Андрей Константинов - Адвокат. Судья. Вор (сборник)

Поняв, что Виктор Палыч объявляет встречу законченной, Челищев и Катерина поднялись.

Антибиотик проводил их до входной двери, помахал вслед рукой, а потом, сняв улыбку с лица, вернулся в кабачок.

– Веди, – коротко сказал Виктор Палыч Степанычу.

Степаныч проводил Антибиотика в свой кабинет и усадил за стол, на котором стоял монитор.

– Давай, запускай!

Степаныч включил монитор, и Антибиотик начал просматривать запись их ужина, снятую скрытым телеобъективом. Виктор Палыч вглядывался в лицо Сергея и пытался понять его истинные мысли и чувства.

Катя с Сергеем возвращались с ужина в молчании. Лишь у самого своего дома Катерина как-то робко, с непонятным Сергею волнением спросила:

– Ну как?

Сергей лишь пожал плечами в ответ, мол, рано пока что-то говорить. Катя кивнула, помолчала немного и сказала:

– С бизнесменом, о котором Виктор Палыч говорил, надо встретиться, и как можно скорее. У него, похоже, дела совсем плохи.

– А кто он такой?

Катя улыбнулась:

– Михаил Соломонович Либман.

Сергей фыркнул:

– Это, конечно, многое объясняет! Ну да ладно! Где я могу с ним встретиться?

Катя задумалась.

– Звонить домой ему не стоит… Давай я выясню этот вопрос, а Толик, – Катерина кивнула на Доктора, невозмутимо сидевшего за рулем, – завтра с утра тебе все передаст. Хорошо?

Сергей молча кивнул и отвернулся с непонятным ему самому раздражением. А Катерина, не обращая внимания на его угрюмость, вдруг прижалась к Челищеву и быстро, но нежно поцеловала его в ухо. Со стороны это выглядело как обычный прощальный дружеский поцелуй. Однако у Сергея сложилось другое впечатление. Он начал было разворачиваться к Кате, но она остановила его неуловимым движением руки.

– Ну вот я и приехала. Счастливо, мальчики, до завтра! Толик, завтра сначала ко мне, а потом – к Сергею. – Доктор молча кивнул и вышел из машины, чтобы проводить Катерину до квартиры.

Утром следующего дня Доктор доставил Челищева в клинику нервных болезней ВМА, где его должен был ждать Либман. Как объяснил Толик, у Либмана в этой клинике лечилась жена.

В вестибюле клиники Сергей сразу заметил невысокого человека, нервно расхаживающего взад-вперед. Человек не очень походил на бизнесмена, костюм его был измят, ботинки – не чищены, рубашка явно не отличалась свежестью, а галстук отсутствовал напрочь.

– Михаил Соломонович?

Либман дернулся, словно от тычка, и, втянув голову в плечи, обернулся к Челищеву:

– Сергей Александрович?

Услышав характерное раскатисто-гортанное «р», Сергей вдруг вспомнил этого человека.

– Мать честная… Эйнштейн?

Либман, по-прежнему не узнавая Челищева, с испугом вглядывался в его лицо.

– Восемьдесят третий год, Коми АССР, стройотряд «Вычегда», Корткерос?

Либман мелко закивал.

– У нас же стройотряды рядом стояли – помнишь? Наш «Фемидой» назывался, юрфак… А ты с экономического факультета, тебя все Эйнштейном звали за умность… Вспомнил?

Видимо, Либман начал что-то вспоминать. Он быстро закивал, и испуг в его глазах сменился навернувшимися слезами.

«Так, похоже, скоро не только его жена, но и сам он станет клиентом этого заведения», – подумал Челищев, отводя Эйнштейна к журнальному столику, на котором веером были разложены популярные медицинские брошюры.

Либман смотрел на Сергея с трагическим выражением на лице и, видимо, изо всех сил пытался сдержать прорывающиеся слезы. Рассказ свой он смог начать лишь после нескольких минут мучительных шмыганий носом. И был этот рассказ совсем не веселым.

…Прозвище Эйнштейн Миша Либман получил еще в школе за умение перемножать в уме шестизначные цифры. На экономическом факультете университета он стал звездой с первого же курса, его курсовые работы посылали на международные конкурсы, а к пятому курсу Миша уже стал за деньги консультировать доморощенных бизнесменов, начавших выныривать на поверхность с первых же дней перестройки. Консультации приносили ему совершенно неслыханный для студента доход, приподнимая Эйнштейна и в собственных глазах, и в глазах сокурсников, считавших, что если бы не национальность, то «быть Мойше министром». Может быть, из-за этого и выскочила за Мишу первая красавица их курса черноокая Марианна из Львова – выскочила, несмотря на бешеное сопротивление ее родни, оголтелых «западенцев».

У молодых поначалу шло все хорошо. Марианна родила дочь, Миша окончил аспирантуру и легко защитил кандидатскую диссертацию. Однако змей-искуситель сбил его с дороги ученого-теоретика и заставил окунуться в мутные волны отечественного бизнеса.

Кооператив Либмана к 1991 году стоял на ногах уверенно и крепко, Михаил наслаждался жизнью и не верил, что с ним может случиться что-то плохое. Из-за этой своей самоуверенности он легко пошел на совместную операцию с некоей фирмой «Вайнах», которую учредили в Питере чеченцы из Грозного. Одного из них, Руслана, Либман знал достаточно давно, он тоже учился на экономическом, но его выгнали за постоянные прогулы с третьего курса. Руслан предложил Либману просчитать и осуществить крупную операцию – поставку большой партии алюминия в Польшу транзитом через Калининградскую область. Операция сулила фантастические барыши. На ее разработку Миша потратил полгода: находил посредников-приемщиков в Калининграде, польских партнеров, утрясал бюрократические формальности с таможней. Операция была выстроена красиво и почти законно, а по сравнению с потоком цветных металлов, который, вообще никак не будучи оформленным, хлынул в Прибалтику, – расчеты Либмана вообще казались образцом порядочности и радения за достояние страны… Боясь доверить груз алюминия кому-либо, Либман сам решил возглавить «экспедицию» в Польшу.

Все рухнуло в один день. В Варшаве караван грузовиков неожиданно задержала полиция, и Михаилу, несмотря на предъявленные документы, пришлось провести полдня в участке. Выпустили его только под вечер, а задержавший его польский офицер, некий пан Владыевский, настолько осознал свою неправоту, что даже любезно предложил Либману проводить его караван до пункта приема цветного металла той фирмы, с которой Либман оговорил поставку алюминия. Они подъехали к воротам приемного пункта уже в темноте, ворота были закрыты, и на них было приклеено какое-то объяснение. Владыевский, мешая русские и польские слова, объяснял Мише, что по техническим причинам приемный пункт переехал в другое место. Одуревший от голода и нервов, Либман был готов ехать уже куда угодно – лишь бы поскорее освободиться от алюминия.

Разгрузку и оформление бумаг закончили поздно ночью, и растроганный Михаил долго благодарил офицера польской полиции, без которого, как он считал, он бы просто пропал в Варшаве. Оставалось только ждать, когда поляки переведут деньги на счет кооператива Либмана. Между тем вышли все сроки, а деньги не поступали. Либман начал бомбардировать факсами и письмами своих польских партнеров и получил от них убийственный ответ – те, мол, никакого алюминия не получали.