Марина Серова - Убийство в подарок

Я развернула машину и поехала обратно в центр. Адрес, продиктованный мне Людмилой Колосовой, я помнила наизусть. Да уж, пришлось мне за сегдняшний день изъездить свой любимый город вдоль и поперек. Интересно, куда еще забросит меня судьба?

Я ехала к Александре Петровне Малиновской, и от усталости мне даже не хотелось курить, но одновременно с этим я чувствовала такой азарт, который настигает игрока, когда он чувствует приближение успеха. Я знала, что еще немного, и все встанет на свои места.

Дом, в котором жила мать Людмилы Колосовой, оказался старым довоенным добротным зданием, построенным еще при Сталине. Мне часто приходилось бывать в таких домах, и я знала, что квартиры в них были огромные, просторные, с высокими лепными потолками. Я поднялась на второй этаж и позвонила.

— Кто там? — послышался низкий женский голос.

— Александра Петровна, это Татьяна Иванова. Вам обо мне говорила Людмила.

Послышался звук поворачиваемого ключа, дверь открылась, и в проеме возникла пожилая женщина. В статной фигуре, благородной осанке — во всем ее облике чувствовалась порода. Седые волосы были уложены в высокую прическу, из которой не выбивалось ни волоска. Одета она была в свободный брючный костюм нежно-голубого цвета, который необычайно шел к ее глазам, имевшим тот же оттенок.

— Проходите, пожалуйста. Значит, вы и есть Татьяна Иванова? Людочка говорила мне о вас. Никогда бы не подумала, что вы частный детектив.

— Почему же? — удивилась я.

— Довольно опасная профессия. Тем более для такой эффектной девушки.

Мне понравилось, как профессор Малиновская охарактеризовала меня. Она провела меня в гостиную и указала холеной рукой на огромное кресло. Я опустилась и сразу утонула в его мягких объятиях. Сама Александра Петровна устроилась на диване напротив. Обстановка в квартире была довольно богатая, но без показной роскоши. Во всем чувствовался хороший вкус: не было нагромождения всяких дешевых безделушек, дорогая мебель, на стене — прекрасная картина неизвестного мне художника, на столе в вазе — свежие цветы, на тумбочке у окна — видеодвойка «Панасоник».

— Хотите что-нибудь выпить? Кофе? Чай? Коньяк? — предложила хозяйка.

— Спасибо, от кофе не откажусь.

— Может быть, хотите перекусить? — поинтересовалась Александра Петровна. «Очевидно, желание накормить гостя является наследственной чертой в этой семье», — подумала я, вспомнив Людмилино гостеприимство. Есть мне, честно говоря, хотелось здорово, но я не стала обременять Александру Петровну приготовлением ужина, так как мне нужно было поскорее узнать, что ей известно о Мясникове и о Лещинских, поэтому от еды я отказалась.

— Даша! — позвала профессор Малиновская.

Откуда-то абсолютно бесшумно появилась невысокая, полная женщина приблизительно лет пятидесяти.

— Даша, будь добра, две чашечки кофе, — попросила Александра Петровна.

— Хорошо, Шурочка, — отозвалась женщина певучим голосом.

— Это сестра Николая Григорьевича, — пояснила мне хозяйка, когда женщина вышла. — Она очень одинока — ни мужа, ни семьи. Когда Николай Григорьевич скончался, я взяла ее к себе. Она помогает мне по хозяйству. Вместе нам легче переносить одиночество. Ведь после смерти мужа я очень страдала. Конечно, со мной была Людочка, но сейчас у нее своя жизнь. Даша — чудесный человек, и к тому же замечательная хозяйка. На все руки мастерица: и шьет, и вяжет, и готовит вкусно. Я-то, знаете ли, не специалист в кулинарии, все как-то некогда было этим заниматься: все время отнимала работа. Без Даши я бы просто ни с чем не справлялась. Она и за Людочкой смотрела в детстве. Та ее даже мамой звала, да и теперь иногда называет.

Появилась Даша, неся в руках серебряный подносик, на котором дымились две крохотные фарфоровые чашечки. Рядом стояла вазочка с шоколадными конфетами и печеньем домашнего приготовления.

— Чем же я могу вам служить, Татьяна Александровна? — с улыбкой спросила Александра Петровна.

Я взяла одну из чашечек с некоторой опаской — они казались просто игрушечными. Чашки были из очень дорогого фарфора, и это было видно невооруженным глазом.

— Вы можете называть меня просто Таня. Меня интересует вот что. Несколько лет назад вы делали операцию по удалению матки одной женщине — Елене Лещинской. Что вы можете рассказать об этом?

Александра Петровна развела руками:

— Да что же здесь рассказывать? Я хорошо помню этот случай. Елена была серьезно больна, операция была необходима. Слав богу, прошла она успешно, и Елена выписалась домой в положенный срок. Вот и все.

— Меня интересует, в каком она была состоянии? Я имею в виду душевное состояние.

— Она была очень подавлена. Так бывает у многих женщин. Перед операцией она нервничала, задавала много вопросов, терзала и врачей, и своего мужа. Ей все время казалось, что они чего-то недоговаривают, что-то от нее скрывают, хотя диагноз был давно ясен и известен ей самой. Я не могу вам сказать, какой именно, но это и не важно. После операции Елена чувствовала себя потерянной. Она кричала, что теперь не сможет быть счастливой. В общем-то, обычное в такой ситуации состояние. Но она была более нервной, чем другие пациентки. И потом, она почти ни с кем не общалась, в то время как другие женщины в клинике довольно быстро знакомились, делились своими переживаниями, поддерживали друг друга. Им было легче. А Елена ни с кем не дружила, ее раздражали соседки по палате. Так намного труднее пережить горе. Она не могла дождаться дня, когда муж заберет ее из больницы.

Все это уже было мне известно из разговора с Лещинским. Я должна была узнать другое.

— А скажите, пожалуйста, Александра Петровна, Елена ничего не говорила о своем отношении к Виктору Мясникову?

— При мне — нет. Во всяком случае, находясь в больнице.

— А потом?

— Потом как-то жаловалась, что из-за этого человека ей пришлось все потерять.

— А что она имела в виду под словом «все»?

— Ну, вы, наверное, знаете, что Анатолий был вынужден продать даже квартиру, чтобы расплатиться с долгами. Он потратил очень много денег на лекарства, на то, чтобы положить Елену в элитную клинику. К тому же долг был взят под большие проценты, и отдавать он был должен намного больше, чем брал.

— Значит, Елена ненавидела Мясникова?

— А вы бы на ее месте не ненавидели? — усмехнулась Малиновская.

— Александра Петровна, — подошла я к тому, что меня волновало больше всего, и сердце мое забилось сильнее. — Елена ненавидела его настолько сильно, что могла убить?

— Вы хотите знать, могло ли это чувство перерасти в желание отомстить и совершить убийство? Это вопрос не по моей части. Я ведь не психиатр. Да и если бы была им, не имела бы права вам ответить.