Ирина Градова - Танец над пропастью

Рита это понимала, как и то, что Игорь – единственный, кто в состоянии продолжить дело отца, но ей было обидно, что Григория Синявского, оказывается, так легко заменить. Пусть и на Байрамова, но все же… Взглянув на Игоря, Рита заметила, что ему неловко: он избегал смотреть ей в глаза, и она поняла, что должна что-то сказать.

– У меня нет возражений, – выдавила она. – Тебе не в чем себя упрекнуть.

Она поднялась, собираясь уходить. Жаклин пыталась предложить ей кофе, но Рита отказалась, сославшись на множество дел, связанных с похоронами. Игорь проводил ее до лифта.

– Если тебе нужна помощь, – сказал он, – любая помощь – только намекни.

– Спасибо, – покачала она головой, – все под контролем.

Он помялся.

– Я пойму, если ты не захочешь, чтобы я приходил на похороны, – сказал он наконец.

– Почему же? – удивилась Рита. – Думаю, папа хотел бы, чтобы ты присутствовал!

С этими словами она зашла в подошедший лифт. Рита чувствовала себя виноватой: у нее погиб отец, а она переживает по поводу того, что Игорь и Жаклин вместе. У француженки бульдожья хватка: она хотела Байрамова и она его получила!

Как только Рита села в машину, зазвонил мобильный. Это оказался Женька. Девушке меньше всего хотелось сейчас разговаривать с кем бы то ни было, но он сказал, что дело важное.

Когда она подъехала к месту встречи у Казанского собора, то сразу же заметила Женино авто, припаркованное в переулке напротив входа в Педагогический университет: обшарпанная серая «Лада Калина» резко контрастировала со стоящими рядом новенькими иномарками. Самого хозяина транспортного средства нигде не наблюдалось, и Рита отправилась на его поиски. В летнее время обширные газоны перед собором заняты студентами: они сидят на траве, готовятся к экзаменам, обнимают подружек и пьют пиво или кока-колу. Сейчас же эти газоны, покрытые сероватым от выхлопных газов и прочей городской грязи снегом, пустовали. Зато Рита заметила Женькиного пса Иваныча, который носился взад-вперед за резиновым мячиком. При виде Риты собака выплюнула мячик и радостно кинулась к ней. Едва успев увернуться от грязных лап, Рита погладила мохнатое чудовище и направилась к приятелю, стоящему у памятника Барклаю де Толли. В этот раз Женька не счел нужным одеваться официально, поэтому на нем красовались потрепанные джинсы и зеленый пуховик не первой свежести.

После выражения соболезнований в сжатой форме, так как они уже созванивались после убийства, приятель приступил к делу.

– У меня две плохие новости, – сказал он. – Во-первых, подтвердились предположения насчет кронштейна – его и впрямь подпилили. Во-вторых, вот, почитай, – и он протянул Рите сложенный вдвое лист бумаги. Развернув его, она прочла следующее: «Пора делать очередной взнос. Не тяни, а то я могу заговорить». Послание было написано коричневым маркером, корявыми печатными буквами, словно писавший намеренно изменял почерк или, возможно, писал левой рукой.

– Откуда это? – спросила Рита, возвращая листок.

– Связи, – коротко ответил Женька. – Обнаружили в кабинете Григория Сергеевича, но предпочли не обращать внимания.

– Почему, это же важно?

– Нет прямой угрозы, только размытое обещание заговорить – это к делу не пришьешь. В таких случаях опасность обычно грозит «писателю», а не адресату. Не знаешь, кто автор?

– Понятия не имею! Следователь, этот Иванченко, ни словом не обмолвился – вот зараза!

– Попахивает шантажом, – вздохнул Женька. – Вернее, даже не попахивает, а вовсю воняет!

Услышанное не укладывалось у Риты в голове. Она и не подозревала, что у кого-то мог иметься компромат на ее отца. Какие темные дела могли быть у человека искусства, для которого ничто на свете ни имело значения, кроме балета?

– Я так кумекаю, – прервал ее раздумья Женька, – что тот, кто написал эту маляву, и кронштейн подрезал, чтобы твой папаша поторопился с уплатой. Возможно, он не хотел никого поранить, хотя… Поковыряйся-ка ты, подруга, в отцовских бумагах дома, может, нароешь что?

– Да я уже все перерыла – там ни слова нет о долге или о чем-то подозрительном!

– Значит, еще поищи: не может быть, чтобы не было никаких зацепок! Эту записку опера нашли у твоего отца в кабинете в день убийства, когда обшаривали театр. Есть надежда, что, раз он ее не выбросил, могли сохраниться и другие. То, что другие существовали, понятно из текста, ведь там говорится об «очередном» взносе. По крайней мере, попробуем установить, сколько времени это продолжалось. Тогда, возможно, догадаемся и о предмете шантажа… Вот если бы удалось найти первое послание – в нем обязательно должно быть сказано, какая информация имеется в виду! С другой стороны, шантажист мог лично встретиться с твоим отцом для первой беседы. В общем, пока все туманно.

– Думаешь, папу убил тот, кто его шантажировал? – спросила Рита.

– Вряд ли, – покачал головой Женька. – Какой же дурак убивает курицу, несущую золотые яйца? Твой отец представлял для него ценность живой, а не мертвый.

– Ну а если папа отказался платить? Шантажист мог разозлиться. Ты ведь знаешь, убийца, скорее всего, ничего не планировал, и папина смерть явилась результатом случайности.

– Такая версия тоже имеет право на существование, – кивнул Фисуненко, – но по опыту знаю, что шантажисты редко обладают достаточной долей смелости, чтобы оказаться в подобном положении. Они рассчитывают на то, что жертва послушно станет выкладывать денежки, и не ожидают отказа. В этом случае самое страшное, что они могут сделать, это придать огласке факты, которые объект шантажа пытается скрыть. Эти ребята – народ трусоватый и вряд ли способный на убийство. Скорее, по твоей версии, Григорий Сергеевич мог вспылить и ударить шантажиста, а не наоборот!

После разговора с Женькой Рита кинулась домой. По счастью, там никого не оказалось, и она смогла спокойно заняться обыском. Девушка снова перерыла ящики отцовского стола в поисках бумажки, подобной той, что показал Женя, но, как и ожидалось, безуспешно. Тогда она решила пошарить в гардеробе. У Григория Сергеевича было много одежды, и она отличалась прекрасным качеством лучших европейских фирм. А еще он питал слабость к старинной мебели. Гардероб черного дерева был огромным, и туда могло поместиться в два раза больше вещей, чем имелось у отца. Никогда в жизни Рита туда не заглядывала и сейчас чувствовала себя виноватой, перетряхивая отцовские костюмы и пальто. Она поймала себя на том, что бормочет что-то вроде: «Извини, папа, это для пользы дела!» Рита уже собиралась закрыть створки шкафа, как вдруг ее внимание привлекла за что-то зацепившаяся пола пиджака. Задняя стенка гардероба на вид казалась гладкой, но тем не менее каким-то образом держала пиджак. Рита провела рукой по поверхности и нащупала щель. Это означало, что у отца в шкафу есть что-то вроде сейфа, оставалось только выяснить, как он открывается. Она подергала пиджак, но ничего не произошло: материал плотно засел в щели. Тогда заинтригованная Рита принялась ощупывать боковые стенки гардероба. Наконец ее рука нашарила выпуклость. Она слегка надавила, и дверца замаскированного сейфа с тихим щелчком распахнулась, высвободив отцовский пиджак. Рита запустила руку внутрь и извлекла из недр сейфа кожаную папку, пачку писем и коробку из-под шоколадных конфет. Больше там ничего не было. Рита начала исследование с коробки. Открыв крышку, она увидела, что та набита зелеными купюрами достоинством в пятьдесят и сто долларов. После того как она пересчитала деньги, выяснилось, что всего там находилось ровно тридцать тысяч. Не похоже на заначку! Отец никогда не прятал денег от матери. У них была общая семейная касса, и каждый из членов семьи мог взять сколько нужно. В свете того, что стало известно Рите, эти тридцать тысяч долларов больше всего напоминали выкуп. Итак, все немного прояснялось, но одновременно еще больше запутывалось: отец получил письмо от неизвестного с требованием денег. У него не оказалось свободной наличности, и он взял у кого-то в долг. Очевидно, Григорий Сергеевич собирался заплатить шантажисту, а значит, у того не могло быть причин для убийства, даже если предположить, вопреки Женькиному убеждению, что этот человек способен на подобный шаг.