей колокольни не слезет, но мы-то на нее еще не влезали!