Павел Астахов - Волонтер

Павлов внимательно слушал профессора, и его не покидало ощущение, что голос Кноспе звучит как-то неестественно, монотонно. Станислав Давидович говорил так, будто выучил эти фразы наизусть задолго до визита адвоката.

– Я с вами полностью согласен, – сказал он, видя, что профессор умолк. – Нанимать огромное количество персонала, умеющего держать язык за зубами, слишком накладно. Для трансплантации нужно дорогостоящее оборудование, которое требует профессионального обслуживания и применения. Это тоже понятно. Вряд ли кто-то из богатых клиентов сунется в такую контору, даже если ему срочно нужна операция.

– Вот видите, – оживился старик. – Вы и сами все прекрасно понимаете.

Павлову стало ясно, что старик начал тяготиться его обществом. Сейчас он с огромным удовольствием еще разок приложился бы к бутылке.

– Я скоро уйду, Станислав Давидович. Еще буквально десять минут.

– Давайте. – Старик угрюмо засопел.

– Давайте. Предлагаю взглянуть на эту ситуацию с другой точки зрения. Все операции можно делать абсолютно легально. Зачем строить какие-то подвалы, подкупать опытных хирургов, нанимать бандитов, которые станут отлавливать и убивать кого-то, чтобы потом использовать органы жертв для пересадки богатым пациентам? Ведь куда проще договориться с руководителем центра трансплантологии, который имеет доступ к листу ожидания, чтобы быстрее получить законное право на пересадку нужного органа. Тогда все будет по закону. Хирурги станут делать операцию, считая, что все в порядке, при этом не зная, каким образом к ним поступил донорский орган, кто этот реципиент, которому они его пересаживают.

– На что вы намекаете? – сипло пробормотал Кноспе.

– Станислав Давидович, почему вы ушли с этой должности?

– Я… мне пришлось уйти. Не сошлись во мнениях с руководством министерства здравоохранения.

– Вы прекрасно справлялись с работой, даже несмотря на возраст, – словно не слыша его, продолжал Павлов. – У вас огромнейший опыт как руководителя, так и хирурга-трансплантолога. Вы были уважаемым человеком. И вдруг в какой-то момент все летит в тартарары? Почему?

Кноспе застыл, вытянув дряблую шею. В воздухе повисла липкая пауза. Павлов терпеливо ждал.

– Зачем вам это нужно? – свистящим шепотом проговорил старик через минуту. – Это было четыре года назад. За прошедшее время многое изменилось. Теперь центр возглавляет молодой, перспективный руководитель. Зачем ворошить прошлое?!

– Да вас ведь попросту убрали. Вам это прекрасно известно. А произошло такое лишь потому, что вы проявили принципиальность и отказались идти на сделку с совестью. Я прав?

– Дайте мне выпить, – хрипло потребовал старик. – И откройте пошире окно.

Павлов с сомнением взглянул на бутылку и сказал:

– Станислав Давидович, может, на сегодня хватит? Я мог бы сделать вам чай.

– Не надо.

Пока Артем открывал окно, Кноспе опрокинул в себя очередную рюмку, закашлялся, потом вытер шелушащиеся губы.

– Что ты еще знаешь о Назе, парень? – глухо спросил он. – Я имею в виду директора центра, Назу Амирову!

– То же, что и вы. – Павлов развел руками. – Эта женщина заняла ваше кресло и руководит теперь центром трансплантологии.

– Ты сейчас фактически обвинил ее в сговоре, – задыхаясь, проговорил старик и схватился за сердце. – В преступлении!

– Вам плохо? – с тревогой спросил Артем.

– Со мной все в порядке. Что ты накопал на нее, Павлов?

– Почему вы так печетесь о ней? – вместо ответа спросил адвокат, встал с дивана и вплотную приблизился к инвалиду.

– Если ты ее пальцем тронешь, клянусь, я приеду в твою коллегию на этой коляске и вышибу из тебя дух! – разбушевался старик, лицо которого покрылось мертвенной бледностью.

Артем не на шутку обеспокоился и схватился за телефон.

– Не надо никаких врачей! – гаркнул старик, и рука адвоката застыла в воздухе. – Я запрещаю вам звонить в «Скорую»!

Станислав Давидович долго и шумно дышал, бессильно откинув голову, по его лбу катились крупные капли пота.

– Наза – самое дорогое, что у меня осталось в жизни, – с придыханием выдавил он. – Да-да. Не смотрите на меня так. Я слышал, что вы часто занимаетесь частными расследованиями, многоуважаемый мэтр. Как правило, они заканчиваются в вашу пользу. Уж не знаю, за какое дело вы взялись сейчас, но заклинаю вас всеми богами – не трогайте эту женщину! У нее больной сын, она под влиянием отвратительных, гнусных людей! Эх, если бы я мог ходить!.. – Станислав Давидович мотнул головой, словно отгоняя плохие мысли, и едва слышно проскрипел: – Она в опасности. Ей нужна помощь.

– Вы говорите загадками. Я не могу помогать человеку, не зная, что ему угрожает, – резонно заметил Артем.

Из горла Кноспе вырвался протяжный вздох.

– Ох, никогда не думал, что на старости лет буду исповедоваться адвокату. Наза – единственная женщина, которая мне небезразлична. Буду откровенным, я люблю ее, как бы глупо это ни звучало. Она всегда напоминала мне мою покойную мать. Глаза, волосы, голос, манера говорить!.. Наза была моей лучшей ученицей в институте, а потом в ординатуре. У нас были преподаватели, которые ставили неуспевающим студенткам зачеты только после расплаты натурой. Наза приехала из Дагестана, снимала жилье вместе с подругами, постоянно подрабатывала. Несмотря на это, она прекрасно училась и никогда ни под кого не ложилась за оценку. А я влюбился в нее как дурак, мальчишка, школьник. – Старик вытер мокрый лоб.

Теперь тряслись не только его руки, но и все тело, словно по нему шел ток.

– Сначала на меня вышли люди этого бандита Ремезова. Он хозяин какого-то частного медцентра. Так, мелочь пузатая. Я их даже не стал слушать. Что-то там проблеяли про высокие проценты за сотрудничество в плане поступления как доноров, так и реципиентов-толстосумов, то есть клиентов. Потом приехал сам Ремезов. Приглашал в кабак, посидеть и обсудить все в спокойной обстановке. Говорил, что от меня ничего не будет требоваться. Я должен был просто закрывать глаза на все происходящее и следить, чтобы хирурги не задавали слишком много вопросов. Я послал его по известному адресу. Он пообещал мне проблемы. Жаль, что я не обратил внимания на его слова. Ведь мне казалось, что на моей стороне закон и справедливость!

– Станислав Давидович, извините меня, но вы как дитя малое, – не выдержал Артем. – Закон, конечно, на вашей стороне, но не все хотят жить в соответствии с ним. Одни мирятся с этим положением вещей, а другие – нет.

– Сейчас это уже не играет никакой роли, – сказал Кноспе и махнул рукой. – Через несколько дней кто-то в подъезде до полусмерти избил мою жену. Розыск негодяев ничего не дал, дело закрыли. Я вынужден был объяснить ей, что мне угрожали, она предложила идти в полицию. Пока я решал, как быть и какие силы подключать, жена – а она молодая, не чета мне – нашла себе другого, и мы стали чужими. Потом избили меня. Я отправился в полицию, но заявление мое потерялось, и мне пришлось еще несколько раз обращаться в прокуратуру. Тем временем жена уехала насовсем, мы развелись. Потом меня сбила машина, и я сделался инвалидом. Когда пришел в себя в палате, следователь сообщил мне, что после аварии у меня в кармане был обнаружен пакетик с наркотическим средством. Дурость, скажете вы. Зачем старому профессору таскать с собой наркотики? Объяснение нашлось. Мол, недавно от нас уволилась одна наркозависимая сотрудница, к которой я якобы испытывал чувства. Она, дескать, подтвердила эту версию. – Станислав Давидович прикрыл глаза, как если бы эти неприятные воспоминания прокручивались перед ним словно подзабытый фильм. – Дело с наркотиками потихоньку замяли. Всем и так было ясно, что я не смогу больше работать. Я стал инвалидом. Теперь единственное мое утешение – спиртное и телевизор.