Галина Романова - Заклятие счастья

– Расскажу при встрече, – буркнул Назаров неучтиво и тут же назначил время и место – в своем кабинете. – Не опаздывайте.

Он, убей, не помнил никакого Горелова! Что за дядька? Откуда он его мог знать? Ни одного человека с такой фамилией он не тренировал, точно. Ни девочек, ни мальчиков, ни тетей, ни дядей не было в его группе с такой фамилией. Он его не знал.

Но стоило войти в кабинет высокому кряжистому мужику, комкающему в громадных ладонях сатиновую кепку, Назаров вспомнил.

Эта сволочь помогала Сашиному отцу наказывать его! Именно Горелов держал его руки, а потом протыкал его кожу под ключицей большим рыболовным крючком. И хмыкал удовлетворенно, сволочь такая, когда Сережа громко стонал от боли.

Вспомнилось все, будто вчера это было. И даже вкус собственной крови из разбитых губ ощутил во рту. И даже кожа на лице натянулась, это когда морская вода высыхала, которой его обливал Горелов время от времени, чтобы он сознания не терял от боли.

Палач! Вернее, помощник палача сейчас стоял перед ним, рассматривая его без страха или чувства вины. С насмешкой смотрел на него Горелов. Нагло, самоуверенно.

– Присаживайтесь, – кивнул Назаров на стул напротив.

Тот все с той же надменной ухмылкой уселся. И тут же раззявил рот вопросом:

– Старое решил вспомнить, капитан? Решил отомстить мне? Так свидетелей нету. Ни того, как тебя Степа наказывал за то, что дочку его малолетнюю обесчестил, ни того… Кстати, а как тебя в органы-то взяли с таким пятном? Это же, как его… Не помню слово! Интересное кино! Всех подряд, что ли, теперь туда берут, да?

Назаров стиснул зубы и убрал на всякий случай кулаки со стола. А то, чего доброго, даст по лицу этому самоуверенному скоту. И будет еще одна служебная проверка, н-да.

– Ты бы заткнулся, гражданин Горелов, – холодно улыбнулся Сережа. – Я ведь тоже не забыл, как ты и твой тезка надо мной измывались. Не забыл. И шрам остался. Как свидетельство…

Они уставились друг на друга. Горелов настороженно. Назаров зло.

Надо же, думал каждый из них, а он почти не изменился.

Такой же крепкий, загорелый, с красивой рожей, от которой у баб случается залипание мозгов. Это Горелов про Назарова. Только не поможет ему это завоевать Сашу Беликову. Не поможет. Не подпустит его к ней Сима Усов. Ни за что не подпустит.

Такой же сильный, почти не постаревший, седины в волосах почти нет, и морщин на лице не стало больше. Это Назаров про Горелова. Взгляд такой же ядовитый и холодный, как у удава. И мышцы под льняной рубахой перекатываются, как и десять лет назад. Сколько ему теперь? Под полтинник или больше? А здоров, черт! Здоров и крепок.

– Итак, – проговорил Сергей, когда они одновременно отвели друг от друга взгляды. – Вы здесь по делу об исчезновении Листова и Рыкова.

– Опа! А я-то тут с какой стати?! – Горелов внезапно занервничал, сгорбился, наклоняясь в его сторону. – С Листовым соседствовали, ладно. А Рыков… Да я его видал раза три за всю жизнь!

– При каких обстоятельствах?

– Что именно?

Самонадеянный взгляд Горелова сделался суетливым и жалким, принялся метаться по тесному кабинету, который раньше занимала Надя Головкова. Начал цепляться за каждый предмет, как за круг спасательный. Как Сергей цеплялся за пенопластовый квадрат, который ему бросили в воду, когда скинули с лодки на большой глубине. Бросят пенопластовый плотик, и только он за него рукой ухватится, выдергивают. Снова бросят и снова выдергивают. Он тогда едва не утонул. Едва…

– При каких обстоятельствах виделись с Рыковым три раза? – заставил себя отвлечься от кошмара десятилетней давности Назаров. – Три раза. Итак, первый?

Он даже руку поднял с загнутым большим пальцем.

– Ну, капитан… Это несерьезно, – жалко улыбнулся ему Горелов и сразу будто постарел, глаза утонули в крупных морщинах. – Что я помнить должен, когда видел его?

– Не должны, но вспомните! Времени у нас предостаточно.

Назаров откинулся на спинку стула, положил локти на стол, сгреб авторучку и принялся щелкать ею по столу. Звук был отвратительным. Напоминал приглушенный щелчок оружейного затвора. Так ему казалось. Наверное, и Горелову это тоже что-то напоминало, потому что он без конца ежился и косился на авторучку. И еще потирал заросшую шею, и воротник льняной сорочки поправлял, будто тот жал ему, хотя и был широко распахнут.

– Ну… Он ремонтом квартир одно время занимался и ко мне обращался с предложением. Я отказался, – тут же поспешил добавить Горелов. – Я и сам мастер на все руки.

– Что да, то да. – Назаров выразительно погладил шрам, который находился под рубашкой. – Это один раз. Когда еще вы с ним виделись? Учтите, гражданин Горелов, я ведь могу вас задержать.

– За что? – ахнул мужчина и начал медленно вставать со стула, встал, прижал скомканную кепку к распахнутой на груди рубахе. – Мстишь, капитан?! Мстишь мне таким вот образом, да?! Это подло! Подло и мелко! Я же… Я же свидетельствовал по делу, потому что соседом был Валеркиным. С какого перепугу ты меня задерживать должен?!

– А хотя бы за неуважение к сотруднику полиции. Тыкаете мне тут, понимаешь. Разве это позволительно? – Он увеличил нажим на авторучку, щелканье сделалось почти оглушительным. – И я могу вас задержать за то, что вы были последним человеком, с кем разговаривала накануне своей гибели Надежда Ивановна Головкова.

И он развернул к Горелову рамку с фотографией, где Надя улыбалась в объятиях своей матери и подруги. Он тоже не решился убрать фото со стола, как и его предшественник, сбежавший из этого кабинета из суеверных соображений.

– И что с того, что я с ней говорил? – Горелов медленно присел, будто садился на пороховую бочку. – Она позвонила, спросила, не вспомнил ли я чего? Я ответил, что ничего нового не вспомнил. Поздравил ее, она меня, и все.

– И все?

– Все… Кажется… – неуверенно проговорил Горелов и снова глянул на Назарова бегающим затравленным взглядом.

– Вы уж перекреститесь, Степан Сергеевич, чтобы вам не казалось! – фыркнул Сергей, на мгновение прерывая щелканье авторучкой и нацеливаясь ею в голову Горелова. – Ведь разговор, о котором говорите вы, не занял бы и двух минут. Так?

Тот кивнул.

– А говорили вы почти пять. Пять минут! О чем? Поздравления заняли так много времени?

Горелов опустил голову. И Назаров, к непонятной радости своей, обнаружил на его макушке приличную плешинку. Ага! Потрепало десятилетие-то, не оставило в покое!

– О чем умолчали, Степан Сергеевич? Что сообщила вам Надежда Ивановна? О чем спрашивала? Что вы ей рассказали?

– А я помню, что ли?! – возмутился он и выбросил руку с кепкой в его сторону, тыча на папку с делом. – Там небось все записано! Сколько времени прошло! Восемь месяцев! Я помню, что ли?!