Елена Логунова - Свидание на пороховой бочке

Те вели себя совсем не по-мужски: вместо того чтобы успокаивать и утешать попавших в затруднительное положение прекрасных дам, они переругивались между собой.

— А че я? Я-то че? Я вообще ни при чем, это ты, Витька, сказал: «О! Гляди, какой-то лох тонет, айда его спасать!» — зудел костлявый блондин в просторной майке с Симпсоном.

Влажная ткань на тощем теле обвисла, пошла складками, и вальяжный толстяк Гомер некрасиво скукожился, как вялый лимон.

— Это ты-то ниче? Как раз ты и че! — серчал в ответ брюнет по имени Витька. — Кто заорал: «Ой, у него кровь!» — не ты, что ли? Идиот!

— А че я, идиот? У него правда кровь на спине была, я только не сразу заметил ее на черной рубашке!

— Заметил — и молодец, а кричать об этом зачем было, придурок?!

— А че такого-то?!

— Молодой человек, все очень просто, — стараясь не разораться, сказала я, чтобы остановить раздражающую перебранку. — Кровь у жертвы была на спине, значит, ударили его сзади. А вы с другом находились в непосредственной близости от пострадавшего. То есть вам проще, чем кому-то другому, было ударить его ножом.

— У нас нет ножей!

— А почему непременно ножом? — включилась в беседу Алка. — Насколько я понимаю, смертельный удар в спину можно нанести даже сапожным шилом… Ой!

Она прикрыла рот ладошкой и посмотрела на меня большими-пребольшими глазами.

— Вижу, ты поняла, что сказала, — безрадостно кивнула я. — Могу добавить, что твои вопли «Шило мне, шило!» в контексте пятого сценария оказались чертовски некстати.

— А ведь точно, можно подумать, что это вы его убили! — обрадовался блондин.

Он приосанился, и Симпсон на его майке тоже горделиво надулся.

— Да я же к нему даже не приближалась! — возмутилась Трошкина.

— Зато подружка ваша приближалась! — не растерялся чернявый Витек. — И стучала по бедняге, как по барабану! Лупила кулаками по всему телу, будто пыль из мешка выколачивала!

— Ладошками, а не кулаками! — я рассердилась. — И в руках у меня при этом ничегошеньки не было, так что я никак не могла его ранить, разве что поцарапать ногтями случайно. Не врите тут, жулики мелкие!

— Зато вы крупные — прям, банда! — не унимался юный фантазер. — Запросто могли еще одного сообщника иметь специально для мокрого дела! А че? Одна орала — народ отвлекала, другая хватала — на месте держала, а третий сзади подобрался и в спину — р-р-раз! И все, хана мужику!

— Между прочим, неплохой сценарий, — вынужденно согласилась честная Трошкина. — Тем более что толпа вокруг нас роилась плотная, в такой толчее незаметно садануть неподвижную цель чем-то режущим или колющим — пустяковое дело.

— Предположим, — я неохотно кивнула. — Но какой мог быть нож, в самом деле, вы что говорите?

— Шило, — подсказал противный Витька.

— Нож, шило — не важно! На входе в парк все посетители проходят через рамку сканера, а их вещи досматриваются, — напомнила я. — Ничего такого колющего-режущего на территорию пронести невозможно. Охранники за этим строго-настрого следят, они даже крупные заколки и пилочки для ногтей у гостей изымают!

Я обвела собеседников победным взором, но торжество мое быстро угасло.

Трошкина грустно покачала головой:

— Ты забыла про Эко-деревню.

— Она-то тут при чем?

Я не забыла Эко-деревню — ее трудно было забыть, потому что там располагались мастерские, где умельцы-знатоки старинных ремесел на глазах у посетителей делали всякие симпатичные сувениры в модном стиле хенд-мейд. Я купила в Эко-деревне парка славный кожаный брелок и кулон из старой медной монеты.

— Там у одного только шорника этих шил штук пятнадцать, не меньше, — напомнила Алка. — И у других мастеров подходящих стальных инструментов полным-полно. Преступнику незачем было приносить орудие убийства с собой, он вполне мог стащить его в мастерских. Ведь мог же?

Я молча развела руками.

— А мы в мастерских и не были! — оживился блондин. — Мы только-только в парк вошли, к каруселям двигались!

— А мы вот побывали уже в мастерских, — с сожалением сказала Трошкина.

— Проклятая любознательность, — пробормотала я.

Сказать «проклятый брелок» или «проклятый кулон» у меня язык не повернулся.

— Короче, Витька, ты не парься! Мы, похоже, отмажемся! — Повеселевший блондин похлопал приятеля по плечу. — Эти тетки куда подозрительнее, чем мы с тобой!

— «Тетки»! — Алка, которая в тридцать «с хвостиком» выглядит как старшеклассница, обиделась. — Скажи еще — «бабки»!

— Вот, кстати, Трошкина, а у тебя бабки, то есть деньги, с собой есть? — встрепенулась я.

Охранники забрали у нас сумки и мобильники, но у Трошкиной имеется трогательная детская привычка рассовывать наличные деньжата по карманам.

— Как ты можешь вообще в такой момент думать о деньгах?! — шокировалась Алка.

— Это тот самый момент, — заверила ее я. — Двигай-ка сюда, пошушукаемся.

Я утащила подружку в угол и зашептала ей в ухо:

— Алка, мне надо делать ноги, не дожидаясь приезда сыщиков! Только представь, что будет, когда они выяснят, что я внедрилась в парк по чужим документам!

— Они решат, что ты закоренелая преступница! — мигом смекнула Трошкина. — Индия Кузнецова, она же Маруся Сарахова, она же Сонька Шмаровоз…

— Какой шмаровоз?! — Я потрясла подружку за плечики. — Трошкина, очнись, это тебе не шуточки! Слава богу, что я незнакома с убитым и у меня не было никакого повода его прикончить, иначе лучшей подозреваемой, чем я, и придумать было бы невозможно!

— А почему ты думаешь, что вы с ним не были знакомы? Говорят, что все люди на планете знакомы друг с другом максимум через шесть рукопожатий! — некстати проявила эрудицию Алка. — То есть между тобой и, скажем, Бараком Обамой всего шесть человек!

Мое воображение тут же нарисовало нас с Обамой в небольшой очереди за колбасой.

Я плюнула:

— Тьфу на тебя, Трошкина! Нашла время на сомнительные теории! Тут у нас суровая правда жизни: меня точно арестуют, если я не смоюсь, пока не поздно!

— Боюсь, что уже поздно, — вздохнула Алка, обернувшись.

В открытую дверь, пригнувшись под низковатой бревенчатой притолокой, один за другим шагнули три богатыря. По характерному выражению лиц я тут же признала в них соратников Дениса Кулебякина — полицейских оперов. При исполнении у них физиономии невозмутимые и твердые, как сантехнический фаянс, а взгляды острые и пронзительные, словно нержавеющие вилки.

— Почему все вместе? Разведите их! — с порога потребовал кто-то из вошедших.

— Ну, прощевайте, любезные! Бог даст, еще свидимся! — с избыточным чувством произнесла Трошкина и потрясла мою ладонь в энергичном рукопожатии.

Я хотела ответить паникерше-подружке что-нибудь вроде: «Ты с ума-то не сходи!» — но вовремя одумалась, почувствовав в ладони комок мятых бумажек. Я сообразила, что это деньги, и успела спрятать их в карман до того, как нашу четверку развели по одиночным камерам, — хотя помещений именно такого сурового назначения в Русляндии не было.