Антон Леонтьев - Потрошитель душ

Индеец молча кивнул, пес приподнял ухо и тявкнул.

– А также за вашу безопасность, княжна! – сказал, еще сильнее краснея, великий сыщик.

Начальство, конечно же, отпустило какое-то суфражистское замечание, я же не сомневался, что забота об Александре Дмитриевне – выражение большой к ней симпатии Бергамотова, если не сказать больше… (Корректор, удалить!)

Совещание было завершено в начале шестого утра, и прямо из редакции мы отправились в особняк князя Бобруйского, который, по словам дочери, уже наверняка был на ногах, ибо привык подниматься в пять или даже раньше.

Его сиятельство князь, аристократ старой школы, встретил нас более чем радушно и тотчас предложил завтрак. Орест Самсонович от завтрака отказался, а вот я не преминул насладиться чудным горячим кофе и свежими, только что из печи, булочками.

Выслушав скупой рассказ Бергамотова (факт номер один – и так далее), князь заметил:

– Что ж, я не поддался всеобщей истерии и не уехал из столицы, когда начались эти кошмарные убийства. Не буду паниковать и сейчас. Ибо за свою жену и за себя в состоянии постоять сам!

Он поднялся из-за стола и подошел к комоду, из верхнего ящика коего вынул два револьвера.

– Папа, этого недостаточно! Прошу вас! – вскричало мое начальство. Князь, поцеловав дочь в лоб, услал ее в будуар к матери, а нам сказал (положив при этом пистолеты на белоснежную скатерть):

– Ох уж эти женщины! Сашенька такая же паникерша, как и ее мать! Будь у меня сын, он повел бы себя точно так же, как я! То есть не поддался бы истерии!

– Ваше сиятельство является отцом чудной и, что важнее всего, успешной дочери! – сухо произнес Орест Самсонович, на что князь ответил:

– Знаю. Но не по мне все эти ее выкрутасы с образовательными вояжами за границу, педагогическими и медицинскими курсами, наконец, работой главным редактором. Называйте меня старомодным или даже ретроградным – по моему разумению, удел женщин – выйти замуж и нарожать детей! И в этом моя драгоценная супруга подвела меня, ибо все наши сыновья скончались. А Сашенька… Эта блажь пройдет! Признаю, что ей удалось сделать из убыточной газетенки вполне солидное издание, однако есть надежда, что она образумится, выйдет замуж, и я смогу с чистой совестью передать зятю и его с Сашенькой сыну бразды правления в моей небольшой журналистской империи.

Князь явно лукавил – он был подлинным газетным магнатом! От меня не ускользнуло, что, ведя речь о зяте, он посматривал в сторону Ореста Самсоновича. Неужели он хотел… (Этого, корректор, не убирать!)

– Александра Дмитриевна может дать фору любому мужчине… – начал Бергамотов, но смолк, ибо предмет разговора появился в зале.

– Матушка находит идею дополнительной охраны особняка великолепной! – сказала она.

Князь вздохнул:

– Я в этом ничуть не сомневался. Ладно, с бабами жить – по-бабски выть. Ваш ассистент всегда такой молчаливый?

Он кивнул на Мэхпи. Тот ответил:

– Всегда.

– Eh bien [22] Ну что же ( фр .). , – просиял князь, – не люблю всю эту светскую болтовню. А пес у вас славный! Помнится, у меня был такой, и однажды покойный государь Александр Николаевич, удостоив меня своего августейшего визита…

Он углубился в воспоминания тридцатилетней и даже более давности, а Орест Самсонович имел честь откланяться.

Начальство тоже отбыло восвояси, прихватив с собой мой предыдущий, на коленке написанный опус, а мы с Орестом Самсоновичем поехали в особняк госпожи Чернозвоновой.

Было около девяти, когда мы прибыли на Миллионную улицу, где располагался огромный гранитный особняк, унаследованный вдовой от фабриканта Чернозвонова, ныне покойного (ибо ею же и отравленного!).

Около него нас уже поджидал, потирая руки, полковник Брюхатов.

– Так зачем вы просили сюда явиться? – поинтересовался он, подпрыгивая на морозном ветру. – Думаете, что Джек заявится убивать Чернозвонову или ее дочку?

– Думаю, вряд ли. Ибо Джек живет в этом особняке! – будничным тоном сказал Орест Самсонович, и полковник выпучил глаза. Он тотчас пожелал узнать детали, но Бергамотов, распорядившись, чтобы ждали его команды и не предпринимали никаких ненужных действий, приказал взять особняк в кольцо.

– На этот раз не уйдет! – уверенно произнес Брюхатов. – Это только от вас, Бергамотов, Джек-потрошитель ускользает. А мимо меня и моих орлов и мышь не проскочит!

Великий сыщик вздохнул, как мне показалось, со скепсисом, однако от замечаний удержался. Мы прошествовали по величественной лестнице к входной двери.

Орест Самсонович велел дворецкому доложить о нашем прибытии. Тот заявил, что госпожа Чернозвонова не принимает.

– Тогда доложите ей, что речь идет о ее покойном супруге! И его кончине! – произнес он громко, и дворецкий, побледнев, исчез. Через минуту он вернулся и велел следовать за ним.

Проведя нас по анфиладе комнат, он распахнул двери салона, три стены которого были облицованы малахитом, а четвертая представляла собой огромное, от пола до потолка, зеркало в золоченой раме. Да, деньги у кровавой вдовы явно водились. И она сама, облаченная во все черное, собранная и явно настороже, стояла возле камина.

– Что это значит? – произнесла она вместо приветствия. – Как вы смеете трепать имя моего покойного супруга!

– Что послужило причиной смерти вашего супруга? – спросил Орест Самсонович, тоже ее не приветствуя.

Чернозвонова шумно вздохнула, и в ее глазах вспыхнул страх. Она боялась – да еще как!

– От прободения давнишней язвы двенадцатиперстной кишки! – сказала она. – Таково было заключение врача, выдавшего свидетельство о смерти. Почему вас это так занимает, господин Бергамотов?

Ага, кровавая вдова даже знала, кто он такой! Что ж, мы имели дело с более чем серьезным противником.

– Того самого врача, которому вы заплатили семь тысяч рублей серебром? – тихо спросил Орест Самсонович. – И кроме того, подарили его жене пару золотых серег с аквамаринами, а сыну – отличного орловского скакуна?

Вдова вздрогнула, ее лицо исказилось, и на мгновение мне стала видна ее душа – злобная, мерзкая, жестокая. Это была душа Джека-потрошителя!

– Кто вам такое сказал? Этот пропойца? Так он все что угодно может сочинить! И вообще, он давно страдает белой горячкой!

Но голос ее дрожал.

– Предсмертная агония вашего супруга была очень похожа на симптомы отравления мышьяком, – продолжил Орест Самсонович.

– И что из того? – крикнула Чернозвонова, сверкая глазами. – Мало ли на что это похоже! А вырыть его бренные останки и подвергнуть их унизительным экспериментам вы не сможете – я об этом позабочусь!

– Это и не понадобится, Лидия Филипповна! – заверил Орест Самсонович. – Ибо в моем распоряжении находится прядь волос, отрезанная у вашего покойного мужа врачом, выдавшим свидетельство о смерти. И проведенный мной анализ подтверждает, что в теле вашего супруга находилось огромное количество мышьяка, причем мышьяка, которым его травили на протяжении нескольких месяцев, – так, чтобы это походило на смерть от вновь открывшейся язвы.