Марина Серова - От греха подальше

— А я тебе покушать принесла. Ну-ка поднимись чуток!

Я с трудом придала своему телу вертикальное положение. Поставив поднос мне на колени, баба Маша внимательно посмотрела на меня.

— А то, может, пивка?

— Вот если бы еще кофе? — попросила я.

Кофе на подносе был, и явно неплохой, но одной чашки мне сегодня было недостаточно.

— Сейчас принесу, Танечка. Тебе покрепче?

— И побольше! Если можно.

— А почему же нельзя?

Она вышла из комнаты и через минуту вернулась с целым кофейником горячего ароматного напитка.

Три чашки кофе с горячими домашними пирожками сотворили чудо. Ко мне вернулось присутствие духа. И, как следствие, желание покурить. Только сейчас я вспомнила, что вчера у меня закончились сигареты. На всякий случай заглянула в тумбочку и крякнула от удовольствия. Там лежал нераспечатанный блок «Мальборо».

Я курила, лежа в постели, и вспоминала вчерашний вечер. За ужином я перезнакомилась практически со всеми девицами и, разумеется, с великолепным Шуриком.

К концу вечера Шурик угомонился. Он уже не скакал и не паясничал, а просто сидел за столом, пил пиво и время от времени менял кассеты на магнитофоне. Я подсела к нему, и минут двадцать мне удалось провести с ним с глазу на глаз. Разговор получился довольно любопытный, и, хотя я не решилась задавать ему слишком рискованные вопросы, у меня создалось ощущение, что при случае из Шурика можно будет вытащить любую информацию. Он был здесь старожилом, явно близко знал хозяина, называл его «босс» и не всегда лестно о нем отзывался.

При желании Шурик в любой момент мог покидать заповедник, но делал это крайне редко, несмотря на то что в его распоряжении была машина. К девочкам он относился с трогательной любовью, и большую часть импровизированных представлений устраивал, чтобы разнообразить их жизнь. От него я узнала, что в заповеднике официально разрешено принимать наркотики. Шурику это не нравилось, и он, как мог, этому препятствовал. А так как наркотики поступали к девушкам через него, то, кроме Эли (оказалось, так зовут пианистку), которая давно и всерьез сидела на кокаине, никто из девушек серьезных наркотиков от него не получал. Еще он намекнул, что хозяин возлагает на меня большие надежды. И что в самом ближайшем будущем мне предстоит ответственная работа.

В этот момент к нам подсели несколько девиц, которые непременно хотели рассказать Шурику какую-то забавную историю, но никак не могли добраться до ее сути, так как собственный смех лишал их способности выражаться членораздельно.

Я не могла даже представить себе, что это за работа, но ничего хорошего от нее не ждала. В лучшем случае, это мог быть особенно важный для хозяина гость, и мне предстояло его качественно обслужить.

«Задание Германа я выполнила честно, — мысленно убеждала я себя. — Я нашла Марину и могу сообщить ему ее местонахождение. А что с ней делать дальше — уже не моя проблема».

Но в том-то и дело, что ничего я Герману сообщить не могла до тех пор, пока сама находилась в заповеднике. А как отсюда выбраться — совершенно не представляла.

— Там тебя Эля спрашивает, — входя ко мне в комнату, вполголоса сообщила баба Маша. — Пойдешь или как?

— Сейчас я приду к ней, — ответила я, вспомнив, что вчера за ужином договорилась с пианисткой встретиться после завтрака.

Баба Маша одобрила мое решение и, собрав на поднос грязную посуду, вышла в коридор. Я поспешила одеться и привести себя в относительный порядок. Для визита к Эле выбрала мягкие вельветовые джинсы и майку со смешной рожицей на груди.

Эля жила в противоположном крыле нашего коттеджа, и для того, чтобы оказаться в ее комнате, мне достаточно было пройти по длинному извилистому коридору десяток-другой метров.

Ее номер мало чем отличался от моего, кроме того что у окна стоял небольшой кабинетный рояль. За ним я и застала хозяйку помещения.

Эля отличалась своеобразной экзотической красотой. Крупные, чуть раскосые глаза, тяжелые прямые волосы, смуглая кожа, безукоризненная грудь делали ее похожей на египетскую жрицу. Я ни разу еще не видела улыбки на ее лице. Теперь же мне показалось, что глаза ее смеются, хотя на лице это никак не отражалось, оно по-прежнему оставалось спокойным и невозмутимым.

Девушка смотрела на меня в упор, но, казалось, не видела меня. Я вспомнила о ее болезненном пристрастии и почувствовала себя неуютно. Я всегда недолюбливала наркоманов.

— Извини, я только что встала… — попыталась я объяснить свое опоздание.

— Садись, — перебила она меня и взглядом указала на кресло рядом с собой.

Я уселась и несколько раз кашлянула. Насколько я помнила, Эля собиралась проверить мои вокальные данные. И собралась петь. Поэтому Элин вопрос застал меня врасплох.

— Почему ты оказалась здесь?

— Вольдемар предложил мне…

— Я не спрашиваю, как ты оказалась здесь, — опять перебила меня Эля. — Это я могу себе представить. Я хочу понять, какие причины тебя сюда привели.

Она была явно возбуждена, в ее голосе чувствовалось нетерпение. Я поняла, что то, что мне показалось — искорки смеха в ее глазах, — никакого отношения к веселью не имело.

— В заповедник попадают только вымирающие виды. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Не дождавшись ответа, Эля продолжила свой монолог:

— Я внимательно наблюдала за тобой вчера. Я не знаю, почему ты здесь, но тебе не грозило вымирание. А здоровый зверь должен жить на воле. Ему не нужен заповедник.

— Я не уверена, что понимаю тебя, — наконец пробормотала я более или менее внятно.

— Ты не знаешь, как это вымирать? А это очень просто. Когда сожгли твой дом, убили твоих близких, но почему-то оставили тебя в живых! Может, именно потому, что знают, что ты скоро вымрешь. — Она с трудом сдерживала нервную дрожь. — Вот тогда-то зверь сам приходит в зоопарк или в заповедник. Потому что мечтает выжить! В заповеднике убивают не всех или, во всяком случае, не сразу…

Она уронила голову на грудь, и несколько минут мы сидели в полной тишине. Я поднялась с кресла, еще не зная, что сделаю в следующую секунду. Услышав или почувствовав это, Эля испуганно посмотрела на меня.

— Я испугала тебя? Не обращай внимания… Иногда мне становится очень страшно, и тогда… Мне так хотелось с тобой поговорить… А получилось совсем не то… Я же хотела послушать тебя. Давай.

Она открыла крышку рояля и взяла несколько красивых аккордов.

— Ты знаешь какую-нибудь песню? Все равно какую…

Что-что, а петь мне сейчас совершенно не хотелось. Но я вспомнила пару каких-то куплетов, потом мы вместе с Элей спели детскую песенку. Этого оказалось достаточно. Ее вполне устроил мой слух, и голос показался приятным. Я снова собралась уходить. Эля проводила меня до дверей.