Марина Серова - Поддавки с убийцей

— Терпеливая, давно ждешь? Здравствуй, — проговорил он, усаживаясь рядом.

Я смотрела на него зло и удивленно, еле сдерживаясь, чтобы не нахамить. Но претензию все-таки высказала:

— Зачем в прятки-то играешь?

— А зачем сидела? Не могла встать и пройтись? Я бы тебя окликнул.

«Бирюк ты нелюдимый!» — обругала я его про себя, но вслух сказала:

— А ты что, людей боишься? Окликнул бы при них, я бы не обиделась.

— Ладно! — прервал он меня с досадой. — Вам бы, бабам, лишь бы отношения выяснять.

Эти слова меня охладили. Ведь он прав — мои претензии не имеют к делу никакого отношения.

Света здесь было маловато, и полумрак скрадывал уродливость его обезображенного лица. А белеющая в темноте копна седых курчавых волос, нимбом венчающая голову старика, была даже по-своему красива.

«Как к нему обращаться?» — подумала я, пока мы молча разглядывали друг друга. Оказалось, что думали об одном и том же.

— Как твое имя, муха назойливая?

Ладно, прощу я ему «муху», из уважения к седой копне не обращу внимания на это презрительное обращение. Но ответить надо в тон, чтобы лишить его хамовитого преимущества.

— Называй меня Татьяной, Керя.

Он повернулся всем телом и, посмотрев в упор, коротко просопел:

— Таня так Таня.

Значит, не обиделся и рассчитала я верно. «Керя» — дружески-уменьшительное от несомненно близкого ему «кореш». И по имени подходит. Проглотил, не поперхнулся.

— Зачем ты сжег дом, Кирилл?

Он вздохнул и коротко рассмеялся, тряхнув седыми кудрями.

— Хлопотлива ты не в меру. Ну, баба, тут уж ничего не поделаешь. Сразу, с ходу — за рога старого беса. А?

— Говори, говори, я слушаю.

— Не-ет! — он все еще посмеивался. — Сначала ты расскажи, кто ты, от кого и почему я должен отвечать на твои вопросы.

Пришло мое время усмехнуться.

— Был бы ты, Керя, помоложе годков на двадцать, ударила бы я тебя по кудрявой головушке, несмотря на твою лихость, затолкала бы в машину, отвезла бы туда, где люди редко бывают, и все, что надо, из тебя выколотила. — Он было дернулся, но я повысила голос, не давая себя перебить. — Это если бы сама в форме и в настроении была. А если нет, отдала бы тебя специалистам.

— Хлопотлива ты, я же сказал. И ответить на мой вопрос не хочешь, виляешь. А придется ответить-то. Не ты мне, а я тебе нужен. Вот и говори, Таня.

Да это все равно что голодному консервную банку грызть! Кирилла еще суметь распечатать надо. Один-ноль, ведет он. Заставил меня представиться, а теперь допрашивает, настойчиво и спокойно. Далеко племяннику до дядьки!

— Если я хлопотлива, то ты любопытен не по теперешнему твоему чину. Много ты о себе представляешь и много чего лишнего взял на себя за последние дни. Хорошо, я тебе отвечу, хотя по делам твоим имею право забыть, что ты уже стар, и спросить с тебя в другом месте и по-другому. Я не из «конторы», это понятно. А озабочена одним — проследить, чтобы имущество покойного старика Лозового досталось его внучке, Екатерине. Кто я — тебе сказано, Татьяна, а от кого и почему спрашиваю, думаю, сам понимаешь. В прошлом ты слыл умным, Кирилл Федорович.

— Эхе-хе! — вздохнул он, сгорбившись. — В прошлом много кой-чего было.

— Да, пожар, например, — не отступала я от своего.

— Разве его забудешь, прошлое-то. Разве в прошлом такая, как ты, Татьяна, могла с меня спрашивать?

Куда только его стройность и сила подевались. Рядом со мной сидел согнутый годами и жизненными бедами старик и вспоминал о своем прошлом, шлепая тонкими губами кривого рта.

— Вот ты, Таня, едва меня увидела, сразу про пожар. А нет чтобы поговорить со стариком, уважить его, представиться, от старых друзей привет передать, рассказать, как живут они, может, помер кто уже от какой болезни. Много ли мне надо? Уважение окажи, а потом и спрашивай. А ты сразу обвинять! Зачем дом сжег! А может, я и не виноват ни в чем? А?

Он глянул на меня искоса, насмешливо, будто предлагал перебить себя, но не дождался и продолжил все так же жалостно:

— Одним порадовала — стародавней моей кликухой уши обласкала. Ее и Ванька-то уж забыл, наверное. Если б не это, я бы с тобой совсем разговаривать не стал, послал бы туда, откуда явилась. А если и пришлось бы ответ держать, то перед кем-нибудь поумней тебя. Хотя вам, молодым, сейчас один хер… Ну тогда дерите шкуру на барабан, не жалко, отжил уже, но с разговорами не лезьте, не делайте вид, что по «понятиям» поступать пытаетесь.

Сработало, черт возьми! Керя принял меня то ли за представительницу какого-то бывшего, но до сих пор сохранившего силу авторитета, то ли еще за кого-то из их гнилой среды, и все это благодаря кличке, на которую я наткнулась случайно, по какому-то сверхъестественному чутью. Полномочия я свои пока еще не подтвердила, еще не время, весь серьезный разговор впереди, но заявку на них сделала. И она им была принята.

Я почувствовала азарт оттого, что одурачила старого урку, и поняла, что одного неосторожного слова будет сейчас достаточно, чтобы испортить все дело.

— Почему Катька о тебе ничего не говорила? И почему объявилась ты только сейчас, а не раньше? Приехали-то вы вместе?

— Ох, сколько вопросов, Кирилл Федорович!

Он отбросил свою старческую растерянность и опять стал крепким и волевым стариком. Я же была сейчас сама любезность с плавными жестами и елейным голосом.

— Спрашивал бы до того, как Ванька твой меня в коридоре задушить пытался. За эти дни вы с ним столько натворить успели, что не мне, а тебе отвечать надо.

Кирилл промолчал, только фыркнул. Достав сигарету, настороженно покосился, когда я полезла в сумку за тем же самым.

— Лозовая обо мне только вчера узнала, когда возникла необходимость разобраться со всей этой историей. И то, думаю, она не до конца поняла, кто я такая. Да ей это и ни к чему. Заявилась я, как ты изволил выразиться, не сейчас, а в тот момент, когда все еще на лад можно было повернуть, то есть в самое время. И приехали мы с Лозовой не вместе. Дед ее уважаемым человеком был, ты сам знаешь. И знаешь, что последнюю волю такого человека надо выполнить. Надо, Семиродов, а? Так пусть внучка его получит все, что ей дедом завещано. Получит и живет дальше, как сможет, потому что сама по себе она ни для кого интереса не представляет.

— Складно ты говорить умеешь. — Кирилл Федорович сдвинул брови и, не поднимая головы, выпускал дым из ноздрей искалеченного носа. — Умная ты, видно, баба. Ну да на такое дело дуру не пошлют. Слушай, зачем я дом сжег. И тебе говорю, и тем людям, что тебя послали. Как на духу, Таня. Керя никогда крысой не был, никогда чужое, а уж тем более общаковое к рукам не прибирал. Лозовой меня знал. Он мне верил и поэтому дом свой здешний поручил моей совести. И Катька меня видела, когда еще малышкой была. Сколько раз при ней Лозовой говорил, что все тарасовское ей должно отойти. А я дом-то сжег. Вот так, Таня, жизнь шутить-то может. Думаешь, мне просто было на такое решиться? Эхе-хе!