Марина Серова - Цена случайной ночи

Я надела светло-бирюзовый костюм из тончайшего шелка, великолепно подходящий для теплой летней погоды, собрала волосы в хвост и осталась собой довольна. Звонить предварительно Гладилиным и сообщать о своем визите я не стала, мне нужно было, что называется, оглоушить Владимира Сергеевича своим открытием, чтобы оно застигло его врасплох и заставило рассказать все. Конечно, лучше бы он был дома один, но тут у меня не было никаких гарантий.

Владимир Сергеевич оказался не один, кроме него, в доме находился еще Данила. Людмила Васильевна, как выяснилось, задерживалась с работы, поскольку собиралась навестить какую-то свою подругу, а Маргарита Федоровна пребывала на своей любимой даче. Свое удивление моим визитом Гладилин выразил лишь легким поднятием бровей, после чего сразу же предложил пройти в комнату, но я остановила его:

— Владимир Сергеевич, давайте лучше пройдем на кухню. Разговор предстоит не из легких и весьма… конфиденциальный.

На сей раз брови главы семейства взлетели еще выше, однако больше он ничем не показал своего замешательства и, пожав плечами, провел меня на кухню.

— Кофе хотите? — предложил он.

— По знаменитому рецепту вашей мамы? — спросила я.

Гладилин улыбнулся:

— К сожалению, нет, всего лишь растворимый, но вполне приличный. Мама не пьет его принципиально, заявляя, что кофе, который не сварен, — это не кофе. Может быть, она в чем-то и права, но нас всех, увы, испортило неуклонное развитие цивилизации, и положить ложку порошка и залить ее водой кажется куда предпочтительнее трудного процесса перемалывания бобов, а затем еще и варки порошка.

Я улыбнулась ему в ответ и согласилась на растворимый, отметив, что фирма-изготовитель и впрямь относится к разряду вполне достойных и уважаемых компаний.

— Так что у вас за разговор? — сделав несколько глотков, спросил Гладилин.

Я отставила свою чашку и внимательно посмотрела ему в лицо. Он не отвел взгляда, но тем не менее едва заметное смущение и беспокойство промелькнули в нем.

— Владимир Сергеевич, я не стану ходить вокруг да около, — проговорила я. — Одним словом, мне известна ваша тайна. Ксения ведь ваша дочь.

Я сказала это ни вопросительно, ни утвердительно, словно констатировала всем давно известный и не вызывающий сомнений факт. Гладилин чуть вздрогнул и, резко отодвинув чашку, взял сигарету и закурил. Он молчал некоторое время, нахмурив лоб и часто выпуская дым, потом с силой загасил окурок в пепельнице и сказал:

— Я не знаю, как вам удалось докопаться до этого — для меня самого это стало открытием совсем недавно, — но я считаю, что копаете вы не то, что нужно. Зачем вам это?

— Я расследую смерть Тамары Аркадьевны по просьбе Ксении, — напомнила я.

— А при чем тут то, чья она дочь?

— Вполне может статься, что при чем-то да есть, — уверенно заявила я. — То, что об этом не говорят открыто, означает, что хотят скрыть. А там, где есть тайны, возможны любые преступления. Чтобы остаться хранителем своего секрета, люди порой идут на многое.

Я проговорила все это довольно тихо, но очень четко, не отрывая при этом взгляда от лица Гладилина. Оно было мрачным, но не испуганным и не растерянным.

— Хранителем этого секрета был отнюдь не я, а Тамара, — возразил он мне, бесцельно стуча окурком по донышку пепельницы. На лице его при этом отражались следы каких-то воспоминаний.

— Да, и я думаю, что по этой причине ее и могли убить, — сказала я. — Причем я вовсе не уверяю, что это сделали именно вы. Я пришла к вам разобраться в этой истории, узнать ее подробности и уже на основании этого попытаться сделать заключение, кто убил Тамару Аркадьевну.

— Неужели вы в самом деле считаете, что на основании подробностей этой… этого… безобразного ее поступка можно сделать вывод, кто ее убил?

— Думаю, да, — уверенно ответила я. — Я уже отработала все возможные версии, и они оказались ложными. То, что убийство Тамары Аркадьевны связано с ее профессией, не подтвердилось. Возможная тяжба из-за наследованной ею квартиры — тоже. Тогда я стала думать, что это что-то личное. И пока из всего личного выяснился только тщательно скрываемый факт, что Ксения — ваша дочь.

— И вы считаете, что я убил Тамару, чтобы никто уже об этом не узнал, да?! Чтобы мой сын продолжал спокойно встречаться с этой девушкой, не зная, что они на самом деле брат и сестра?! Вы это хотите сказать? — вышел из себя Гладилин.

Однако он тут же вспомнил о присутствии в доме Данилы, который, к счастью, находился в своей комнате за закрытой дверью, из-за которой доносились звуки музыки. Владимир Сергеевич плотнее закрыл дверь в кухню и понизил голос.

— Если бы мой сын и эта девушка не начали встречаться, боюсь, я бы до сих пор не знал правды, — добавил он.

— Я вот что заметила, — сказала я. — Данилу вы именуете своим сыном, а Ксению, вашу дочь, упорно продолжаете называть «этой девушкой». Это что, протест?

Гладилин замолчал, растирая лоб ладонью. Ему явно стало жарко, он расстегнул воротник рубашки и распахнул окно. Потом, подумав, все же прикрыл его и сел на свое место.

— Ах, Татьяна, — наконец со вздохом проговорил он. — Мне сложно вам объяснить свои чувства. Мне самому сложно их понять. Представьте себе, неожиданно узнать, что ты являешься отцом девушки, которую знаешь двадцать лет как дочь своего товарища и, в общем-то, не особенно ей симпатизируешь. Что при этом ты считаешь ее мать хорошим другом, более того — другом семьи, но… Но и не больше. А самое главное — ты знаешь, что эта девушка встречается с твоим родным сыном, что она спит с ним и, может быть, собирается за него замуж! Поверьте, от этого можно сойти с ума. И все это свалилось на меня как снег на голову! Ведь я даже не подозревал о том, что у меня может быть ребенок где-то на стороне. Я привык знать, что у меня своя семья, единственный сын — и вдруг такое! Есть от чего перевернуться сознанию!

Гладилин покачал головой и продолжал:

— Умом я понимаю, что она моя дочь. И при этом… Не хочу этого принимать! Как бы это чудовищно ни прозвучало. Не хочу принимать этого, не хочу смириться, хотя и знаю, что это уже свершившийся факт, который не поправить. И главное, я изначально этого не хотел! Вернее… Я даже не мог этого сказать тогда, двадцать лет назад, потому что ничего не знал, даже не догадывался!

— Вы не думали, что ваша девушка может от вас забеременеть? — вставила я.

— Тамара не была моей девушкой, — устало поправил он меня, и я отметила, что и никто из родных Шуваловой, с кем я беседовала, не называл Гладилина ни ее женихом, ни близким приятелем.

— Как же это могло случиться?

Владимир Сергеевич вылил недопитый кофе, насыпал в чашку новую порцию порошка и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула. Он разлил кофе по чашкам и, помешивая ложечкой сахар, сказал: