Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине

– Только обязательно позвони, – попросила она серьезно.

– Да, – сказал он тоже очень серьезно. – Да. Как только приду домой.

Это прозвучало обещанием, и он понял это.

Очень давно – годы – он никому и ничего не обещал.

– Поосторожней, – растерянно сказал он в последний раз и осторожно положил на прилавок раскрашенную в зеленое коробочку.

Она кивнула, и он быстро пошел к выходу из аптеки.

– Кто это? – спросила рядом Лида. – А, Клавка? Слушай, симпатичный какой мужик! Где ты его взяла? Он к тебе специально пришел? Поговорить?

– Да, – сказала Клавдия и наконец перевела дыхание. – Он приходил специально ко мне. Поговорить.

Андрей вошел в свой кабинет и, еще до конца не стряхнув с плеч мокрую куртку, набрал номер.

– Мам, – сказал он, когда ответили. – Это я. Вы как там? Не утопли?

Вполуха он слушал, как она ругает его за то, что вчера он так и не позвонил, а они волновались. Влажная от куртки рука застряла в плотном джинсовом кармане вместе с кассетами и обратно никак не вылезала.

– Мам, я тебя люблю, – перебил он мать и вытащил наконец руку.

– Ты что? – спросила она недоверчиво. – Заболел?

Или подлизываешься?

– Я не заболел и не подлизываюсь, я просто тебя люблю.

С трубкой, прижатой к уху, он уселся в кресло и расшнуровал ботинки. Несмотря на то, что весь день он почти не выходил из машины, ноги были мокрые.

– Это приятно слышать, – сказала мать растроганно. – Только ты как-то слишком редко это говоришь.

Он бы и сегодня не сказал, если бы не Сергей Мерцалов. Но матери об этом знать не полагалось.

– Ты приедешь в выходные? – помолчав, спросила мать. – Я бы пирогов напекла. Каких тебе больше хочется, с мясом или плюшек с изюмом?

– Мам, мне хочется и с мясом, и с изюмом. И еще с капустой и яблоками. И с малиной. – Она замораживала малину и иногда холодной осенью или среди зимы неожиданно пекла малинный пирог. – Я приеду, да. Но дело не в этом. – Он откинулся в кресле и потер глаза. – Мам, я привезу на выходные Клаву Ковалеву, ладно? Ей бы уехать из Москвы дня на два…

– Что случилось? – тут же спросила мать. – Что такое, Андрей?

– Ничего такого, – уверил он фальшиво. Почему-то при всех своих способностях к виртуозному вранью маме он врал плохо. Неталантливо. Без огонька. – Просто мне будет проще, если ты ее приютишь на время….

– Что значит – приютишь? – Мать встревожилась еще сильнее. – Она что, беспризорная собака? Что ты темнишь, Андрей!

– Я не темню! – сказал он. – Я тебе потом все расскажу. У нее определенные проблемы. Я до недавнего времени в них не верил, и напрасно, между прочим. Кстати, мам, я думаю, что мне на пенсию пора. Плох стал.

– Ну да, – сказала мать. – Понятно.

– Мама! – раздражаясь, прикрикнул он. – Я уже давно не в восьмом классе, и ты не поймала меня с куревом в школьной раздевалке.

Она засмеялась:

– Ну, ты ей помогаешь с ее проблемами, пенсионер?

– Я стараюсь, – сказал он честно. – Можно мне ее привезти?

– Ну зачем ты спрашиваешь? Да еще во второй раз? – В ее голосе чувствовалась смесь беспокойства и досады на сына за то, что он, по ее мнению, задает глупые вопросы. – Ну конечно, можно. Мы с отцом только счастливы будем. А она поедет? Она же у нас человек очень… деликатный.

– Привезу! – пообещал Андрей. – Я тебя целую, мамань. Ты – пупсик.

Он положил трубку, вытянул ноги и посмотрел на телефон. Потом снова набрал номер.

– Мам, – скороговоркой, чтобы не передумать, выпалил он, – скажи мне, если бы мне было двадцать лет, я бы только поступил в университет и решил жениться по безумной любви на какой-нибудь бесприданнице. На Клавке. Ты бы меня выгнала из дома?

– Андрей, – сказала Елена Васильевна, и голос у нее дрогнул, – ты что? Что с тобой, мальчик?

– Ничего, – ответило он резко. – Так выгнала бы? Она помолчала, как будто подумала.

– Ну, во-первых, я надеюсь, ты спрашиваешь несерьезно. Выпороть еще можно, а выгнать… А во-вторых… Наверное, я не была бы очень довольна, – сказала она, по учительской привычке тщательно взвешивая каждое слово и стараясь ответить максимально точно, – и отец вряд ли был бы доволен. В семье прибавился бы еще один ребенок – твоя жена, и нам, конечно, стало бы труднее. С другой стороны, если бы это действительно оказалась Клава, я не думаю, что у нас были бы проблемы. Она кинулась бы мне помогать с бабушкой и не доставила бы никаких хлопот. Кроме того, вы оба оказались бы у нас на глазах, а это гораздо лучше, чем весь вечер напролет изводиться – где ты, что с тобой, во сколько ты приедешь и так далее… Я ответила на твой вопрос, Андрей?

– Да, – сказал он. – Спасибо.

– Ты собрался жениться на Клаве? – спросила мать осторожно.

Ему так полегчало после того, что она сказала, что он даже развеселился.

– Пока нет! – Он засмеялся. – А что? Мне стоит подумать?

– Подумать всегда стоит, – ответила мать. – Ты постарайся ее не обижать, Андрюша. Может, милиционер ты хороший, но…

– Знаю, знаю, – перебил он, – я не умею жить в социуме. Пока, мам. Спасибо. В субботу с утра я ее привезу.

Дался им этот социум! Вот Клаве небось наплевать, умеет он жить в социуме или нет. Он вспомнил, как она смотрела на него в аптеке. В последний раз на него так смотрела Лена Фетисова в детском саду. Она была хорошенькой, черненькой, в бантах и белых колготках, и у них с Андреем Ларионовым была любовь. Кажется, после Лены на него никто так не смотрел.

Он с усилием стряхнул с себя мысли о Клаве и о Лене Фетисовой, как давеча мокрую куртку. Ему нужно было подумать.

Думал он довольно долго, до тех пор, пока не приехал Полевой.

– Что за осень, а? – сказал он с порога. – Холод, и льет как из ведра. Ты чайник хоть поставил?

– Нет, кажется, – сказал Андрей, оглядываясь на чайник, чтобы удостовериться, поставил он его или нет.

– Люську, кроме музыки, еще на балет отдали. Представляешь? – Игорь проверил, есть ли в чайнике вода, и включил его в розетку. – Совсем спятила баба. Я ей говорю – если тебе охота, иди сама в эту балетную школу.

– А она? – спросил Андрей.

– А она говорит, чтобы я заткнулся. Денег нет, мужа нет, жизни нет, так хоть ребенка в балет отдам…

Говорить было нечего, и они помолчали.

Все правильно.

Работали они много и тяжело, а зарабатывали столько, что даже сказать стыдно. От большинства из них давно поуходили жены и мужья, а те, которые остались, боролись, как правило, из последних сил. Кому-то помогали родители, кто-то уходил в частный сыск, остальные перебивались кое-как. Майор Ларионов на общем фоне существовал вполне благополучно – у него не было семьи, зато была квартира и машина. Машина была старая, а квартира – родительская, но все же, все же…

Ни за что больше не женюсь, твердо решил про себя Андрей. Нужно внести в текст присяги пункт, запрещающий вступление в брак. Вот и будет решение всех проблем. Вполне в духе национального идиотизма. Нас хлебом не корми, дай только что-нибудь запретить…