Влада Ольховская - Девушка из Зазеркалья

Впрочем, долго рассматривать его не получилось. Раненый мужчина кинулся прочь, его движения вновь стали уверенными. Такие, как он и Ева, умели подстраиваться под ситуацию мгновенно.

Андрей бросился следом за ним, потому что знал, что с Евой останется Максим. А он просто не мог позволить этому ублюдку сбежать! Он еще надеялся, что может что-то изменить.

Но просчитался. К возможности бегства убийца подготовился так же тщательно, как ко всему остальному. Он скользнул в одну из комнат, и дверь за ним защелкнулась. Андрей попытался выбить преграду, но бесполезно: она лишь на первый взгляд казалась ветхой. Пока он безуспешно бился плечом в несгибаемое дерево, с той стороны послышался странный звук, как будто завелся мотор мотоцикла.

– Андрей? Что ты делаешь?

Обернувшись, он увидел за своей спиной Марка и Вадима. Начальник охраны был вывалян в грязи, но серьезных ран на нем не наблюдалось, а его спутник и вовсе не пострадал.

– Он там! – Андрей постучал рукой по двери. – Пытается удрать!

– Скорее всего, уже удрал, – заметил Максим, появившийся на пороге комнаты. – Ева сказала, чтобы ты перестал. Эта дверь может быть ловушкой. Выбьешь ее – а там рванет!

– И что теперь? Позволить ему уйти?

– Он уже ушел.

– Где Ева? – вмешался Марк. – С ней все в порядке?

– Да отлично с ней все, лучше, чем с нами! Сам посмотри.

В хирургическую комнату они вернулись все вместе. Ева уже сидела на кровати, бережно обматывая эластичным бинтом сломанную руку. Только теперь Андрей смог разглядеть, что гипса у нее на запястье больше нет. Девушка, облаченная в свободное белое платье, выглядела абсолютно спокойной. А вот Марк, увидев контрастные пятна крови на ее одежде, заметно побледнел.

– Ты ранена?!

– Это не моя кровь, – невозмутимо отозвалась она.

И действительно, на ее идеальной фарфоровой коже не было ни царапины, а с переломом руки она уже прибыла сюда.

– Этот псих… он ушел, – виновато признал Андрей.

– Я допускала, что так будет. Когда он злится, то становится слабее. Это самое уязвимое его состояние. Но даже тогда он не слабый по-настоящему. Если бы его можно было так убить, это было бы слишком удачное стечение обстоятельств. Его нельзя ослепить болью или страхом. У него есть план действия для любой ситуации.

– Как и у тебя, – заметил Максим.

– Во многом – да. Он уже понял это. Ценит. То, что между нами, – это почти игра. Шахматы.

Сложно было поверить, что кто-то способен относиться к этому так. Особенно молоденькая девушка, которой по всем канонам полагалось сейчас трястись в рыданиях и благодарить их за спасение.

А она спокойна. Не потому что хочет казаться такой, а потому что не считает нужным изображать страх, если его не чувствует. Андрей не считал, что ей ни разу не было страшно за все время похищения. Однако в данный момент она не видела причины бояться. Зачем, если все кончилось?

– Шахматы, значит… – недоверчиво покосился на нее Вадим. – И кто выиграл эту партию?

– Тот, у кого остался трофей.

– Ты о чем вообще?

Вместо ответа она кивнула на дверь в соседнюю комнату. Марк посветил туда фонарем, и бледный луч света упал на руку, лежащую на столе. Да уж, без потерь убийца точно не ушел…

Вадим на секунду прикрыл глаза, стараясь как-то упорядочить для себя полученную информацию. От того, что он узнал, голова шла кругом.

Арсений постоянно называл того человека «Никто», иногда «месье Никто», вспоминая, видно, французское прошлое. Но поначалу Вадим и не думал воспринимать его всерьез. Видно же, что этот адепт гламура просто помешался! Однако изучив все данные, которые он получил от Лермонтова и из других источников, начальник охраны был вынужден признать, что перед ними действительно был Никто.

Убийца создал для себя уникальную ситуацию с юридической точки зрения… Да и со всех остальных – тоже.

Он был сыном нелегальной русской эмигрантки. Родители Арсения Лермонтова сменили страну проживания официально. Та женщина просто скиталась с такими же, как она, бродягами. От кого она родила сына – было неизвестно. Поговаривали, что от цыгана, одного из тех, с которыми она таскалась по свету. Потом цыгане пошли дальше, а она уже на последних сроках беременности поселилась в Париже.

В самом романтичном городе мира нелегалов всегда хватало. Они просто не мелькали перед глазами, а прятались по подворотням, не лезли на рожон. Вот и будущий Никто учился передвигаться тихо, действовать быстро, знал, кого бояться. Когда ему было семь лет, его мать стала любовницей относительно обеспеченного француза, и они переехали к нему в дом.

Впрочем, жениться на красивой эмигрантке иностранец не спешил. Зачем? О большой любви там речи не шло, а его и так все устраивало, к чему напрягаться? Ее сына он не любил, воспитывать даже не думал, мог ударить, если мальчишка не вовремя оказывался под рукой. То, что у ребенка не было никаких документов, он не считал своей проблемой.

Хотя мальчишка был умнее своих лет, он никогда не провоцировал «отчима». Его мать такой мудростью не отличалась, она могла и характер показать, так что под кулак попадала регулярно. Однако уходить она не собиралась, потому что нынешняя жизнь была все равно куда лучше, чем жизнь в подворотнях.

В тот период Арсений Лермонтов и познакомился с тем, кто стал ему другом. Мальчишка-нелегал, грязный и бедно одетый, говорил по-русски, тем и привлек внимание Арсения, которого старая сонная нянька ненадолго оставила одного.

– Ты кто вообще? – удивился Арсений.

– Никто, – спокойно ответил мальчишка. – Так меня и запомни.

В нем было что-то необъяснимое, а потому манящее. Арсений так и не узнал, как же его нового знакомого звала мать. Ведь должна же она была к нему обращаться! Но называть его «Никто» было интереснее, в такой кличке была какая-то тайна, дразнившая воображение.

Тот уличный мальчишка был старше своих лет и вел себя по-другому, не так как другие бродяги. Он был умным, уверенным и всегда невозмутимо спокойным. Арсений, который ни выдержкой, ни силой воли не отличался, тянулся к нему, как к наставнику, хотя по возрасту они несильно отличались. Никто мог быть и младше на пару лет! Но разве он скажет… разве он знает?

Родители Арсения пытались помешать этой дружбе, им не нравилось, что сын все время общается с каким-то бродягой. Но что они могли сделать? Они большую часть времени проводили на работе, а нянька их заботливостью не отличалась.

Для Арсения эта дружба была первым опытом самостоятельности, разрыва связи с родителями. Что же касается безымянного мальчишки, то он просто увидел шанс шагнуть в другой мир. Тот, в котором его мать никогда и не жила. Он тайком читал книги Арсения, учился с ним по одним учебникам, приходил даже под окна школы, чтобы послушать, но в класс не входил никогда. Он быстро превзошел Арсения и уже уверенно помогал тому с уроками. Арсений считал, что это хорошо.