Галина Романова - Подвенечный саван

Наутро она ничего не помнила. И он не стал ее ни в чем упрекать, хотя и был разочарован. Но все равно удивлялся без конца, как это ее так развезло с двух бокалов шампанского. Как-то вдруг и сразу.

– Шампанское – вещь коварная, – конфузливо улыбалась Маша, прижимаясь к нему утром за завтраком. – Ты вот вино пил. Надо было мне тоже вино пить. А шампанское… Не по мне…

Они постарались забыть о неприятном недоразумении. И забыли. И назначили день свадьбы. И сегодня за воскресным обедом он собирался сообщить своим близким, что женится.

Володя остановился у двери в кабинет отца. В этой квартире кабинет был небольшим, не таким, как в том доме, который отобрало правосудие. Но все равно кабинет тут имелся. И по воскресеньям, если оно заставало их в городе, обеды тоже заканчивались именно здесь. Мужчины проходили сюда, размещались кто где, было тесновато, но это совсем не мешало разговорам. Не мешало им выпивать дорогие напитки, курить дорогие сигареты и сигары. Кое-кто баловался трубкой. А женщины, за неимением веранды, накрывали к чаю в гостиной, успев собрать грязную посуду со стола.

Володя приоткрыл дверь, заглянул внутрь, подумав, вошел и закрыл за собой дверь. В кабинете было сумрачно, прохладно, мать, видимо, убавила тут отопление. Запах табака, въевшийся в стены и мебель, перестал быть дорогим и ароматным. Смешавшись с запахом застарелой пыли, он стал тяжелым, едким, неприятным. Володя прошелся по небольшой комнате, остановился у стола. Письменный прибор, кожаная папка, совершенно пустая, он проверил. Две рамки с фотографиями. На одной отец с мамой, совсем молодые, красивые, счастливые. На второй все их семейство, этому фото тоже было лет пятнадцать, если не больше. Настя тут совсем ребенок – милый и беззаботный, льнущий к отцу. Он всегда был для нее любимым папочкой. Чего же она так быстро забыла о нем? Чего отреклась? Не смогла понять и простить?

Он вот тоже многого не понимал и даже раздражался, когда думал, что отец мог бы прекрасно обходиться без своих подпольных бандитских дел, ведя бизнес вполне легальным образом. Но он давно простил его. Давно! И считал, что отец, получив такое страшное наказание, искупил свою вину. Он все равно был и оставался его папой. И пока он сам не увидит его мертвым, он будет считать его живым.

– Володя! – резким неприятным голосом окликнула его Настя, влетев в кабинет. – Что ты тут делаешь?!

– Ничего. – Он поставил рамку с их общей фотографией обратно на стол отца. – Просто смотрю.

– Идем, идем. – Она призывно махнула рукой. – Мама все накрыла к обеду.

Мама неожиданно удивила, впервые за многие годы разлуки с отцом наготовив так много. И луковый суп по-французски, который ей очень удавался. Баранья фаршированная нога, салаты, соусы. Сыры трех или четырех сортов, тушеные овощи на гарнир.

Володя с удовольствием поел. Дождался, пока мать с сестрой уберут грязную посуду, поставят чайник, поменяют глубокие тарелки на чайный сервиз, и тогда сказал:

– У меня для вас новость.

– У меня тоже! – вспыхнула радостной улыбкой Настя.

– И у меня… – мать неожиданно нахмурилась.

Володя тут же обеспокоился. Новость плохая? Чего она так хмурится? Или сердится? Или чего-то стесняется? Всегда бледные щеки матери покрыл вдруг румянец.

– Сейчас я принесу пирожные, чай, и тогда приступим к обмену новостями, – проговорила она после паузы, которую никто не захотел заполнять своими новостями.

На белоснежную кафельную подставку поставили вскипевший блестящий чайник. Мать тут же влила на палец кипятка в заварник, насыпав туда дорогого элитного чая. Черт его знает, где она его брала! Подождала в тишине немного, долила кипятка доверху. Через минуту разлила чай по трем чашкам. Подала каждому покупные пирожные, тоже из дорогой кондитерской в центре города. Одно пирожное там стоило, Володя точно знал, как большущий торт в супермаркете по соседству с Машиным домом.

– Итак… Приступим? – Мать холодно улыбнулась детям. – Настя?

– Я выхожу замуж, – оповестила она. – Мы прожили достаточно долго вместе, чтобы понять, мы друг без друга не можем. И хотим нарожать детей, вести общее хозяйство.

– Могла бы просто сказать, что любишь его! – фыркнул Володя и, скатав фантик от конфеты шариком, запустил им Насте прямо в лоб. И попал.

Она тут же взбесилась, разоралась, принялась жаловаться матери, что брат у нее такой придурок. Что он никогда не перерастет своей подростковой придурковатости. И что впредь она отказывается с ним есть за одним столом.

– Не очень-то и хотелось, – пробубнил он, неожиданно обидевшись. И вспомнил: – Кстати, а твой валенок Щупов…

– Щипов! – с визгом поправила его Настя, гневно раздувая ноздри. – Его фамилия Щипов! А зовут его Виктор! И он обещает стать знаменитым кардиологом!

– Обещает? – Володя хищно прищурился. – Кому? Тебе, что ли?

– Ма, ну скажи ему! – захныкала как маленькая девочка Настя и швырнула ему фантиковый шарик обратно. Не попала. – Чего он вечно?!

– Володя… – Мать раздраженно поморщилась. – Прекрати, я прошу тебя.

– Ладно, не буду, – и снова обернулся к Насте: – А он знает, чья ты дочь, твой обещающий стать знаменитым кардиологом Щупов?

И повисла пауза. Настя тут же надула губы и, широко раскрыв рот, откусила почти половину пирожного.

– Не знает, – сделал вывод Володя. – А если узнает, как думаешь, останется он с тобой?

– А как он узнает, если я ему не скажу! – фыркнула Настя, разбрызгивая сахарную пудру.

– Как это? – Он изумленно замер, потом тряхнул головой. – Что значит не скажешь?!

– А то и значит! – огрызнулась Настя. И повернулась к матери с умоляющей улыбкой: – Ма, ну скажи ему!

Мать промолчала.

– Настя, ты хочешь начать свою семейную жизнь со лжи?! Но что это будет за семья, Настя?! Папа с мамой… – начал было он, но тут же осекся под злым материнским прищуром.

– Что папа с мамой, Володя?! Что папа с мамой?! – театрально прикрывшись ладонью, воскликнула мать. – Я ничего, ничего не знала о его преступной деятельности! Настя тоже. Нам вход в его кабинет был заказан, сын!

– Туда впускали только тебя, между прочим, – ядовито вставила Настя. И добавила почти с ненавистью: – Мог бы пойти как соучастник!

– Настя! – Мать с силой, несвойственной ей, опустила ладонь на стол. – Прекрати!

Над огромным овальным столом, накрытым белоснежной скатертью, уставленным чашками с блюдцами, чайниками, вазочками и розеточками с конфитюром, повисла тягучая пауза.

– А что я такого сказала? – все же огрызнулась сестра. – Володька многое знает! Многое! А ничего не рассказывает! Столько лет молчит! Может, крысятничает втихомолку, ма?

– Что я знаю? – удивленно оглядел он мать и сестру. – Что ты имеешь в виду?!