Марина Крамер - Соблазны Снежной королевы

– Не сомневаюсь. Просто… Как-то странно видеть его в такой компании – после вас.

– Ну, за комплимент спасибо, а остальное – давайте не будем трогать, хорошо? – попросила я, желая закончить неприятный разговор.

Всю ночь мне снилась красноволосая девица с фотоаппаратом наперевес и открытой страницей Живого Журнала в ноутбуке.

Невельсон позвонил неожиданно, я сняла трубку и услышала его взволнованный голос:

– Варвара, мне срочно нужно увидеться с вами, это важно.

– Что-то о Дайан? – мгновенно вскинулась я, но он, погрустнев, сказал:

– Увы, нет. Я написал заявление в полицию, они что-то проверяют. Но никакой надежды нет.

– Не стоит так быстро сдаваться. Нужно отработать все версии. В конце концов, Дайан может вернуться.

– Если бы это было так… Мы можем увидеться?

Я не знаю, что именно в его голосе убедило меня в отсутствии какой бы то ни было опасности, но я согласилась.

Он приехал за мной к офису через час, я села в машину и сразу заметила, как он взволнован.

– Лайон, у вас точно все в порядке?

– Я убит, Варвара. Я совершенно раздавлен, – признался он. – Мне так плохо без нее… Мы практически никогда не разлучались со дня свадьбы, она всегда и всюду ездила со мной, а теперь я возвращаюсь в пустую квартиру, где все напоминает о ней, и знаю, что ее там нет. Это так тяжело…

Я увидела, как из глаз Невельсона покатились слезы. Мне стало отчаянно жаль его – во второй раз за пару дней я испытывала это чувство, которое прежде мне было не очень знакомо. Я положила руку на его сжавший руль кулак и проговорила:

– Лайон, не нужно так. Давайте будем надеяться, что с Дайан все-таки ничего не случилось. Не может человек пропасть бесследно, я в это не верю.

Он повернулся ко мне и прошептал, вытирая слезы:

– Я так хочу верить в это…

– Вы хотели со мной о чем-то поговорить, – напомнила я.

– Давайте поедем ко мне домой, – предложил Невельсон, – я хотел бы кое-что вам показать.

Я согласилась.

Невельсон жил на Полянке в большой четырехкомнатной квартире, убранной так стерильно, что она походила скорее на операционную. Мне даже показалось, что я чувствую запах хлорки. Пока я снимала туфли, Невельсон успел пройти на кухню и вернуться оттуда с бутылкой вина и двумя бокалами.

– Проходите, Варвара, – распахивая двери в просторную гостиную, пригласил он.

В гостиной стоял огромный белый рояль – почти такой, какой был у нас, когда мы жили со Светиком, и я вздрогнула. Уловив мое движение, Невельсон сказал:

– Дайан прекрасная пианистка. Мы часто проводили вечера здесь, и она играла. Я очень любил ее слушать…

– И еще послушаете, я уверена.

– Вы хороший человек, Варвара. Мне намного легче рядом с вами.

Он разлил вино в бокалы и протянул один мне. Я всматривалась в его лицо и пыталась понять, что происходит в душе этого человека. Он так убит горем, что ему любой живой человек рядом кажется спасательным кругом. Подозреваю, меня он привез сюда как раз с этой целью – выговориться в обстановке, которая напоминает ему о жене.

– Вы умная женщина, Варвара… Скажите, ну, как она могла уйти и не оставить мне даже записки? – залпом выпив вино, спросил Невельсон. – Ведь я так любил ее. И она, я знаю, меня тоже любила. Как мне жить дальше?

– Пока нет официального свидетельства о смерти, не стоит хоронить Дайан, – сказала я, чтобы не молчать.

– Я уже ни во что не верю…

Горе заполняло эту вылизанную квартиру так очевидно, что я чувствовала его физически – оно вползало в двери, поднималось по стенам к потолку, как паутина. Неужели я ошиблась в Невельсоне, считая его грубым и жестоким? Может, у Дайан были иные причины для беспокойства и страха и муж тут совершенно ни при чем? То, что она сказала мне, касалось только деловой стороны его жизни и совершенно не могло означать, что дома он такой же. Я не верила, что можно так сыграть отчаяние и боль от потери. Горевал Невельсон абсолютно натурально…

Неловко повернувшись, я расплескала вино и посмотрела на залитую напитком руку:

– Вот коряга… Лайон, где у вас ванная?

– Прямо по коридору, – откликнулся он, и я, поставив бокал на столик, пошла в указанном направлении.

Из открытой двери ванной в нос ударил резкий запах хлорки, и я чуть отшатнулась. Такая чистоплотность удивляла – ну кто в наше время пользуется настолько древними средствами для уборки? Каменный век. Я вымыла руки и вернулась. Невельсон сидел в кресле с вновь наполненным бокалом и смотрел в стену. В глубине души я понимала, что сейчас с ним творится, потому что совсем недавно сама потеряла близкого человека. Это ощущение всеобъемлющей пустоты, из которой невозможно выбраться, преследует постоянно. Ты вроде живешь, что-то делаешь, пытаешься делать вид, что все нормально, – а это ложь. Ничего не нормально, ничего уже не будет так, как раньше, и все, что ты делаешь, ты делаешь через силу, просто для того, чтобы хоть на какое-то время вынырнуть из этой гнетущей пустоты.

Мне вдруг стало неловко, как будто я была невольным свидетелем человеческой трагедии, и я неслышно вышла из гостиной, направившись на балкон. Там, на просторной лоджии, я закурила, чуть приоткрыв створку остекления. Внизу, во дворе, продолжалась жизнь, а в этой квартире ее больше не было. Там гуляли дети, сидела на лавочке стайка молодежи, возвращались домой с работы люди – а здесь уже никогда ничего не будет. Только стерильная, пахнущая хлоркой чистота – и оставшийся в одиночестве мужчина, не знающий, как ему жить дальше.

Мое внимание привлекла стоявшая на широкой тумбе орхидея в горшке – редкая черная орхидея таких крупных размеров, что у меня аж дух захватило. Судя по всему, это Дайан увлекалась, а Лайон теперь следил за цветком в память о ней – земля в горшке была хорошо полита. Правда, делал это Лайон довольно неаккуратно – из горшка на коричневый кафель натекла вода. Я убрала ногу, чтобы не намочить, и вдруг поняла, что это – не вода на полу, а какая-то засохшая коричневатая жидкость. Присев на корточки, я коснулась пятна пальцами. Оно было старым, засохшим намертво, но это была не вода… И натекло это не с горшка, а из-под дверки тумбы. Подталкиваемая любопытством, я приоткрыла дверку и увидела большую клетчатую сумку, в которых обычно переносят товар, раньше их называли «китайками» или «челночницами». И это именно из сумки сочилась коричневая субстанция, судя по цвету нижнего края. Я дернула «молнию» и в ужасе отпрянула, закрыв руками рот, чтобы не заорать – в прорези замка торчала человеческая кисть. Быстро задернув замок обратно и закрыв дверку тумбы, я отошла на другой край лоджии и постаралась унять навалившуюся панику и дрожь. Страшная догадка посетила меня – а ведь это может быть… Нет, об этом страшно думать. Невозможно, в голове не укладывается…