Наталья Александрова - Таинственный сапфир апостола Петра

— Михалыч у себя?

— Михал Михалыч? — переспросил продавец, удивленно моргая: Агния ничуть не была похожа на обычных клиентов Бармаглота.

Кот приоткрыл изумрудные глаза и посмотрел на Агнию с большой неприязнью — шумит тут, спать мешает…

— Да, Михал Михалыч! — раздраженно повторила Агния. — Не тормози, уважаемый!

— Да, у себя, но он занят…

— Это ничего. — Агния решительно обошла прилавок и вошла в расположенную позади него дверь.

— Эй, куда вы, постойте! — заверещал продавец, попытавшись остановить ее, но Агния захлопнула дверь перед его носом и вошла в кабинет Бармаглота.

Кабинет Бармаглота был несколько больше торгового зала магазина. Он был так же скудно освещен — видимо, тусклое освещение вполне соответствовало характеру творившихся здесь темных делишек. Так же, как торговый зал, этот кабинет был тесно заставлен всякой дореволюционной всячиной.

Но, в отличие от магазина, здесь попадалась не только откровенная ерунда, но и вполне приличные антикварные вещицы. Агния заметила несколько хороших статуэток саксонского фарфора, чугунный бюстик Наполеона начала девятнадцатого века, очень хорошую французскую табакерку с синей перегородчатой эмалью, еще одну, из потемневшей слоновой кости, и пару настоящих дуэльных пистолетов фирмы Лепаж. Наверняка здесь было гораздо больше интересного, но разглядеть лучше не позволяло освещение.

Сам хозяин магазина сидел за некрасивым и неудобным письменным столом с запачканной чернилами столешницей, развалясь в низком деревянном кресле, и разговаривал с долговязым и очень подозрительным типом.

Агния не первый раз видела Бармаглота, но ее снова поразило то чрезвычайно отталкивающее впечатление, которое он производил на свежего человека.

Бармаглот был плотный, небольшого роста человек лет пятидесяти, с длинными и большими, как у обезьяны, руками, с круглой плешивой головой. По краям его блестящей, как бильярдный шар, лысины росли длинные, неопрятные пряди седовато-рыжих волос. На широком угреватом носу низко сидели металлические очки с круглыми и толстыми стеклами. Одет он был в мятый, покрытый жирными пятнами клетчатый пиджак с заплатами на локтях. Под этим пиджаком имелась несвежая, клетчатая же рубашка и криво завязанный галстук с большим сальным пятном на середине.

Бармаглот ел бутерброд с копченой колбасой, роняя крошки на пиджак и на галстук, и одновременно, как уже было сказано, разговаривал с долговязым мужчиной лет тридцати самого подозрительного вида. Из-за бутерброда дикция Бармаглота, и вообще-то весьма далекая от идеала, стала вовсе неразборчивой.

— Я шебе што шказал? — говорил Бармаглот своему собеседнику. — Я што шказал? Штобы без рукоприкладштва! И уж по-любому штобы она живая ошталась!

— Ну, Михалыч, — уныло оправдывался долговязый… — кто ж знал, что в ней душа еле держится?

— А я што шказал? — Бармаглот проглотил кусок, и тут он увидел Агнию. Глаза его за круглыми стеклами очков вытаращились, круглое лицо побагровело, и он рявкнул:

— Кто такая? Кто пустил? Шурик, скотина, я тебе разве велел кого-то пускать?

Продавец робко выглянул из-за спины Агнии и промямлил, виновато шмыгая носом:

— Но, Михал Михалыч, я ей сказал, а она не послушала…

— Сказал? — перебил его Бармаглот. — Ты не говорить должен был, ты должен был…

— Да где ему, Михаил Михайлович! — заговорила сама Агния. — Вы меня не помните? Я к вам приходила от Борового, я Агния…

— От Борового? — Бармаглот резко изменил выражение лица и интонацию, вместо раздражения и злости теперь в нем проявился несомненный интерес. — Я слышал, Боровой умер в Италии… После аукциона, где он купил одну интересную вещичку… Это не ты была с ним в Италии?

— Я, — честно призналась Агния.

Она быстро взглянула на долговязого типа и на маячившего в дверях продавца и тихо проговорила:

— Если вы сейчас заняты, я могу зайти в другой раз.

— Нет, я не занят! — Бармаглот покосился на долговязого и недовольно процедил: — Чтобы больше такого не было!

— Обижаешь, Михалыч!

— А сейчас — брысь! И ты брысь! — Он зыркнул на продавца. — И чтобы никого не пускать!

Оба исчезли, как будто их сдуло ветром, а Бармаглот ткнул толстым пальцем на свободный стул:

— Сядь.

Агния послушно села, но не стала нарушать молчание, ожидая, когда Бармаглот сделает первый шаг.

Он помолчал минуту, пристально разглядывая Агнию, и вдруг спросил:

— Камень у тебя?

— Что? — Агния ждала чего угодно, только не этого вопроса. Она возмущенно взмахнула рукой и выпалила:

— Нет! Как вы могли подумать?!

— Жаль. — Бармаглот опустил уголки губ, чтобы ярче показать свое сожаление. — А тогда зачем же ты пришла?

— Я пришла… — Агния попыталась вспомнить заранее заготовленную речь, в которой она хотела убедительно и неотразимо доказать, что она очень даже может пригодиться Бармаглоту в его торговых делах, но все ее аргументы показались теперь неубедительными в этом захламленном кабинете, перед этим неопрятным и фальшивым человеком, и она просто проговорила:

— Я ищу работу. Может быть, вы меня возьмете?

— Я?! — Бармаглот очень выразительно взглянул на Агнию, в ее дорогой, хотя и помятой одежде, с еще не успевшими выветриться приметами высокого достатка и приличного социального статуса, и затем — на свой неказистый кабинет.

— Да, вы. Потому что никто другой не хочет меня брать после того, что случилось…

— Ага. — Бармаглот хищно ухмыльнулся, — из-за того, что случилось. А ты говоришь — как вы могли подумать! — Он очень смешно передразнил Агнию, но та не улыбнулась — не то у нее было настроение, ей было совсем не до смеха.

— Значит, они тоже подумали, что ты взяла камень? — Он перегнулся через стол и пристально, насмешливо посмотрел на Агнию. Она выдержала этот взгляд.

— Им эту мысль внушили, — ответила Агния после небольшой, наполненной значением паузы.

— Лисовский, — проговорил Бармаглот не с вопросительной, а с сугубо утвердительной интонацией.

— Лисовский, — подтвердила Агния.

— А у тебя действительно нет камня? — Бармаглот заговорщицки прищурил левый глаз.

— Я уже сказала вам, что нет. — Агния начала подниматься. — Я, пожалуй, пойду…

— Сиди! — прикрикнул на нее Бармаглот и вдруг вынул из-под своего стола какую-то прямоугольную штуковину темного, закопченного дерева и положил на стол перед Агнией. — Что это такое?

Агния осторожно взяла предмет со стола, повернула его к свету, повертела разными боками и снова поставила на стол.

— Это химитсу бако, — проговорила она уверенно, — японская шкатулка с секретом, сделана в городе Хакона в конце девятнадцатого века. Состояние неплохое, нужно только отчистить ее от грязи и копоти и проверить, работает ли секретный механизм. На глаз я не могу определить, насколько она ценная — это зависит от мастера и от сложности секретного механизма…