Татьяна Устинова - Близкие люди

Она умная.

Примерно через полчаса после начала разговора капитан Никоненко понял, что Павел Андреевич Степанов ему нравится.

Конечно, он был новый русский, и все, что его окружало, тоже было вполне новорусским: кожаное кресло и стол из настоящего дерева – в вагончике на стройке! – мобильный телефон размером с зажигалку, как это называется в рекламе, кофейные чашки английского фарфора, бронзовые настольные часы, криво поставленные на кучу разъезжающихся бумаг, но сам Павел Степанов производил впечатление вполне нормального – вменяемого, как определил капитан Никоненко, – мужика. Может, потому, что выглядел так, как будто одевался по команде “Воздушная тревога”. На нем были стильные серые слаксы – очевидно, очень дорогие, – байковая клетчатая рубаха “Рибок” и криво застегнутая жилетка, волнами вздыбленная на животе. Куртка из тонкой замши была кое-как пристроена на спинку кресла.

Давешняя краля по имени Александра Волошина неслышно зашла следом за девушкой, принесшей поднос с кофе и разнообразной едой, быстро и очень внимательно осмотрела всех по очереди – милицейского, заместителей и шефа. Сделала какое-то неуловимое движение, в результате которого оказалась рядом с шефом, наклонилась, как будто поправляя бумаги под бронзовым чудовищем – грудь под тонкой эластичной блузкой обозначилась еще рельефней, – и таким же неуловимым, совсем незаметным движением одернула на нем жилетку.

Шеф ничего не заметил.

“Высший пилотаж, – одобрительно подумал капитан Никоненко. – Вот это услужливость! Вот это умение быть полезной! Вот это знание жизни!”

Краля ретировалась так же незаметно, как и появилась, и капитан только спустя некоторое время поймал себя с удивлением на мысли о том, куда же она провалилась.

Замы смотрели на капитана неприязненно, одинаково прихлебывали кофе из чашек английского фарфора и время от времени косились друг на друга, словно спрашивая совета или делясь информацией на каком-то более высоком и недоступном пониманию уровне. Шеф в их переглядываниях участия не принимал и вообще выглядел подавленно. Капитан Никоненко – человек бывалый и опытный – его подавленность мысленно отнес в графу со знаком “плюс”. Было бы гораздо более странно, если бы он не был подавлен. Ему-то как раз ничего, кроме неприятностей, не светит.

– Мы опросили свидетелей, – начал капитан с того места, на котором остановился, когда принесли кофе, – не могу сказать, что это дало какие-то результаты. По словам ваших рабочих, ночью все было тихо и спокойно. Никто не кричал, не шумел, не дрался…

Чернов в который уже раз быстро взглянул на Белова. Слава Богу, драки не было. Значит, не было и убийства. Или… не значит?

– Охранники мирно почивали в своем домике, и никто из них даже не проснулся, когда Муркин свалился в котлован.

– Как только вы уедете, всех к чертовой матери уволю, – сообщил Степанов Павел Андреевич своему шикарному настольному прибору.

– Подождите, – попросил капитан Никоненко. – Они нам еще понадобятся.

Степанов поднял глаза от прибора и посмотрел на него.

Глаза у него были замученные, как у издыхающей от усталости ездовой собаки.

– Нет никаких данных, указывающих на то, что произошло убийство, – сказал Никоненко больше из жалости, чем потому, что это нужно было сказать. – Экспертиза установит, был ли он пьян. Если был, значит, это ваши проблемы. Если не был, значит…

– Значит, ваши, – закончил за него Степан. – А работать когда можно начинать?

“Вот что тебя беспокоит, – подумал Игорь Никоненко. – Ну конечно! Как же это я сразу не догадался? Работа стоит. Ты теряешь свою драгоценную прибыль. Для тебя любые жизненные события и катастрофы оцениваются в долларовом эквиваленте. Нет, пожалуй, ты мне не нравишься, Павел Степанов”.

– Сейчас тело увезут, мы произведем дополнительный осмотр места происшествия, потом подождем результатов экспертизы, и можно работать.

Он сладко улыбнулся и отпил очень крепкого и очень горячего кофе. Что же это за чашки такие? Специально, что ли, сделанные? Кофе как был огненный, так и остался. Эх, и чего только не придумают проклятые капиталисты, чтобы лишние денежки из покупателей вытянуть! Вот чашку придумали, в которой кофе не остывает…

Он рассматривал чашку с искренним интересом деда Щукаря и держал паузу, ожидая, когда шеф снова заговорит. Вместо шефа заговорил Белов, кавалергард и красавец, как определил про себя его сущность Никоненко.

– А этой вашей… экспертизы долго ждать придется?

– Смотря как эксперты загружены, – отозвался Никоненко и даже головой помотал, показывая, как заняты порой бывают эксперты. – Вы не поверите, но у нас тоже бывает много работы!

Степан усмехнулся.

– Каков вопрос, – сказал он своему заму и поднялся из-за стола, – таков ответ. Верно, Игорь Владимирович?

– Верно, – согласился Никоненко, – расскажите мне еще что-нибудь, пока я не уехал, Павел Андреевич. Что это за голодранцы с флагами?

– Сие не голодранцы, – объяснил Белов непонятно, – сие есть местные жители, протестующие против нашей стройки. А что? Неужели вы не слышали? У нас тут целая баталия развернулась…

– И что в результате баталии? – спросил Никоненко, обращаясь к спине Степанова. – Виктория или конфузия?

– Скорее виктория, – подумав, сказал Степан. – Вернее, нет, не виктория. Пожалуй, один – один. Они продолжают стоять, а мы продолжаем строить, только и всего.

– А в чем суть-то?

– А суть в том, что объявился тут еще зимой защитник села Сафонова, который раскопал какие-то данные о том, что как раз на том месте, где мы сейчас строим, в семнадцатом веке был храм. Потом с ним что-то стало – то ли он сгорел, то ли рухнул, но восстанавливать его почему-то не стали, а построили новый, который до сих пор стоит. Николая Чудотворца храм. Во-он, его даже отсюда видно. Посмотрите.

– Что мне на него смотреть, – пробормотал капитан Никоненко. – Я в этих местах вырос, и в храме этом мою мамашу крестили, а потом и меня… Можно еще кофе попросить?

– Да, – сказал Степан, – конечно.

Почему-то известие о том, что капитана Никоненко крестили в том самом храме, который виден из окошка его вагончика, Степана утешило, хотя это была явная глупость. Не все ли равно, где его крестили?

– Ну вот. Активист собрал вокруг себя каких-то бабок и дедок, которые теперь… стоят.

– А вы терпите? – спросил Никоненко с недоверием.

– Терпим, – согласился Степан, поморщившись. – Не бить же, в самом деле. Хотя скажу честно, этого козла я принародно грозился убить. Это недели две назад было или больше даже. Да, Черный? И денег ему предлагал, и с территории вывозил, и чего только не делал Не унимается, да и все тут.