Павел Астахов - Волонтер

Джеймс вытер пот со лба и посмотрел на влажную руку. Все услышанное было для него столь неожиданно, что он едва успевал вникать в смысл фраз.

– Решайте, Джеймс. У вас еще есть время, но его очень мало. Фактически от вас требуется совершить перелет в Россию с сопровождающим врачом. У вас есть надежный человек?

Джеймс немного подумал и кивнул.

– Я выйду с вами на связь завтра в это же время. Надеюсь, вы уже примете решение. До свидания.

«До свидания», – хотел было сказать Джеймс, но экран ноутбука уже потемнел. Англичанин отключился.

Целую минуту мистер Оутис смотрел на пустой экран, переваривая в мыслях информацию, полученную от Кларка.

«У вас еще есть время, но его очень мало». Он вздрогнул, вспомнив эту фразу своего собеседника.

«Этот субъект видит меня насквозь и знает, что я никуда не денусь», – внезапно подумал Джеймс, захлопнул крышку ноутбука и снова вытер пот.

Кларк дал ему срок до завтра, прекрасно понимая, что Джеймс примет его условия. Когда за спиной все отчетливей виднеется свежевырытая могила, а родственники втихомолку со смаком обсуждают между собой, как будут делить твое наследство, тут не до сантиментов. Он поедет хоть в Уганду или Сомали, лишь бы там ему кто-то смог помочь.

Пациент нажал на кнопку вызова санитара. Он хотел пить. Причем простой воды, а не колы.

Менее чем через час Павлов был в Люберцах, у дома, в котором обитал Осипов. Потрепанная блеклая пятиэтажка с обшарпанными стенами явно давала понять, что этот врач жил более чем скромно.

«Весь мир сошел с ума. Меня в нем больше не будет».

Нетрудно догадаться, что имел в виду человек, произносящий эти слова. Осипов опасался за свою жизнь, полагал, что ему может грозить опасность, либо намеревался покончить с собой. Впрочем, одно другого не исключает. Пьяный вдрызг хирург мог решиться на суицид из-за боязни быть наказанным за что-то. Павлов не исключал, что слышал просто пьяный бред, но не хотел рисковать.

«И все это произошло после моего визита», – подумал он, входя в сумрачный подъезд, освещенной лампочкой, засиженной мухами.

Адвокат остановился у квартиры врача, нажал на кнопку звонка и прислушался. За дверью царила тишина, хотя в глазок было видно, что внутри горит свет. Неожиданно в квартире зазвонил мобильный телефон. На вызов никто не отвечал. Павлов внимательно осмотрел хлипкую дверь. Выбора не было.

Удар ногой был коротким и точным. Дверь жалобно затрещала и распахнулась, как гигантская пасть.

Артему внезапно пришла в голову интересная мысль. Если кто-то из любопытных соседей по лестничной площадке случайно увидит его проделки и решит сообщить в полицию, то у него могут возникнуть серьезные проблемы.

«Тут как минимум умышленное уничтожение имущества, статья сто шестьдесят седьмая, до двух лет лишения свободы. А при желании можно схлопотать и незаконное проникновение в жилище!» – подумал он.

Павлов осторожно прикрыл за собой искореженную дверь и оглянулся. Мобильник, недавно умолкнувший и сиротливо валяющийся на полу, вновь разразился трелью. Адвокат переступил через него и заглянул в гостиную. На журнальном столике валялась пустая бутылка из-под водки, в воздухе витал резкий запах сигаретного дыма.

В этот момент со стороны кухни раздалась какая-то возня. Артем, не мешкая, рванул туда и замер.

Осипов, извиваясь, висел под самым потолком. Глаза его вылезли из орбит. На багровом лице с неимоверной скоростью сменяли друг друга выражения страха, ярости и фатальной безысходности. Он хрипел так, словно силился что-то сказать перед смертью. Пальцы врача отчаянно цеплялись за петлю, все сильнее и сильнее затягивающуюся на шее.

Осипов предусмотрительно снял с потолка лампу, положил ее на стол и завязал петлю на освободившемся крючке. Артем мгновенно подвинул этот стол под ноги висельника, затем схватил нож, лежащий в раковине, сбросил лампу на пол и вскочил на этот предмет мебели.

– Рано вы на тот свет собрались, Борис Георгиевич, – пробормотал он, перерезая толстую веревку.

Павлов чуть было не усмехнулся, почувствовав на ней клейкую массу. Надо же, и мылом смазал, по всем законам жанра сработал!

Когда веревка была перерезана, Осипов тяжело осел на стол. Артем чудом не свалился на пол.

Он безостановочно открывал и закрывал рот, жадно глотал воздух. Его кожа, прежде лиловая, медленно розовела.

Павлов поморщился. От хирурга нестерпимо разило перегаром, как если бы его окунули в бочку со спиртом и мариновали там пару часов.

– Борис Георгиевич, удивляюсь вашей некомпетентности! – прокряхтел Павлов, волоча обмякшее тело в комнату.

Он помог Осипову устроиться на диване, после чего набрал в кране воды и вернулся в гостиную, пропахшую дымом.

– Вам как никому другому должно быть известно, что при удушении смерть наступает не сразу. Сей процесс сопровождается мучительной болью и судорогами. Хотите свести счеты с собой – вешайтесь на балконе. Закрепляете веревку, набрасываете петлю на шею и прыгаете. Шейные позвонки сразу ломаются, смерть приходит мгновенно. – С этими словами он плеснул воды в лицо врача.

Тот фыркнул, отплевываясь, и с трудом проговорил:

– Спасибо за совет. Знали бы ваши зрители, что вы так хорошо разбираетесь в самоубийствах.

– Не раз приходилось сталкиваться на практике, знаете ли, – невозмутимо отвечал Павлов, стряхнул с локтя какую-то чешуйку, прилипшую к нему, и полюбопытствовал:

– Помочь вам принять душ, доктор? Могу устроить контрастный, тепленький.

Осипов устало замотал головой и промолчал.

– Приходите в себя, Борис Георгиевич, – сказал Артем, придвинул к кровати стул, на котором висели тренировочные штаны, сел напротив врача и спросил: – Вызвать «Скорую»?

– Не надо, – слабым голосом отказался Осипов, потрогал распухшую шею и закашлялся.

– Мне тоже так кажется, – заметил Павлов. – Потому что впоследствии вас могут поставить на учет в психоневрологический диспансер. А оно вам надо?

– Мне ничего не надо, – угрюмо ответил Осипов и снова зашелся кашлем. – Можете дать мне воды? Попить, – уточнил он, вспомнив «душ», устроенный ему адвокатом.

Артем принес ему стакан воды и снова уселся на стул.

– Борис Георгиевич, вы же понимаете, что я сюда ехал не только для того, чтобы вас спасать, – сказал он, когда врач утолил жажду.

– Я должен быть благодарен вам? – Осипов сверкнул глазами, возвращая адвокату пустой стакан.

– Отнюдь. Пусть это останется на вашей совести. Мне нужны ответы на вопросы, которые, собственно, я вам задавал еще тогда, во время нашей первой встречи.

Постанывая, врач приподнялся, обессиленно прислонился к спинке дивана и заявил: