Харлан Кобен - Главный подозреваемый

– Но это само лезет ко мне, – возразил Майрон. – Почему Клу сказал, что я в опасности? Зачем он тебя ударил? Что случилось в клубе «Догадайся!»?

Она покачала головой.

– Охрана.

Охранник открыл дверь. Эсперанса смотрела в пол. Она встала и вышла из комнаты, не глядя на Майрона. Майрон несколько секунд продолжал сидеть на стуле, пытаясь собраться с мыслями. Потом взглянул на часы. Девять сорок пять. До встречи с Софи и Джаредом Майор на стадионе «Янки» полно времени.

Не успел он выйти из комнаты, как к нему подошел мужчина.

– Мистер Болитар?

– Да.

– Это для вас. – Мужчина протянул ему конверт и исчез.

Майрон вскрыл послание. Повестка в суд от окружной прокуратуры округа Берген. Заголовок гласил: «Народ округа Берген против Эсперансы Диас».

«Так-так. Эсперанса и Эстер были правы, не раскрыв мне детали дела».

Он сунул конверт в карман. По крайней мере теперь не придется лгать.

Майрон сделал то, что должен делать каждый хороший мальчик, когда у него появляются проблемы с законом: он позвонил мамочке.

– Этим займется тетя Клара, – пообещала мама.

На самом деле тетя Клара была не его тетей, а соседкой и старым другом семьи. Навещая их в Дни трепета [22], она до сих пор щипала Майрона за щеку и восклицала: «Какая милая мордашка!» Майрон надеялся, что она не сделает то же самое в суде.

– Хорошо, – ответил он.

– Я позвоню ей, а она позвонит окружному прокурору. А до тех никому ни слова, ясно?

– Да.

– Теперь ты понял, мистер Умник? Понял, что я тебе говорила? Насчет того, что Эстер Кримстайн права?

– Да, мама, как скажешь.

– Не надо мне говорить «как скажешь». Тебя вызвали в суд. И только потому, что Эсперанса ничего тебе не рассказала, ты не сможешь ей повредить.

– Я понимаю.

– Отлично. А теперь я позвоню тете Кларе.

Она повесила трубку. Мистер Умник сделал то же самое.

Грубо говоря, стадион «Янки» находился в самом центре помойной ямы под названием «Бронкс». Но это не имело значения. Каждый раз при виде этого знаменитого сооружения Майрона охватывало благоговейное чувство, словно он попал в огромный храм. С этим ничего нельзя было поделать. Всплывали тысячи воспоминаний. Яркие образы. Детские годы. Он, маленький ребенок, стоит в битком набитом вагоне подземки, держит отца за руку, которая кажется ему гигантской, и смотрит на его доброе лицо, взбудораженный предчувствием игры.

Когда Майрону было пять, его отец поймал высокий мяч. Эта картина до сих пор стояла у Майрона перед глазами: белоснежный кожаный шар, описывающий широкую дугу, отцовская рука, вытянутая к небу, хлопок мяча о ладонь и ослепительная улыбка отца, когда он протягивал ему этот драгоценный дар. Мяч до сих пор хранился у них дома, понемногу бурея на полочке в подвале.

Майрон выбрал баскетбол, а футбол предпочитал смотреть по телевизору. Теннис был игрой принцев, гольф – игрой королей. Бейсбол был сказкой. Детские впечатления быстро гаснут, но почти каждый мальчишка может вспомнить свой первый бейсбольный матч в высшей лиге. Майрон помнил, кто выиграл, какой был счет, кто подавал и отбивал. Но лучше всего он помнил отца. Запах его одеколона смешивался с общей атмосферой бейсбола: ароматом свежескошенной травы, летним воздухом, горячими хот-догами, пахучим поп-корном, пролитым пивом, засаленной бейсбольной перчаткой в кармане. Он помнил, как заходил в раздевалку к спортсменам, как Йэз бросал мячи, чтобы разогреть Петрочелли, как игроки потешались над новой рекламой «Нестле» с Фрэнком Говардом, как «звезды» мягко брали вторую базу и шли напролом к третьей.

Навсегда запечатлелось в памяти почти религиозное рвение, с каким его родные изучали статистику ударов и состав команд – так «грызут» Талмуд ученики в раввинской школе, – как тасовали в руках бейсбольные карточки, как медленно тянулся летний полдень и как мама, щурясь на солнце, не столько следила за игрой, сколько принимала солнечные ванны.

Еще одно яркое пятно воспоминаний: как отец покупает флажок гостевой команды и водружает его на стену, подражая торжественному церемониалу, с которым «Кельты» поднимали знамя в старом Бостон-гарден. Он помнил, каким расслабленным был вид игроков после матча и как ходуном ходили у них за щеками большие комки жвачки. Помнил свою уважительную ненависть к «звездам» чужой команды, чистую радость от посещений «Дня биты» и то, с каким почтением сжимал этот кусок деревяшки, словно получил его из рук самого Хонуса Вагнера.

Покажите мне парня, который в семь лет не мечтал попасть в большую лигу, пока отборочные тренировки или что-нибудь другое не начинали отсеивать негодных и жизнь преподавала свой первый горький урок, что не все в этом мире происходит так, как тебе хочется. Покажите мне парня, который не помнит, как в уик-энды играл вдвоем с отцом или, еще лучше, в те незабвенные летние вечера, когда папа прибегал домой с работы, сбрасывал рабочую одежду, натягивал футболку, которая всегда была немного мала, хватал перчатку и мчался на задний двор, где догорали последние лучи солнца. Покажите мне парня, который не смотрел бы с восторгом на своего отца, когда тот подает или отбивает мяч: будь он даже полным дохляком и неумехой, в эти чудесные моменты отец превращается в существо, полное невероятной энергии и мощи.

Только бейсбол обладает такой магией.

Новым владельцем «Нью-Йорк янкиз» стала Софи Майор. Год назад она и ее муж Гари произвели фурор в бейсбольном мире, купив команду у прежнего владельца, непопулярного Винсента Ривертона. Большинство фанатов аплодировали. Газетный магнат Ривертон не пользовался благосклонностью публики (его откровенно ненавидели), и появление Майоров, представителей высоких технологий, сколотивших состояние на программном обеспечении, обещало перемены к лучшему. К тому же Гари вырос в Бронксе и часто вспоминал о славных временах Мика и Димаджио. Фанаты пребывали в восторге.

Но скоро произошла трагедия. За две недели до подписания контракта Гари Майор умер от сердечного приступа. Софи Майор, будучи его равноправным (если не доминирующим) партнером по бизнесу, настояла на завершении сделки. Она пользовалась поддержкой и симпатией публики, но ее главным козырем считались Гари и его местные корни. Софи была уроженкой Среднего Запада, а страсть к охоте и репутация математического гения делали ее в глазах подозрительных ньюйоркцев эксцентричной чужачкой.

Встав у руля, Софи сделала вторым менеджером своего сына Джареда, не имевшего никакого отношения к бейсболу. Публика насторожилась. Вопреки всем правилам Софи быстро купила нового игрока, Клу Хейда, решив, что у него еще есть в запасе два хороших года. Публика завопила. Но Софи держалась твердо. Она хотела устроить в Бронксе игры Мировой серии. Покупка Клу Хейда была необходимым условием. Публика сомневалась.