Ольга Тарасевич - Дотянуться до звезды, или Птица счастья в руке

– Ты стой здесь, – распорядилась я, практически прислоняя Николаса к стене, обтянутой идеально белой бумагой. – Я посмотрю, все ли чисто в коридоре, и мы выберемся отсюда.

– Я могу пока подержать твою сумку.

Я покачала головой. Казалось, Николас так слаб, что не сможет держать ничего тяжелее сигареты. Тем более оптика такая штука – раз упадет, и все, фокусировка нарушается, объектив можно выбрасывать. Лучше все свое носить с собой, так оно спокойнее.

Захватив кофр со старым, но все-таки уже дорогим мне фотоаппаратом, я скрылась за дверью.

В коридоре, казалось, никого не было.

Однако я все же решила сделать несколько шагов вперед – там был поворот, и часть пространства плохо просматривалась. Береженого, как говорится, бог бережет. Вот сейчас все проверю, рвану с Николасом к лестнице, а там до выхода – всего-ничего…

Когда я добралась до интересующего меня поворота, из-за находившейся рядом двери вдруг раздался уже хорошо знакомый голос продюсера:

– Как кстати нарисовалась эта малышка с дурацкого бездарного фотосайта. Конечно, легче всего было бы взять фанатку – но это по маркетинговым соображениям не подходит. Известный журналист тоже вызовет вопросы – какого рожна ему вдруг мочить Кольку. А вот такая овца – ну убила и убила. Тут и любовь-морковь может быть, и ревность. Девчонку точно обвинят в убийстве, комар носа не подточит. Вот правду говорят: на ловца и зверь бежит. Я столько думал, где взять подходящего человека, как все обставить. И вот, пожалуйста, сама нам звонит красавица-детка…

Какое-то время я не понимала, что речь идет обо мне. Наверное, у меня случился шок, полностью парализовавший умственную деятельность. Осознание планов продюсера вдруг вызвало нестерпимое желание ворваться в эту комнату и выбить его дурацкие белоснежные зубы. Но я быстро совладала с собой и в ту же секунду поняла: надо бежать, и плевать на Николаса, прочь отсюда, срочно, быстрее.

Вот только удрать у меня не получилось. Слава неожиданно резко распахнул дверь и рывком втянул меня внутрь…

Он бросил меня на пол, как котенка. Я невольно прижала сумку с техникой к груди, успела уберечь ее от удара, но сильно саданулась локтем и коленкой.

Постанывая от боли, я не отрывала глаз от искаженного яростью лица продюсера. Какой выразительный мог бы получиться кадр – испепеляющий взгляд, четко очерченные морщины на загорелом лице и при этом дурацкая улыбочка. Впрочем, я явно больная на всю голову. Нашла о чем думать!

– Что же тебе на месте-то не сидится? – зашипел Слава, хватая меня за руку и рывком приводя в вертикальное положение. – Не работается чего? Я тебе свет выставил, фон повесил. Что ты ползаешь где не надо, детка? Я ведь могу разозлиться. И очень сильно тебя наказать.

Пытаясь изобразить радость, я залепетала:

– Ой, как хорошо, что я вас нашла. Я нигде не ползала. Я вас искать пошла. Николасу там плохо совсем. Вот я и решила вас поставить в известность. По-моему, в «Скорую» звонить надо.

– Не надо никуда звонить. Сейчас всем вам хорошо будет – и тебе, и Кольке!

Он подошел к массивному столу, порылся в ящике.

Когда я увидела, что он оттуда извлек, еле устояла на ногах.

Пистолет. Черный, слабо мерцающий матовым блеском железа. Не оторвать глаз от страшного дула. Мороз по коже…

Продюсер махнул оружием:

– Пошла. Шевели нитками. Да брось ты здесь эту свою сумку! Что ты за нее уцепилась? Тебе больше никогда не понадобится фотоаппарат.

– Почему?

– По кочану!

– Зачем вы со мной так? Я же ни в чем не виновата!

– А я тебя что, в чем-то обвиняю? – Он довольно прищурился и демонстративно поиграл оружием. – Я сказал: быстро иди в студию. У нас там будет сейчас такая фотосессия – закачаешься.

– Вы… – Я продолжала притворяться, пытаясь сделать вид, что я не слышала его слов и нахожусь в полном неведении насчет предстоящих планов. Но в горле все равно застрял противный склизкий комок. Оказывается, есть такие слова, произносить которые неимоверно сложно. – Вы… что, хотите… убить меня?

– Догадливая.

– Но за что?! Не надо! – Я захлюпала носом и, заложив руку за спину, стала незаметно вытаскивать из кармана джинсов сотовый телефон. – Пожалуйста, не надо. У меня мама. Она не переживет.

– Ничего страшного, у всех мама!

– Умоляю вас, не надо.

– Детка, заткнись. И так голова болит.

Но вот наконец-то трубка у меня в руках. Боже, боже, я не помню ни одного номера – ни Юрика, ни Катьки. Они же забиты в телефонную книжку. Может, я бы и вспомнила их в другой ситуации, но только не теперь. Тогда остается одно – звонить ментам. Скорее всего, на ощупь я даже смогу набрать номер милиции. Но услышат ли наш разговор на том конце провода? Ведь шанса объяснить, что происходит, и попросить о помощи у меня нет. Если только он увидит у меня телефон, этот мерзкий жирный циничный гад выбьет его в ту же секунду…

Старательно отсчитав нужные клавиши (как хорошо, что у меня старая модель без сенсорного экрана!), я нажала на кнопку вызова и закричала:

– Пожалуйста, Слава, миленький не убивай меня! Я все, что хочешь, буду делать, только не убивай! Не убивай!

Он поморщился:

– Ну чего ты разоралась! Я ж тебе говорю, у меня и без воплей голова болит. Надо вискаря жахнуть перед таким делом. Что-то я нервничаю.

– Я тоже хочу выпить! Не убивай меня!

– Не слишком ли многого ты хочешь? Ну ты и наглая, детка!

Он снова подошел к столу, на углу которого стояла большая бутылка, потянулся за стаканом, и… запустил им прямо мне в голову!

– Ах ты, тварь малолетняя! Мобилу на пол быстро бросай!

Я чуть наклонилась – удар пришелся по касательной. Но, наверное, он был все же достаточно сильным. Сначала у меня потемнело в глазах, потом к горлу подкатила тошнота. И лежащий на полу ковер почему-то вдруг оказался прямо у моей щеки…

Почему здесь так темно? И невыносимо сыро и холодно? Сейчас ведь лето, жара. У меня такая солнечная комната – с самого утра оранжевый свет наполняет пространство возле кровати, поэтому спросонья кажется, что плывешь куда-то, покачиваясь на сияющих волнах.

Я пошевелилась, почувствовала резкую боль в руке – и сразу же все вспомнила.

У меня серьезные неприятности…

Глаза не сразу стали видеть в полумраке. Но вскоре я поняла, что нахожусь в подвале, одно мое запястье приковано наручниками к батарее. А у противоположной стены, в таком же пристегнутом положении, находится музыкальный кумир молодежи, восходящая «звезда» эстрады и жалкий урод-наркоман Николас. И вот за него мне очень-очень тревожно. Он и при более бережном обращении того и гляди коньки мог откинуть. А уж теперь…

– Николас! Николас! Ты там живой? Ты как себя чувствуешь?