Инна Бачинская - Ритуал прощения врага

— Совсем? — Татьяне стало не по себе.

— Совсем!

Она покорно стащила с себя джинсы, потом свитер. Помедлила и сняла остальное. Обхватила себя руками, ежась от ночной свежести. Марина рвала ветки с кустов, какие-то травы. Принесла, бросила ей под ноги. Тяжелый неприятный запах шибанул в нос, Татьяна уловила также слабый запах мяты.

— Становись!

— Что это?

— Всякая трава и любисток! Готова?

Завизжала, разматываясь, цепь колодца. Ухнуло-плеснуло глубоко внизу ведро, откликнулось и прокатилось эхо по верхушкам тополей. Татьяну била дрожь, хотя ночь была нехолодная. Ситуация сложилась странная — она стояла нагая посреди чужого двора на охапке остро пахнущей зелени, в полнолуние, в ожидании холодной купели.

Вода была не просто холодная — ледяная. Татьяна пошатнулась, как от удара, вскрикнула, захлебнулась воздухом, стала хватать его широко раскрытым ртом, как птенец. Прикрыв голову руками.

— Правда, хорошо? — спросила Марина. — Еще?

— Нет!!

— Ну и ладно, — сказала хозяйка дома. — Теперь спать будешь крепче. На!

Она протянула ей неизвестно откуда взявшуюся простыню. Татьяна закуталась в нее.

— Пошли вечерять. Все уже на столе, ждет.

Диск луны поднялся над верхушками тополей и засиял победно, и тут же вспыхнуло все вокруг. Засветились голубым беленые стены хаты, выступили неровные половицы крыльца, мягко засеребрилась соломенная крыша, такая низкая, что рукой можно дотянуться до края, заблестели таинственно маленькие неровные оконца. Проявилась ясно дорожка, выложенная светлыми деревянными кругляшами, облитые ртутным светом, подступили ближе чеканные ветки кустов и столбы мальв — словно вырезанные из жести. И по-прежнему ни шороха, ни движения, ни ветерка вокруг…

И вдруг над зачарованным миром взлетел тоскливый собачий вой. Татьяна вскрикнула, шип страха уколол прямо в сердце.

— Пошел вон! — закричала Марина, поднимая с земли камень и швыряя его куда-то в кусты. — Ну, дурак уродился, прости господи! А ну, цыц!

Вой прекратился, в кустах зашелестело, и на дорожку, молотя хвостом, выкатился Серый. Подбежал к Тане, ткнулся холодным носом в колени. Морда у него была радостная — ей показалось, пес улыбается. Магия рассеялась.

— Молодой еще, в силу не вошел, — пояснила Марина. — Играет. Напугал? Ты уж извини. Иди в хату.

На столе — нехитрый ужин… вечеря, сказала Марина. Черный хлеб, сало, зеленый лук, куски вареного мяса с картошкой. Толстые фаянсовые тарелки, зеленоватого стекла щербатые стопки и литровая бутылка сизо-зеленой жидкости. Татьяна почувствовала, как голодна. От густого запаха хлеба голова пошла кругом.

— Садись!

Татьяна послушно опустилась на заскрипевший стул. После колодезной купели тело стало невесомым и хотелось спать.

Марина открыла бутылку, разлила в стопки питье — Татьяне показалось, что жидкость дымится.

— За встречу! — сказала Марина, опрокидывая стопку. — Хороша! Аж слезу вышибает!

Татьяна отхлебнула и задохнулась. Она хватала воздух широко раскрытым ртом, едва не теряя сознание от жгучей боли в горле, вцепившись пальцами в край стола.

— Ох ты ж горе мое! — закричала Марина. — Запей! — Она ткнула ей стакан с водой.

Татьяна поспешно отпила и закашлялась.

— Што ж ты такая нежная, — покачала головой Марина, не то сожалея, не то упрекая. — Бери хлеб, мясо, кушай!

Дальнейшее Татьяна видела словно в тумане. Она не помнила, как добралась до постели. Помнила только холод жестких простыней и затрещавший сенник, а дальше — словно провалилась…

День не задался с самого утра. Оказалось, нет кофе. Пита зачерствела, молоко не скисло, но от него несло тухлятиной. Интересно, из чего в наши дни делают молоко, имеет ли оно отношение к корове? Мелкий дождь скучно молотил в окно. Еще один холодный беспросветный день, когда не хочется подниматься с кровати, чистить зубы, одеваться, жить. Ничего не хочется.

Из зеркала на нее смотрела незнакомая хмурая личность из тех, что обычно не запоминаются, не умеют ладить с окружающими, на лицах которых написан мучительный вопрос: господи, за что? За что скука, одиночество, бессонница, морщинки под глазами, складки на животе, черствая пита и пустая кофейная банка?

Жанна улыбнулась уголками рта — когда-то это у нее получалось мило, сейчас никак. До такой степени никак, что слезы навернулись. Пошлепала пальцами под глазами, растянула кожу на висках — представила, что сделала подтяжку. Надула губы, приподняла бровь. Резким движением отбросила назад волосы. Тьфу!

И это первый день отпуска? И это лето? Это жизнь? Да что ж с ней такое, черт подери!

Но есть лекарство, есть! Главное — не зацикливаться. Взять себя за шиворот, дать пинка, выпихнуть из дома на люди. Для чего необходимо накраситься и одеться. Дорогая косметика, дорогие тряпки, все у нас есть, всего навалом. Хорошо бы гимнастику и холодный душ. Но это уже высший пилотаж. Обойдемся без гимнастики, а душ — горячий, и так в доме собачий холод!

Кофе! Полцарства за кофе! Может, сварить яйцо? Или… что? А что есть в наличии? В холодильнике сиротливо белеет пакет с молоком, а вот банка маринованных огурцов, три яйца, остатки масла и засохший букетик укропа. Жанна застывает у открытой дверцы, тупо глядя перед собой. Вредная память подсунула картинку — забитый до отказа чертов холодильный шкаф: ананас, маринованный перец, золотая блямба шампанского, копченая рыба и… и… бесчисленные пакеты вощеной бумаги и бутылки. И запахи — голова кругом! И гости потоком. Она вздохнула. Было. Было, да сплыло. Ушел, бросил, влюбился в другую на всю оставшуюся жизнь, помахал ручкой. Шампанское выпили на прощание, демонстрируя высокие отношения, расставаясь друзьями. Киношной дружбы не получилось — она сунулась было раз со своими проблемами, но он дал понять… Все! И новая мадам ждет ребенка. Она в свое время делала карьеру, да и ему ребенок был без надобности, оставляли его рождение на потом, а потом не вышло. Новая красится, как девочка по вызову, — и ничего! А ей он как-то сказал — смой краску, а то похожа на шлюху. Любимым все можно. Зато теперь она может краситься до упаду. До полного вампиризма, как говорит любительница фильмов ужасов тетя Соня, подруга мамы. Или до полной отключки. Никто не скажет, что похожа на шлюху, но вполне могут это подумать. Кто? Кто-нибудь. Пусть. Кого это теперь волнует?

Жанна захлопывает дверцу. Та сочно чмокает.

Горячей воды по случаю лета нет. Профилактика. Она с воплем выскакивает из-под холодной струи. Растирается махровым полотенцем. Обнаженная, стоит перед зеркалом. Берет малиновую помаду и разрисовывает щеки. Мажет губы. Отвратительная помада! А стоит целое состояние. Финальный штрих — малиновая клякса на носу, теперь возьмут в цирк без экзамена. Надо было соглашаться на Эмираты. Хотя бы Эмираты. Дура! Ну и что, что одна? Ирочка… Ирка, чучело, у нее десять пятниц на неделе. То она едет, то не едет. Если в ссоре с Толиком, то да, если помирились, то нет. Толик… Отдельная песня. Лучше так, чем никак, говорит Ирка со значением. Лучше никак, чем так, думает Жанна. Глазам вдруг делается больно, нос краснеет, хотя под малиной не видно. Этого еще не хватало! После тридцати — плакать можно только по делу, а не для удовольствия. Да что же это за день такой?