Татьяна Устинова - Богиня прайм-тайма

– Наверное, такой загар. Он только вернулся из Афгана.

Ирина Михайловна рассеянно почесала Мусю за ушком.

– Кого он так испугался?

– Меня, мам! Кого еще он мог испугаться!

– Ты к нему приставала?

– Ну конечно.

– А зачем он приезжал? Правда по делу?

– Правда.

– Или выдумал все?

– Мама, ничего он не выдумал! Или ты подозреваешь, что у меня с ним романтическая история?!

– Он не годится для романтических историй, – категорически заявила мать, – разве ты не видишь? Но ты можешь выйти за него замуж.

– Обязательно, – пообещала Алина Храброва.

Ники сворачивал с Ломоносовского проспекта, когда ему позвонил Бахрушин и велел немедленно приезжать.

– Где ты?

– На Ломоносовском.

Бахрушины жили на Маросейке, в Потаповском переулке. Ники несколько раз бывал у них, еще в той, нормальной и благополучной жизни.

– Что-то случилось, Леш?

– Я лечу в Афган. Завтра. Я хотел бы до этого с тобой поговорить.

– Сейчас приеду, – мигом отозвался Ники. – А что там, в Афгане?..

Он боялся услышать, что нашли… тело. Или тела.

– Ничего, черт побери, – ответил Бахрушин. – Даже слухов никаких. Какого рожна надо было брать заложников, если столько времени – ничего?!

Придерживая плечом трубку, Ники вытащил сигарету и повернул под стрелкой направо.

Дождь все шел.

“Все, кто тоже в подводной лодке, слушайте нас!” – шмыгая носом, сказала опечаленная Женя Глюкк, ведущая “Радио-роке”, которое Ники любил больше всего, и Шевчук грянул про “последнюю осень”. Наверное, дождь его тоже достал.

Поставить машину было негде, как обычно вечером в центре, и Ники долго крутился, заезжал с разных сторон и в конце концов приткнул “Лендровер” на свободный пятачок, но идти было далеко, и он весь вымок, пока дошел.

– Ты чего, на велосипеде ехал? – удивился Бахрушин, увидев его.

– Полотенце есть?

Короткие волосы были мокрыми, и кожа на голове казалась холодной, как лягушачья.

Бахрушин кинул ему полотенце.

– Штаны тоже будешь снимать?

Штаны снимать Ники отказался.

В этом доме всегда ощущалось Ольгино присутствие, и сейчас, когда ее не было, казалось, что это не семейный дом, а пустыня. Непонятно, почему так получалось.

Все на месте – книги, фотографии, любимые чашки, пузатый и довольно замусоленный медведь размером с ладонь на компьютере. Все как всегда.

И именно эта привычность вещей ужасала. Ники предпочел бы, чтобы все лежало в руинах, чтобы дымящиеся развалины остались от спокойствия и уюта, но только не эта “всегдашность” – словно ничего не изменилось, словно не произошло того, что даже не перевернуло, а остановило жизнь.

– Что ты смотришь? – спросил Бахрушин и остановил себя. И так было понятно, что.

Дома, когда он оставался наедине с собой, дела шли совсем худо.

– Ты выпьешь чего-нибудь?

– Я за рулем не пью, Леш. Принципиально.

У Бахрушина что-то уже было налито в стакане, он допил одним глотком и налил еще.

Ники сел на диван, наклонился вперед и потер лицо. Неожиданно оказалось, что он очень устал.

– Я завтра улетаю, – сказал Бахрушин. – Мне нужно найти этого, которого она записала на кассете.

– Готье?

– Гийома. По-моему, это единственный шанс.

Он пристроился рядом с Ники, поставил свой стакан на ковер, наклонился и тоже потер лицо.

Ники сбоку осторожно посмотрел на него.

– А этот твой МИД? Добрынин вроде что-то говорил про МИД?

Бахрушин скривился, как будто Беляев спросил у него что-то неприличное.

– Никто ничем не занимается, Ники. По крайней мере, мне так кажется. Никому, черт побери, дела нет, а мне только два часа назад звонил отец Вадика Грохотова и плакал, а я даже не знаю, что ему сказать! Живы, в плену, в могиле, где они?! Кто захватил, зачем?!

– Да, – почему-то согласился Ники. – А кассета из диктофона где? Ты ее давал слушать кому-нибудь?

– Добрынину. Он сразу же ее забрал. Сказал, что отвезет в ФСБ.

– И что они?

Бахрушин быстро ответил, что именно. Ники опять глупо кивнул.

– Жена Юры Смирнова, парня с Перового канала, написала какую-то петицию депутатам, а старик Грохотов на прием в МВД ходил и в ФСБ, кажется, и ничего.

Хочешь кофе?

Это слово напомнило Ники позор, с которым он удалился из дома Алины Храбровой, и он решительно отказался.

– А я себе сварю.

Бахрушин тяжело поднялся с дивана и ушел на кухню, но дверь не закрыл.

– Есть одна история, Ники, – сказал он оттуда. – Я тебе расскажу, а ты послушай. Черт его знает… Короче, у нас в Париже работает корреспондент. Сергей Столетов.

– Знаю Столетова. – Ники тоже выбрался из диванных облаков, дошел до кухни и встал, привалившись плечом к притолоке. – Он там давно, по-моему.

– Семь лет. Несколько дней назад он пропал. – Бахрушин мельком глянул на Ники и снова уставился в кофейник. – А незадолго до этого он звонил Владлену Никитовичу, который помощником президента подвизается, и рассказывал ему, что у него есть кассета с настоящим видео Аль Акбара.

– Брехня, – быстро сказал Ники. – Быть не может.

Никто не снимал Акбара.

– После чего Столетов пропал, и так его до сих пор и нет. А вы, черт бы вас побрал, в это же время в Кабуле получили из Парижа какую-то посылку!

Ники уставился на Бахрушина.

– Ну и что?

– Посылка была неизвестно от кого, так?

– От какой-то Вали Сержовой, – раздумывая, сказал Ники. – Ольга сказала, что она такой не знает.

– Нет никакой Вали Сержовой. У нее никогда не было таких подруг и до сих пор нет! Я точно знаю, Ники! В посылке были записка, колбаса…

– Кофе, – подсказал Ники.

– И видеокассета, – закончил Бахрушин. – С последним днем в Довиле. В Довиле Ольга тоже никогда не была.

Ники шагнул к столу, взял стакан и залпом допил виски. Бахрушин на него покосился.

– Ты же за рулем не пьешь! Принципиально.

– При чем здесь та посылка?!

– При том, что в Пхеньяне моя жена тоже никогда не была, зато Столетов там корреспондентом просидел несколько лет! До того, как его в Европу назначили!..

– Что, правда? – тупо спросил Ники.

Бахрушин бросил свой кофейник, проворно пододвинул стул, сел и достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.

– Смотри! Это ваша записка.

– Ты ее не сдал в ФСБ?! – удивился Ники.

– Ники, я тебя опять ударю, если ты…

– Я понял уже, Леша.

– Я читал ее раз триста, – сказал Бахрушин с отвращением. – Я ее наизусть знаю! И это чушь от первого до последнего слова! Мы не знаем никакого Рене Дижо, с которым она якобы летала в Пхеньян. А Робер Буле, я посмотрел по спискам, просто журналист TF1. Причем он работает уже сто пятьдесят лет, специализируется по горячим точкам!

– А кто такой Робер Буле?

– Черт возьми, Ники! Это тот, кто привез вам посылку. Он сейчас в Афганистане, и мне тоже надо его найти. Обязательно.