Ольга Тарасевич - Оберег Святого Лазаря

– Да, технический персонал тоже в опасности. Особенно одна огненная королева.

– Огненная королева?

– Я думаю, это рыжеволосая женщина. Это вы, Наталия.

Усталость притупляет эмоции, даже страх. Почти безразлично замечаю:

– Для меня это не новость. Лучше скажите, как на вас воздействовала женщина-преступница?

Шелест перемешиваемых карт, и…

Не успеваю подумать о том, что ошиблась насчет собственной бесчувственности, – а спина уже ледяная, выстуженная ужасом.

На столике оказывается буквально источающая зловоние карта; отвратительный козел с длинными рогами. Внизу яркого прямоугольника мелкими буквами написано: «Дьявол».

– Вот ее сообщник, – шепчет Евсения. Смуглое лицо цыганки становится белым, как лист бумаги. – И, конечно, он обманет ее. Только преступница об этом еще даже не догадывается…

Ладно, довольно мрачных прогнозов.

Мне хочется поменять тему разговора.

– Евсения, а как вы получили ваши необычные способности?

Судя по выражению лица, цыганке не очень хочется распространяться на этот счет.

– Училась у шувани.

– А кто это? Самая главная цыганская гадалка?

Евсения вроде бы улыбается, но от этой улыбки у меня мурашки бегут по коже.

– И гадалка тоже…

Когда мы расплачиваемся за кофе, я обращаю внимание, что в кошельке женщины множество фотографий симпатичной черноволосой девочки.

Я и сама такая же сумасшедшая мамочка – до сих пор ношу в портмоне фото сына в детстве, правда, недавно к ним добавились еще и фотографии внучки.

Наверное, все матери в этом плане одинаковы. И не важно, обладают они колдовскими способностями или нет…

– Ты предатель, «тушкан»! А ведь я всегда вовремя меняла тебе масло и покупала самые лучшие запчасти. Ну же, машинка, давай, поехали!

Поворачиваю ключ в замке зажигания, однако чуда не происходит: из-под капота раздается пронзительный визг, двигатель не заводится.

Вот ведь цыганка, поколдовала рядом с моей тачкой – и машинка скопытилась! А ведь ничего не предвещало беды. Не очень-то я могу представить, что мне понадобится кого-нибудь сжить со света. Но если вдруг понадобится – теперь я знаю, куда идти. Прямиком к Евсении, специалисту по самым качественным порчам!

Увы, как ни печально, придется звонить Лёне.

Половина второго ночи, наверное, он уже лег. Мой звонок его разбудит и разозлит. Но что делать – я не умею сама чинить автомобили!

– Да, слушаю тебя! Алло, ну говори! Алло!

Леня отвечает на вызов довольно быстро. Однако я не сразу узнаю голос супруга – ледяной, безразличный.

– Лень, «тушкан» не заводится. Что делать, а? – старательно притворяюсь, будто не замечаю недовольства мужа, а у самой на душе кошки скребут. – Спаси меня, пожалуйста. Машина просто совсем не едет!

– Послушай, мне кажется, я сегодня тебе ясно дал понять: я не хочу, чтобы ты участвовала в этом балагане. Ты поступила по-своему. Зачем ты мне теперь звонишь, если ты такая самостоятельная?!

Слова застревают в горле комком обиды.

Нет, нет, мой Леня такого говорить не может.

Он ведь приносит мне кофе в постель, будит поцелуями. По утрам у него всегда прекрасное настроение. Я просыпаюсь злая, как собака, и пока не выпью чашку кофе – меня лучше не трогать. Ленька – другой, он по утрам наполнен радостью, светом, солнцем. Он любящий, заботливый, надежный.

– В общем, разбирайся сама с машиной! Я же тебе не нужен на самом деле!

Какое-то время я тупо прижимаю умолкнувший мобильник к уху. Потом думаю, что связь внезапно прервалась. Затем понимаю: никаких помех на линии, просто Ленька бросил трубку, оставил меня одну в сломавшейся машине и мне надо сейчас самой что-то делать и что-то решать.

Можно, наверное, вызвать техпомощь.

А можно оставить автомобиль здесь, возле «Останкино», и вернуться домой на такси.

Правда, зачем туда возвращаться с учетом недавнего демарша мужа – еще один вопрос, но…

Инстинктивно пригибаюсь к рулю.

К моей машине приближается Денис Муратов, пара секунд – и он пройдет совсем рядом.

Не хочу его видеть, не хочу с ним разговаривать.

Этот мой умственный паралич и дрожащие руки просто неприличны.

Вообще было бы неплохо, если бы мальчишку побыстрее выгнали с проекта – тогда на съемочной площадке я думала бы только о работе, а не о своем странном невменяемом состоянии.

Решив, что парень уже прошел мимо, резко поднимаюсь. И замираю. Денис стоит рядом и смотрит прямо на меня. В его глазах – тепло, нежность. И, может быть, немного обреченного страха…

Около 30 года нашей эры, Иерусалим, Лазарь

Всего этого не может быть.

Происходящее теперь происходить просто не может.

Речь идет о какой-то ошибке. Или недоразумении. Должно быть, апостолы просто испугались, неправильно поняли, перепутали какие-то детали…

«Конечно же, сейчас все разъяснится, – Лазарь покосился на стоящего рядом понурого Иоанна [16]и вздохнул. – Не могу поверить, что вот-вот здесь, на Голгофе, появится Иисус. Появится для того, чтобы Его казнили, как какого-нибудь вора и грабителя. Кого казнить? Господа нашего?! Того, кто святее всех святых?! Я не сомневаюсь, все разъяснится и уже совсем скоро Учитель наш обязательно будет рядом с нами. Мы вернемся к нам, в Вифанию. Там рядом с моими сестрами находится Мария, мать Учителя. И мы все вместе обнимем Иисуса и возрадуемся Его возвращению. Верую, верую, изо всех сил крепко-крепко верую: именно так оно все и произойдет. Сила Иисуса позволила мне выйти из царства мертвых! Что тогда ему прокуратор Иудеи Понтий Пилат и даже сам император Тиберий!»

– Он явно что-то предчувствовал, – всхлипнул Иоанн, перебивая мысли Лазаря. – Накануне был у нас ужин. Иисус омыл ноги каждому из учеников своих и наказал нам любить друг друга и всех людей; так же сильно, как Он возлюбил нас. А еще сказал Он, что один из учеников предаст Его. Потом передал кусок хлеба Иуде Искариоту и прошептал ему на ухо пару слов. Иуда съел хлеб и поспешно вышел. Я подумал еще, что наказал ему Иисус что-то купить для Пасхи [17]. Прочим же ученикам Учитель посоветовал идти отдыхать. Сказал, что завтра предстоит тяжелый день и всем понадобятся силы. Сам же Учитель отправился в Гефсиманский сад, чтобы помолиться Отцу Своему Небесному. Я, а еще Петр и Иаков пошли проводить Его. После захотел Он остаться один, а нас попросил подождать неподалеку, бодрствуя. Мы же как-то для себя незаметно все втроем заснули. Иисус, увидев это, был опечален. И снова попросил нас не спать, и опять отошел молиться – а мы вновь задремали. Засыпая, я слышал, как Иисус просит Своего Отца пронести мимо чашу суровых испытаний. Однако говорил Он и о покорной готовности испить ее до дна.