Елена Логунова - Свидание на пороховой бочке

Бабуля Кузнецова была сухощавой старушкой с командирским голосом и генеральскими замашками, вследствие чего, по мнению невестки, ей самой инсульт грозил значительно меньше, чем окружающим.

Продолжая соблюдать режим молчания, бабуля развела руками и одновременно возвела очи горе. «А бог его знает!» — означало это в переводе с языка жестов.

Писательница с тихим вздохом пробежала глазами заметку и резюмировала:

— Все понятно, инсультнику надо срочно сделать кровопускание, уколов по одному разу каждый палец и дважды — каждое ухо. Мама, приготовьте на всякий случай иголку, а остальное я беру на себя.

И она снова потянулась за чашкой.

Тем временем двумя этажами ниже Алка Трошкина изнывала от ревности, но не считала правильным сообщать об этом любящим родственникам Зямы. Ну, кроме Инки, конечно. С Инкой они были как сестры и давно, еще в детские годы, постановили, что одна добрая подруга стоит десяти злых братьев. Хотя у Инки десяти братьев не было, слава богу.

Десяти таких братьев, как Инкин единственный, хватило бы, чтобы свести с ума всех женщин мира.

Алка совершенно извелась, пытаясь дозвониться до Зямы. Она должна была узнать, куда, зачем и почему он пропал — или не сможет уснуть.

Информацию предстояло добывать в самом логове противника.

— Здравствуйте, дядя Боря, а Зяма дома? — сладким голосом пропела Трошкина и трижды хлопнула ресничками, решив порепетировать перед зеркалом.

Зеркало честно отразило бледное узкое личико с предательски трясущимися губами. Алка критически обозрела себя и признала, что невинные круглые глазки у нее кое-как получились, но нижняя часть лица ее определенно выдает.

— С губами надо что-то делать, — пробормотала Трошкина.

Она сдернула с вешалки шарф, соорудила из него маску, сложила пальцы пистолетом и, тыкнув в зеркало, прогундосила сквозь душную шерсть:

— Всем стоять! Это ограбление! Зяма или жизнь!

Зеркало добросовестно отразило комическую пародию на преступного ковбоя.

Трошкина досадливо чертыхнулась, размотала шарф и снова повязала его, на сей раз — как платок, на деревенский манер.

В тугом охвате плотной ткани подбородок ее перестал нервно вздрагивать, но бледные губы по-прежнему норовили плаксиво расползтись.

Что ж, по крайней мере, стало ясно, в чем главная проблема.

Сформулировав задачу, экс-отличница Трошкина быстро нашла решение.

Основательно смазанные медом, губы приобрели красивый блеск и неплохо зафиксировались.

Несколько минут спустя Алка позвонила в дверь квартиры Кузнецовых, сделала умильное личико и, дожидаясь, пока ей откроют, энергично похлопала ресницами.

— Ах, детка, что случилось? — встревоженно спросила знаменитая писательница Кузнецова, созерцая яростно моргающую Трошкину. — Что-то в глаз попало?

— Здрасьте, дядя Бо… ся, — промямлила Алка, запоздало подкорректировав домашнюю заготовку.

Это прозвучало странно.

— А с губами у тебя что? — пуще прежнего взволновалась наблюдательная писательница. — Алла, да у тебя рот перекошен! И речь затруднена!

Ее осенило:

— Мама, несите вашу иголку, у Аллы инсульт!

Получилось на редкость удачно: бабушка Кузнецова еще не убрала в аптечку стерильный одноразовый шприц, приготовленный на случай борьбы с инсультом в неопределенном будущем, а роковой час уже наступил.

— Бегу, бегу! Несу, несу! — радостно заблажила предусмотрительная старушка, энергично шаркая тапками по направлению к пациентке Трошкиной.

— А где Зяма? — с трудом договорила негнущимися медовыми губами Алка.

— Он непременно навестит тебя в больнице, — пообещала писательница и цепко сцапала гостью за палец.

— О! Он в больнице?!

Вообразив, что хворь скосила Зяму, Трошкина страшно побледнела, но по инерции продолжала хлопать ресницами.

Таким образом, она демонстрировала все признаки инсульта, описанные в полезной статье: спутанное сознание, заикание, бледность, дергающиеся глаза и несимметричные губы.

— В «Скорую» звонить? — вооружив невестку спасительным шприцем, спросила бабуля.

— Да!

— Дзиииинь! — пропел дверной звонок.

Трошкина, обморочно прислонившаяся к двери, упала в чьи-то крепкие объятия.

— Здра… Черт возьми! Что тут происходит? — вопросил мужской голос.

— Гау? — С аналогичной интонацией взлаял пес.

— Дениска! — Лжеинсультница Трошкина с редким проворством извернулась и повисла на шее у майора Кулебякина. — Ты вернулся! Ты-то мне и нужен!

— Мама, не звоните пока в «Скорую», — сориентировалась писательница. — Аллочка, тебе уже лучше?

— А где Инка? — спросил майор.

— А где Зяма? — спросила Алка.

— А гау? — спросил бассет-хаунд Барклай.

В квартире Кузнецовых восстановилась бодрящая атмосфера семейного сумасшедшего дома.

Поскольку Трошкину прибытие майора Кулебякина и его внеслужебной собаки заметно взбодрило, писательница Кузнецова отказалась от первоначального намерения исколоть Аллочке пальцы и уши. Но бабуля все-таки заставила прочитать полезную статью и Трошкину, и Кулебякина.

Барклай, которому возможность ознакомиться с материалом предоставилась, когда Денис небрежно уронил газету на пол, шансом пополнить специальные навыки пренебрег.

Затем присутствующие обменялись слухами, сплетнями и художественным враньем, выдаваемым за достоверную информацию.

На вопрос майора о местонахождении Инки Трошкина при молчаливой поддержке старших родственниц подруги сообщила, что Кузнецова отправилась в кратковременную служебную командировку.

Эта версия категорически расходилась с той, что уже была сообщена непосредственному начальнику Кузнецовой, и Алка от души понадеялась, что Денис и Бронич не сверят ее свидетельские показания.

У честной Аллочки возникли было угрызения совести, но они почти исчезли после того, как дозу дезы скормили ей самой.

— Зяма с Борей поехали на рыбалку, — выдала невероятное мать-писательница. — В какую-то дикую глушь, где нет ни связи, ни дорог, но много рыбы.

— Я люблю рыбу! — громко сообщила бабуля.

— А я люблю Зяму, — пробормотала Трошкина, — но никогда не поверю, что он отправился на рыбалку вот так внезапно, даже не пополнив свой гардероб хотя бы кожаной зюйдвесткой и сапогами-забродами итальянского производства!

Мать-писательница задумалась.

В словах милой Аллочки был резон. В последний раз, когда папа Кузнецов попытался приобщить утонченного сына к брутальным мужским развлечениям в виде охоты на кабана, Зяма специально заказал знакомому шорнику эксклюзивный набор снаряжения и потом целый день крутился у зеркала, элегантно обматываясь патронташем и располагая ножны так, чтобы они красиво подчеркивали линию бедра.