Филипп Клодель - Серые души
- Название:Серые души
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Array Литагент «1 редакция»
- Год:2015
- Город:Москва
- ISBN:978-5-699-78053-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Филипп Клодель - Серые души краткое содержание
Итак, Франция. Маленький провинциальный городок. В разгаре Первая мировая война. Человеческая жизнь почти ничего не стоит, и, кажется, хуже быть уже не может. Но, как выясняется, нет предела горю, как и нет предела злодейству.
Убитой найдена маленькая девочка – Денная Красавица.
Кто посмел совершить это страшное убийство? Главный герой романа начинает расследование и понимает: убийцей мог стать каждый, потому что людей со светлыми душами в городке не осталось.
Серые души - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Здесь я увлеклась своим новым ремеслом. Дети послушные и, думаю, любят меня. Многие приносят мне маленькие подарки: яйцо, орехи, кусок сала. Мне с ними спокойно, и я немного забываю о своем одиночестве.
Печальный (так я называю своего хозяина, Прокурора) каждый день поджидает моего возвращения. Прогуливается по парку и кланяется мне. Я отвечаю на его поклон и улыбаюсь. Это одинокий человек, старый и холодный. Его жена умерла, когда они были очень молоды.
Скоро Рождество… Помнишь, как мы были счастливы в наше последнее Рождество! Напиши мне поскорее, любимый, напиши мне…
Люблю тебя и нежно целую.
Твоя Лиз.Любовь моя,
Наконец-то письмо от тебя! Оно пришло только сегодня, хотя было написано еще 26 декабря. И это притом, что мы так близко друг от друга. Печальный лично вручил мне его. Он, должно быть, догадался, о чем там речь, но не задавал мне никаких вопросов. Просто постучал в мою дверь, поклонился, отдал мне конверт и ушел.
Я прочитала твои слова, плача от радости. Прижимала письмо к сердцу, да, к своему сердцу, прямо к коже, закрывала глаза, и мне казалось, что ты сам здесь, с твоим теплом…
Я так боюсь за тебя. Здесь есть госпиталь, куда привозят много раненых. Каждый день, полными грузовиками. Я так боюсь увидеть тебя среди них. Бедняги в нечеловеческом состоянии, у некоторых уже нет лица, другие стонут так, словно потеряли рассудок.
Береги себя, любимый, думай обо мне, я так тебя люблю и хочу быть твоей женой. Целую тебя нежно.
Твоя Лиз.Любовь моя,
Мне так тебя не хватает. Уже сколько месяцев не видеть тебя, не говорить с тобой, не касаться тебя… Почему же ты не добьешься отпуска? Мне так грустно. Я пытаюсь не подавать вида перед детьми, но иногда чувствую, как слезы подкатывают к глазам, тогда я отворачиваюсь к доске, чтобы они ни о чем не догадались, и пишу буквы.
Хотя мне не на что жаловаться. Все здесь милы со мной, и мне хорошо в этом домике. Печальный по-прежнему держит со мной уважительную дистанцию, но никогда не упускает случая оказаться на моем пути, чтобы поздороваться, по крайней мере один раз за день. Вчера мне показалось, что он покраснел, может, из-за холода, не знаю. Тут есть старая служанка, Барб, она живет в Замке со своим мужем. Мы хорошо с ней ладим. Иногда они приглашают меня к своему столу.
У меня вошло в привычку каждое воскресенье подниматься на гребень холма. Там большой луг, и оттуда виден весь горизонт. Ты там, любимый. Виден дым, ужасные взрывы. Я сижу на вершине довольно долго, сколько могу, пока не перестаю чувствовать руки и ноги от холода, но хочу еще хоть немного разделить с тобой твои страдания. Любимый, бедный мой… Сколько еще это продлится?
Целую тебя нежно. Жду твоих писем.
Любящая тебя Лиз.XXV
В красном сафьяновом блокнотике было еще много страниц, покрытых мелким наклонным почерком, напоминавшим изысканную вязь. Много страниц, воспроизводивших письма Лизии Верарен тому, кого она так любила и за кем последовала сюда.
Его звали Бастьен Франкер, двадцать четыре года, капрал 27-го пехотного. Она писала ему каждый день. Рассказывала о долгих часах, о детском смехе, о покрасневшем лице Дестина. О дарах Марсьяля Мера, дурачка, для которого она стала великим божеством, о весне, взрастившей в парке первоцветы и крокусы. Она писала ему обо всем этом своей маленькой легкой рукой и такими же легкими фразами, за которыми для тех, кто ее немного знал, угадывалась ее улыбка. А главное, писала о своей любви и о своем одиночестве, об этой щемящей тоске, которую скрывала от нас – от нас, которые видели ее каждый день и никогда ни о чем не догадывались.
В блокноте не было писем от ее возлюбленного. Впрочем, она получила их мало: всего девять за восемь месяцев. Конечно, она их сосчитала. И хранила их, без конца перечитывая. Где? Может, на груди, рядом с сердцем, прямо на коже, как сама писала.
Почему от него пришло так мало писем? Не было времени? Места? Или желания? Мы всегда знаем, что другие значат для нас, но никогда не знаем, что сами значим для них. Любил ли Бастьен ее так же, как она его? Хотелось бы в это верить, но, в сущности, я не уверен.
Как бы то ни было, маленькая учительница жила этой перепиской; в этих словах чувствовалась ее кровь, и свет в доме должен был гореть допоздна, когда, проверив тетрадки учеников, она брала перо, чтобы написать письмо, а потом скопировать его в красный сафьяновый блокнот. Поскольку все письма были скопированы, словно она нуждалась и в том, чтобы вести этот дневник разлуки, этот календарь сиротских дней, проведенных вдали от того, ради кого она и жила среди нас. Это немного напоминало календарные страницы, вырванные Дестина.
Печальный – это имя часто приходило ей на ум. Думаю, что она даже привязалась к этому холодному и одинокому человеку, который предоставил ей кров. Говорила о нем с нежной иронией, замечала его тайные усилия быть ей приятной, довольно беззлобно подтрунивая над его красневшим иногда лицом, над его заиканием, его чопорным нарядом, его круговыми прогулками вокруг домика, его взглядами, обращенными к окну ее спальни. Печальный ее забавлял, и, думаю, не слишком ошибусь, поклявшись, что Лизия Верарен наверняка была единственным человеческим существом, которое Прокурору удалось позабавить в своей жизни.
Тот ужин, о котором мне рассказывала Барб, девушка описала в длинном письме, помеченном 15 апреля 1915 года:
Любовь моя,
Вчера вечером я была приглашена к столу Печального . Это случилось впервые. Все было по правилам: три дня назад я нашла под своей дверью карточку: «Господин прокурор Пьер Анж Дестина просит мадемуазель Лизию Верарен принять его приглашение на ужин 14 апреля в 8 часов» . Я приготовилась к светской трапезе, но мы были только вдвоем, он и я, наедине в огромной столовой зале, где могли бы поместиться шестьдесят человек! Настоящий ужин влюбленных! Это я тебя поддразниваю! Печальный , как я тебе уже говорила, – почти старик. Но вчера он был похож на министра или канцлера, прямой, как столб, в своем фраке, достойном представления в Опере! Стол был умопомрачительный, посуда, скатерть, серебро, у меня возникло впечатление, что я очутилась… даже не знаю где, в Версале, быть может!
И подавала не Барб, а маленькая девочка, сущий ребенок. Сколько же лет ей могло быть? Восемь, может, девять. Она отнеслась к своей роли очень серьезно и, похоже, привыкла ее исполнять. Иногда даже высовывала кончик языка меж губ, как делают дети, когда стараются. Порой она встречалась со мной глазами и улыбалась. Все это казалось немного странным: свидание, ужин, девочка. Барб мне сегодня сказала, что девочка – дочурка трактирщика из В… и что ее зовут Денная Красавица. Это меня очаровало. Ужин приготовил ее отец, и все было великолепно, хотя мы почти не притронулись к блюдам. Не думаю, что когда-либо видела подобное пиршество, но мне вдруг стало немного стыдно рассказывать тебе об этом, в то время как ты, должно быть, очень плохо питаешься, а может, и не досыта! Прости меня, любимый, я такая глупая… Пытаюсь тебя развлечь, а вместо этого сыплю соль на рану… Мне тебя так не хватает. Почему ты мне больше не пишешь? Твое последнее письмо я получила две недели назад… И тебе по-прежнему не дают отпуск… Однако я знаю, что с тобой ничего не случилось, я это чувствую, чувствую. Напиши мне, любимый. Твои слова помогают мне жить, как помогает быть неподалеку от тебя, даже если я тебя не вижу, даже если не могу сжать тебя в своих объятиях. Печальный во время ужина был не очень-то разговорчив. Робел, как подросток, а иногда, когда я смотрела на него чуть дольше, краснел. Когда я спросила, не слишком ли его тяготит одиночество, он, казалось, долго размышлял, а потом ответил мне, серьезно и тихо: «Одиночество – удел человека, что бы с ним ни случилось» . Я сочла, что это очень красиво и при этом совершенно неверно: ведь ты не рядом со мной, но я чувствую тебя каждую секунду и часто говорю с тобой вслух. Чуть раньше полуночи он проводил меня до двери и поцеловал руку. Мне это показалось ужасно романтичным и старомодным!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: