Евгения Грановская - Белое станет черным

Марго замерла, ошарашенно глядя на распростертого на земле Слона. Отец Андрей между тем опустился на землю и с помощью гимнастического упражнения перевел связанные руки из-за спины вперед. Затем взял топор, поднялся и сказал:

– Марго, повернитесь ко мне спиной. Пожалуйста, быстрее – у меня затекли руки, я могу выронить топор.

Марго сделала, как он велел. Отец Андрей принялся перепиливать лезвием топора веревку. Пот градом катился по его лбу и щекам, длинные, мокрые от пота волосы все время падали ему на глаза, и он вынужден был откидывать их с лица. Отекшие руки плохо слушались, и каждое движение отзывалось в них острой, пронзающей болью. Прошло не меньше минуты, прежде чем веревка поддалась.

Первое, что сделала Марго, освободившись, это оторвала скотч от губ.

– О господи… – выдохнула она и закашлялась.

– Разомните немного руки, потом возьмите топор, – сказал отец Андрей.

Марго, морщась от боли, размяла онемевшие руки.

– А что с этим? – спросила она, кивнув на тело Слона.

– Шок, – ответил дьякон. – А может, уже кома.

– Коньяк?

Он кивнул:

– Да. У этого типа редкая болезнь – его организм не усваивает естественный белок. Молоко и хлеб для него – яд. Перед тем как заявиться к нему в гости, я на всякий случай смешал во фляжке коньяк с молоком.

Марго взялась наконец за топор.

– Но как вы узнали, что он болен?

– Помните крошки на полу в квартире Шихтера? Это были крошки от чипсов с адаптированным белком. Слон не расставался с пачкой. На всякий случай я проверил холодильник у него в квартире и увидел, что все продукты содержат гидролизат. Искусственный белок.

Марго посмотрела на Слона.

– Он умрет?

– Возможно, – глухо ответил дьякон. – Молоко отравило его мозг. Но у меня не было другого выхода.

– А если бы фокус с фляжкой не сработал? – прищурившись, спросила Марго.

Отец Андрей пожал плечами:

– Он бы нас убил.

Веревка упала к ногам Марго. Дьякон размял запястья.

– Еще полчаса, и мы с вами могли бы лишиться рук, – заметил он.

– Еще пять минут, и мы с вами могли лишиться жизни, – возразила Марго.

Отец Андрей присел рядом с поверженным врагом и прощупал ему пальцами шею.

– Ну как? – спросила Марго. – Сдох?

– Пульс еще есть. А ну-ка… Помогите мне взгромоздить его на спину.

– Вы что! – возмутилась журналистка. – Собрались тащить его на себе?

– Другого выхода нет. Давайте поторопимся – он может умереть в любую минуту.

Марго, чертыхаясь и пыхтя от натуги, помогла дьякону поднять Слона с земли и взгромоздить его на спину.

– Тяжеленный… – хрипло проговорил дьякон. – Килограммов сто, не меньше. Ну, с богом.

И он, пошатываясь от тяжести груза, побрел обратно к машине. Марго шла чуть впереди, придерживая ветки и отбрасывая носком туфли коряги с пути дьякона.

– На вас смотреть больно, – сказала она. – Может, я возьму его за ноги?

– Не надо, – ответил отец Андрей. Он шел медленно, но уверенно. Валежник тяжело хрустел у него под ногами. – Лучше расскажите что-нибудь.

– Что рассказать? – обернулась Марго.

– Как вы попались в лапы Слону?

– А, это. Да я сама толком не знаю. Сначала я была в морге… Я еще вам оттуда позвонила, помните? Потом мы должны были встретиться с Петей Давыдовым. В одной кофейне на Профсоюзной.

– Зачем?

– Это личное, – сказала Марго. Помолчала, покусала губы и со вздохом сказала: – Хорошо, я скажу. Он обещал найти мне должность. В команде Ивана Старкова.

– Какую?

– Он собирался устроить меня пресс-секретарем Старкова.

Отец Андрей усмехнулся.

– Зачем это вам?

– Как зачем? Хороший статус, большая зарплата. Опять же, перспективы. Представляете, если Старков когда-нибудь станет президентом!

– Амбиции… – хрипло выговорил дьякон, сгибаясь под тяжестью своей ноши. – Рассказывайте дальше.

– А дальше… Дальше я вышла из морга и пошла к машине. Тут меня кто-то окликнул. Я обернулась, и мне в лицо ударила струя газа. Слава богу, я быстро отвернулась и задержала дыхание… Вам помочь?

– Не надо.

– Как хотите. Ну вот. Я закричала и хотела убежать, и тут этот мерзавец заехал мне кулаком в лицо. Вот и все. Очнулась я уже в машине.

– Это был Слон?

– А кто еще? Конечно. Я уже вижу впереди машину! Еще немного, дьякон! И зачем ему понадобилось вести нас так далеко в лес? – досадливо проговорила Марго. – Завел бы за ближайшее дерево да там бы и прикончил.

– Я вижу, у вас хорошее настроение… Уф-ф… – Дьякон остановился и тяжело привалил Слона к дереву.

Марго вскинула брови:

– Почему мы остановились? Осталось метров двадцать.

– Их еще нужно пройти, – ответил отец Андрей, вытирая рукавом потный лоб.

– О, да вы устали. Интересно, в машине есть вода? Если нет, нам придется туго. Я умираю от жажды.

– Главное, чтобы двигатель завелся, – сказал дьякон. – Кстати, вы не помните, он оставил ключ в замке зажигания?

– Не помню. Черт! – Марго вдруг хлопнула себя ладонью по лбу.

– Что? – не понял дьякон.

– Мы забыли обшарить его карманы. Там ведь наверняка должен быть телефон. Мы можем положить этого мамонта у обочины и вызвать ему «Скорую»!

Отец Андрей покачал головой.

– Слишком долго. Довезем сами. – Он потрогал Слону шею. – Пульс все еще есть. Может быть, и выживет. Помогите-ка мне еще раз, Марго.

С помощью журналистки дьякон снова взвалил на спину безжизненное тело Слона и побрел к микроавтобусу. Обливаясь потом, он тихо бормотал себе под нос, в такт шагам:

Москва, февраль 1923 года

– Володя!

Маяковский вздрогнул и, сгорбившись, словно его застали за чем-то неприличным, обернулся.

– А, Саша… – Он слабо улыбнулся. – Здравствуй.

Родченко обнял друга за плечи.

– Мое почтение пролетарскому поэту! Рад тебя видеть, Володь. Слушай, ты сейчас свободен? Пойдем ко мне – сделаем пару снимков.

Маяковский вяло покачал головой.

– Нет, Саша… Не могу сейчас.

Родченко с тревогой вгляделся в бледное лицо поэта.

– Ты болен? – спросил он. – Что с тобой?

Маяковский расправил плечи.

– Нет, я здоров, – пробасил он почти бодрым голосом. И, горько усмехнувшись, добавил: – Только, кажется, схожу с ума.

Родченко еще несколько секунд всматривался в лицо друга, причем взгляд его становился все тревожнее.

– Что ты покупаешь? Кофе? Иди садись за мой столик, а я тебе принесу.

К удивлению Родченко, Маяковский не стал возражать. Он обвел зал воспаленным взглядом и тихо спросил:

– Который твой?

– У окна.