Галина Романова - Заклятие счастья

– Угу!

И он назло всем, и Назарову в том числе, вылил в горло стопку водки. Поморщился, зачерпнул окрошки пару раз, схватил горячую котлетку, откусил и лишь тогда глянул на гостя. Со значением глянул, могущим означать только одно – обиду.

– Двадцать третьего декабря прошлого года к Лагутиным вызывали пожарных.

– И? И что? – возмущенно стрельнул в его сторону глазами участковый. – У них через день горит. Я же говорил. И штрафовали их, и… Толку-то. Егорка, он…

– У меня два вопроса: кто вызывал пожарных и что горело? Я пока про двадцать третье декабря.

Грудная клетка Назарова ходила волнами. Он был зол на участкового, который просмотрел пожар во дворе Лагутиных. Не просто костер, а именно пожар, раз вызвали пожарных. И через три дня тоже горело! И снова пожарные тушили возгорание.

– Ох, господи, капитан! – простонал участковый и обхватил голову руками. – Двадцать третье декабря! Ты хоть понимаешь, о чем спрашиваешь?! Сейчас август!

– Не вспомнишь – потащу в отдел, станем рыться в твоих протоколах. И искать, черт побери! – пригрозил Назаров, выразительно осмотрев накрытый к ужину стол. – Все остынет! Ну! Что горело?

– У них через день горит, – огрызнулся участковый, но уже менее уверенно.

– Пожарных больше не вызывали, – возразил Назаров. – Только двадцать третьего декабря и двадцать шестого. Больше не зафиксировано вызовов с того времени. Когда они жгут костры, пожарные не едут. Соседи смирились. Вспоминай!

Котлету он доел, изо всех сил делая вид, что вспоминает. Хотя помнил отлично, что полыхало с интервалом в три дня во дворе Лагутиных. Пламя рвалось до небес, с ревом, треском, с искрами, засыпавшими соседние дворы. Потому и возмутились люди. Потому и вызвали и его, и пожарных.

– Двадцать третьего горел туалет на улице, – вспомнил он и уточнил: – Во дворе Лагутиных. Сильно полыхало.

– А двадцать шестого?

– Двадцать шестого горел летний душ. Снова пламя до небес.

– Кто вызывал пожарных?

– А я откуда знаю? – возмущенно округлил глаза участковый. – В пожарке спроси.

В пожарке отвечать на данный вопрос не стали.

– Кто-то из соседей. Полыхало сильно.

– Поджог возможен?

– А что же еще! – фыркнул участковый, накатывая себе еще одну стопку. – Солярой воняло за версту. И Егорка с пустой канистрой по участку носился. И песни орал во все горло. Что же еще, как не поджог?

– Что сказала его мать?

– Мать ничего не сказала. А Стас сказал.

– И что же?

– Ну все, говорит, кажется, гореть тут больше нечему. Или что-то наподобие, – участковый пальцами покрутил в воздухе. – Ну и потом так сильно больше не полыхало. Так, костры только.

– Последний костер когда горел? – Назаров вытаращился на участкового с ненавистью. – Не в тот ли день, когда пропала Беликова Алла Геннадьевна, а?

– Ты! Ты что мелешь? – заорал участковый, но почувствовал, что бледнеет. – Ты что хочешь сказать, что эти ребята…

– Да, черт побери, да! – заорал на него Назаров, вскакивая с места и тыча пальцем в сторону тарелок и мисок. – Пока ты тут водку жрешь, у тебя под носом жгут людей! И не знаю, куда он ее дел, но это Стас увез Сашу! Он!

– Н-да…

Участковый пожевал губами, поглазел с сожалением на накрытый к ужину стол. Ужин загублен. Чего тут…

– А доказательства? – вскинулся он, когда окончательно понял, что ему сейчас придется идти за Назаровым туда, куда он позовет. А позовет он понятно куда. – Хоть что-то есть?

– Ряд косвенных улик, позволяющих предположить, что Листов и Рыков пропали за воротами дома Лагутиных.

– Н-да… – снова философски заметил участковый. – И что за косвенные улики?

– Во-первых, Листов был знаком с этой семьей. И даже делал у них какой-то ремонт. Рыков, по информации, тоже что-то им строил. Может, даже туалет с летним душем, кто знает! Оба были неравнодушны к Марии Лагутиной. Оба пропали! Один двадцать третьего декабря минувшего года. Второй двадцать шестого декабря. И по странному стечению обстоятельств именно тогда во дворе Лагутиных случались странные пожары.

– А зачем?

– Чтобы избавиться от трупов!

Назаров постучал себе кулаком по лбу. Очевидно, намекал на его тупость. Умник, да!

– А Беликова-старшая как сгорела? В костре, что ли? – И участковый тоже постучал себя по лбу кулаком. – Попробуй тело сожги в костре!

– Надо установить, в каком месте жегся костер. Может, на прошлом пепелище? И тогда это многое объясняет… – Назаров глянул в разобиженное лицо участкового и взорвался: – Все! Хватит! Надо ехать к Хмелеву и собирать группу. И делать нормальный досмотр, а не шарить глазами поверх забора…

– …Ты с ума сошел, капитан? – неестественно тонким голосом взвизгнул Хмелев. – Ты просто сошел с ума! Ты что, хочешь у Лагутиных весь двор перекопать?!

– Нет. Просто хочу осмотреть место, где сгорел туалет и летний душ, товарищ полковник.

Назаров стоял перед ним навытяжку, говорил почтительно, по уставу, хотя и не выглядел убедительно в несвежей футболке, сильно помятых штанах, с лицом, заросшим щетиной, и глазами больного человека. Спать сегодня ему пришлось на стульях в кабинете. Если это вообще можно было назвать сном. Странное забытье, сквозь которое пробивались звуки с улицы, преследовали страшные мысли о Саше и Горелове и время от времени посещала странная обида на Таню – как она ухитрилась так быстро его забыть.

Потом все тонуло в каком-то черном вихре, накрывало тишиной, и снова звуки. Снова мысли…

– С чем ты пойдешь к Лагутиным? Ордер у тебя, капитан, имеется? Ордер! – Хмелев расчертил воздух перед собой квадратами. – Бумажка такая от прокурора! Есть она у тебя?!

– Есть.

– Откуда?! – таращил глаза Хмелев.

Почечная колика не давала ему покоя всю минувшую ночь. Он почти не спал, ничего не ел ни вечером, вернувшись со службы, ни утром. Дурацкий почечный чай, прописанный ему докторами, ни черта не помогал. И сейчас, стоя перед Назаровым, чуть согнувшись в пояснице, он действительно плохо соображал.

– Так ордер на досмотр дворов выдавался прокурором. Вчера выдавался, Андрей Иванович.

– Ага! – разозлился Хмелев на себя, что забыл. – Так и досмотр производился, капитан!

– Никто не помешает нам произвести досмотр вторично. Ордер есть.

И Назаров выразительно глянул на покрывшуюся бурыми пятнами лысину полковника.

– Так ты же смотрел! – заорал Хмелев и тут же охнул, чуть согнувшись в коленях. И повторил, сморщившись от боли: – Ты же смотрел!

– Выяснился ряд обстоятельств, Андрей Иванович.

– Каких?! – Придерживаясь за край стола и сильно шаркая, Хмелев добрался до своего рабочего кресла и упал в него. И тут же запросил: – Дай воды, капитан. В гроб ты меня загонишь, точно! Давай про обстоятельства. Если убедишь – сам с тобой поеду. Если нет – идешь к черту. Согласен?