Eкатерина Островская - Упасть еще выше

– Я не против, – кивнула Вика.

– Здорово, – улыбнулась Лена, – а то и поговорить не с кем. Есть, конечно, знакомые еще со школы, но делиться с ними самым сокровенным никогда не хотелось.

– А со мной?

– С тобой – другое дело.

Зворыкина протянула руку:

– Значит, дружба?

Девочка кивнула и спросила:

– На всю жизнь?

Теперь уже кивнула Елена Александровна:

– Ну, тогда, подруга, запомни: нужна будет помощь – сразу звони, и я примчусь. Утром или вечером, ночью. Разницы нет. За друзей надо бороться. И за любовь тоже.

Вернувшись домой, Лена почувствовала себя не в своей тарелке. Было стыдно не за то, что она предложила дружбу девочке, а за то, что взяла деньги у ее родителей. А дружба, как известно, не продается. Хотя находятся люди, считающие, что купить дружбу можно.

Герберов не звонил, а когда она набрала его номер, сообщил, что пока никаких изменений, но он уже готовит прошение об изменении меры пресечения и надеется, что Зворыкина отпустят под домашний арест. Герберов пытался говорить как можно быстрее, словно его оторвали от просмотра интересного фильма.

Выпалив это, он спросил:

– Все ясно?

А за его голосом прилетели звуки страдающих скрипок, и женский голос гневно произнес:

– Передайте принцу, что мне не нужны его деньги.

И тут же начался блок телевизионной рекламы.

С самого утра накрапывал нудный дождик, пробиваясь сквозь летние тучки, но капли были крупные и уже по-осеннему холодные. Собираясь на работу, Лена прихватила зонтик, вышла из квартиры, но тут же вернулась обратно и надела светлый плащик с капюшоном. Капюшон был неудобный, большой, он все время сваливался на лицо, закрывая глаза, но сейчас и это казалось преимуществом – очень не хотелось, чтобы ее разглядывали встретившиеся соседи, да и самой требовалось хоть как-то отрешиться от того, что окружало, мучая своей обыденностью и равнодушием…

Она шла по коридору, не понимая, зачем вообще явилась на работу. И когда подошла к кабинету, решила вернуться, но куда идти, не знала: все мысли были о муже, но как помочь ему, она не представляла. Так она и стояла какое-то время. К ней подошел Рейнгольд. Вероятно, Дмитрий Натанович наблюдал за ней, видел, что она колеблется. В руках Рейнгольда был стакан в подстаканнике. Стакан был наполнен чаем, а сверху плавал кругляш лимона.

– Чайку не желаете? – поинтересовался он.

Лена потрясла головой, машинально отказываясь, и тут же вспомнила, что дома не только не завтракала, но и не выпила привычной для себя чашечки кофе.

– Хороший чай! – не принимая ее отказа, сказал Рейнгольд. – Настоящий английский. То есть из английского магазина. Мне сосед-путешественник презентовал вчера пачку.

– Путешественник? – переспросила Лена, которую не интересовали ни чай, ни чей-то сосед, ни пустые разговоры.

– Я его так называю, – улыбнулся Дмитрий Натанович. – У мужика три дочки, и он всю жизнь мучился. Их же одеть и обуть надо. Но все девочки удачно вышли замуж: одна в Лондоне живет с мужем-индийцем, вторая – в Марселе, у нее муж алжирец, а младшая – в Италии. Муж ее, как ни странно, итальянец. Вот сосед и мотается по Европе, привозя оттуда все, что дочки покупают на распродажах…

Ключ уже находился в замочной скважине. Лена подумала немного и повернулась к Рейнгольду.

– Можно и чайку попить, – сказала она.

Они сидели за стойкой в служебной столовой. Не спеша пили чай. А может, и не пили вовсе. Лена сделала лишь один глоток, из вежливости. Да и перед Дмитрием Натановичем чашка стояла почти полная. Чай остывал.

Рейнгольд не случайно пригласил ее сюда. Здесь беседовать было удобнее, чем в кабинете. Никто из сотрудников не заходил. Пару раз кто-то заглядывал, но, вероятно увидев их вместе, тут же закрывал дверь. Дмитрий Натанович знал, что произошло с мужем Зворыкиной, поверил он в его виновность или нет – неизвестно, однако участие проявил.

– Очень хотел бы вам помочь, но возможности мои ничтожны, – сказал он, – среди всех моих знакомых есть лишь один влиятельный человек, которого и вы прекрасно знаете.

– Максим Максимович? – уточнила Лена.

Рейнгольд кивнул и продолжил:

– У Кадилова связи. Причем связи везде: влиятельные чиновники, авторитетные бизнесмены, популярные артисты и вездесущие депутаты. В мэрии нашей его все почитают. Уважают и ценят люди, которые, может, и слышали про Фрейда, но не знают названия ни одной его работы. Слыхом не слыхивали эти влиятельные неучи про Альфреда Адлера, Карла Юнга или Джакомо Морено, но Кадилова знают все. Мне кажется, его уважают даже в американском Госдепе. Иначе откуда у него публикации в Штатах? Я тут зашел на сайт одного тамошнего издательства, так они анонсируют выход новой книги известного европейского специалиста Макса Кадилова. Тираж – двадцать пять тысяч экземпляров. Даже ориентировочная отпускная цена проставлена: триста баксов за экземпляр. Если учесть, что наш друг получает процентов десять от стоимости книги, представляете, сколько он огребет? Впрочем, не будем считать чужие деньги.

– А как книга называется? – тихо спросила Лена.

Рейнгольд пристально посмотрел на нее и вдруг подмигнул. Подмигнул так неожиданно, что Зворыкина подумала, что ей это показалось.

– Я думаю, это та самая книга, которую он вам заказал. Сам-то он языком хорошо болтать умеет, но, когда пытается записывать то, что говорит, ничего не выходит. А это свидетельствует о том, что он, когда говорит, не думает вовсе. Нет у него собственных мыслей – одни цитаты. Как-то в одной из своих статей, развивая выдвинутую когда-то Адлером идею о «комплексе неполноценности», он договорился до того, что пожелал России низкорослого и хромоногого правителя, чтобы он установил сильную власть.

– Я читала эту статью. С нее и началась его популярность на Западе.

– Не совсем. Тогда о нем только узнали. Но потом туда уехала его жена, которая стала почти культовой фигурой. Она в совершенстве владеет английским, привлекательна, и то, что проповедует, прямо противоречит основам психоанализа. Избавление от фобий путем удовлетворения всех потаенных желаний, даже самых низменных… А это ведет сами понимаете к чему.

– Вседозволенность, возникновение псевдорелигиозных сект и групп, объединенных склонностью к какому-либо пороку, массовый психоз…

– Типа того, – согласился Дмитрий Натанович. – Хуже всего, что основательница нового направления – моя бывшая аспирантка. Я даже чуть было не женился на ней. Но она вовремя сменила научного руководителя. И жизнь ее сложилась так, как сложилась.

В коридоре раздался цокот шпилек. Кто-то подошел к кабинету, остановился на мгновение, дверь распахнулась, и вошла Рита Ковальчук с мокрой головой.