Евгения Михайлова - Во мраке сверкающих звезд

– По отношению ко мне. Но себя он жалел. Ой, я сказала в прошедшем времени. Но это может быть не он. У него бывают командировки, вдруг там кто-то жил…

– Ты это уже говорила. Ты в порядке? Ты справишься? Это будет тяжело.

– Да, а как же… Ты спрашиваешь, узнаю ли я собственного мужа? Такие изменения?

– Ну да… И еще. Там в баке для белья лежит черная куртка. Практически новая, в общем, чистая, но на ней есть бурые пятна. Это кровь. Может, поранился, может, кровь Игоря. У Стаса была черная куртка?

– Он только черные куртки и носил. Тогда… Что получается?

– Сама понимаешь. Если это убийство в состоянии аффекта, то потом приходят паника и страх. К тому же тебя как объект истязания он потерял навсегда. Мы почти приехали. Ты готова?

– Да так… Не очень. А если Стаса кто-то убил и подбросил куртку?

– Ты прямо частный детектив. Да, так бывает, и довольно часто. Что с тобой происходит? Ты боишься? Ты не хочешь, чтобы это был твой муж?

– Какой глупый вопрос! Как я могу этого хотеть. Это слишком ужасно. И получается, из-за меня? Не знаю, как мне потом быть, если это так…

На площадке у квартиры Сергей надел на Карину марлевую медицинскую маску, на себя тоже. Все остальное она видела как в страшном сне. На почти черное, искаженное лицо не смотрела. Посмотрела на босые ноги.

– Это мой бывший муж. Плоскостопие, и нет мизинца на правой ноге. Это после армии.

Подошел Масленников в маске и сказал:

– Спасибо, Карина. Сергей, увози ее. Его нужно грузить.

– Нет, – упрямо сказала Карина. – Вы мне сначала объясните: он точно это сделал сам? Его могли убить.

– Кто? – уточнил Масленников.

– Люди, которые напали на Игоря, например. Стас за нами следил, они это увидели, допустим. Подложили куртку…

– Да, кстати, это его куртка?

– У него такая была. Но у многих такая есть.

– Да, конечно. Экспертиза покажет, его или не его. Отвечаю на ваш вопрос. По предварительному осмотру, он повесился сам. Будем подтверждать. Это сложная процедура, вам не стоит вдаваться. Заключение будет однозначным, определить реально. Насилия и сопротивления не было. Чужих следов и отпечатков в квартире не нашли. Он, видимо, вообще вел одинокий образ жизни. Замок не тронут. Окна закрыты. Приношу вам свои соболезнования.

– Соболезнования… – автоматически повторила Карина. – Сергей, я сейчас упаду. У меня кружится голова. А там Игорь один!

Вадим спокойно сидел на диване в гостиной, а перед ним, в отблесках огня, который он разжег в камине, стояла Светлана. Она была в длинном домашнем платье кораллового цвета, рыжие волосы распущены и блестят, как золотая стружка.

– У тебя после поездки к следователям глаза размером с блюдца, – сказал Вадим. – И зеленые лучи в них не мерцают, как обычно, а просто светятся, как фонари в светофоре. Почему ты так волнуешься? Все идет, как и должно быть. Этот кусок твоей жизни с чьим-то преступлением, твоими страданиями, последствиями… Это невозможно было просто скрыть, как ты хотела. Я тебя понимаю. От этого хотелось спрятаться, уйти, забыть, спокойно жить дальше. Но так не бывает! И при всей моей нежности к тебе я не могу не сказать, что твои желания эгоистичны. Они могут обернуться для кого-то такой же бедой. Ты добрая девушка, неужели ты этого хочешь?

– Я не хочу ничьей беды, зачем говорить такую ерунду! – Света была в отчаянии, ей казалось, что никто не хочет и не может ее понять. – С чего ты взял, что я могу кому-то помочь? С чего ты взял, что эти люди, к которым меня вызывали, разберутся? Прошло столько времени. Я ничего не помню. Сколько раз всем вам нужно это повторять, чтобы меня услышали! Все, что я могу сделать, это подтвердить, что была в доме Андрея Панина. Но он не делал мне ничего плохого. По крайней мере, я этого не помню! Он приезжал, чтобы кормить и лечить меня.

– Ты была жестоко изнасилована и избита, – негромко произнес Вадим. – После чего он тебя спрятал от всех, в том числе и от врачей, лечил и кормил… Ты считаешь, в этом трудно разобраться?

– Очень легко! – выпалила Света. – Дело в том, что слишком легко! Его не обвинит только ленивый. И он – такой молчаливый и упертый, как пень, – он не будет ничего отрицать. Я оскорбляла его, прогоняла, а он всегда молчал и приходил опять.

– Света… Это какой-то детский сад – то, что ты говоришь. Взрослому, сильному, здоровому мужчине трудно вытерпеть оскорбления полуживой, истерзанной девушки? Если у него есть цель?

– Какая?

– Подавить, приручить, сделать навсегда зависимой… Смешно. Неужели тебе действительно не понятно?

– Мне это неизвестно и поэтому совсем не смешно. Я посмотрела в Уголовном кодексе, какие ему могут предъявить статьи. Это что-то страшное!

– Как интересно. То, что с тобой произошло, уже не так страшно? Ты решила его пожалеть?

– Страшно. Мою жизнь поломали. И я никого не собираюсь жалеть. Я не уверена в том, что это он. А вы все уже его обвинили. На него еще и убийство семьи готовы повесить.

– Ну, это все придется проверять, доказывать. Насчет семьи я и сам сомневаюсь. Но с тобой… Я потрясен. Ты уверена в том, что он тебя НЕ изнасиловал?

– Нет. Не уверена.

– Ты уверена в том, что он НЕ пытался тебя изуродовать, чтобы ты не вышла замуж за другого?

– Нет, не уверена.

– Ты уверена в том, что он тебя НЕ похитил, специально купив для этого домик?

– Не уверена.

– Он НЕ удерживал тебя насильно?

– Не удерживал! Я просто не могла ходить.

– Но ты смогла разбить окно и убежать… Что с тобой происходит, Света?

– Ты сейчас все хорошо продемонстрировал. Такие вопросы будут задавать мне следователи, прокуроры, судьи. Я так буду отвечать. Не врать же. И все. Человеку конец… Он плакал однажды, когда я его прогоняла.

– Ах ты, господи боже мой, как трогательно…

– Вот видишь, все, что не ложится на образ страшного чудовища, ты отталкиваешь! Даже издеваешься. Ты! Что же говорить о них! Со мной ничего не происходит, Вадим. Ничего особенного. Благодаря тебе я вернулась к нормальной жизни. То есть я никогда так хорошо не жила. Я больше не тону в бессильной ненависти и жажде мести. И я не хочу жестокости. А вы меня толкаете именно к ней.

– Значит, все это было – ненависть и жажда мести?

– Я была больна. Я хотела умереть. Рядом был только он, кого мне еще было обвинять? Он ничего не объяснял.

– Разве что-то нужно было объяснять в такой ситуации?

– Да! Я не давала объяснять, не хотела с ним говорить. А он и не умеет ничего объяснять. Он странный.

Светлана подошла к мужу, села к нему на колени, прижалась к его лицу своим лицом.

– Мой дорогой. В моей голове не огонь, как в нашем камине. В моей голове пожар, караул… То я думаю, что он во всем виноват и надо мстить, то думаю, что он вообще… Он мог меня просто спасти. Вот так, нелепо, по-дурацки.