Виктория Платова - Она уже мертва

Что ж, приходится в очередной раз констатировать, что сука и подкаблучник победили. Хотя бы в борьбе за ванную.

Полина направилась к себе в башню, на ходу выотирая полотенцем мокрые волосы. У комнаты Таты она на секунду остановилась и приложила ухо к двери: внутри было тихо. Стучать, чтобы выяснить, что на самом деле произошло с Татой и что происходит в данный конкретный момент, бессмысленно, ключ-то у Шила! И все же она решилась и через дверь позвала кузину:

– Тата, это я, Полина. Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке, – раздался спокойный голос Таты. Слишком спокойный, учитывая то, что ей пришлось пережить.

– Я… могу войти?

– Волноваться не о чем.

Это значит – да? Это значит – нет? Это значит – да, но не сейчас? Как будто Тата не в курсе, что архангельский братец запер ее! А может, действительно не в курсе?

– Навещу тебя попозже, – только и смогла сказать Полина.

– Хорошо.

…После всех неудач с комнатами, в которые ей так и не удалось попасть, светелка в башне выглядела надежным убежищем, едва ли не райским уголком. Полина наскоро переоделась в сухое и прилегла на кровать. За окном шумел дождь, но сквозь шум пробивался еще один звук – легкое металлическое позвякивание. Обнаружить источник звука не составило особого труда: маленькая дверная щеколда. Щеколда чуть выдвинута, оттого ее кончик и бьется о железную скобу, вмонтированную в косяк. Ничего удивительного, по шкиперской и раньше гуляли сквозняки, особенно – в ветреную погоду. Но сейчас никакого ветра нет! И ключа, чтобы запереть дверь, тоже нет. Можно лишь закрыться изнутри с помощью щеколды, а если покинешь шкиперскую – комната так и останется стоять открытой: заходи кто хочет!

Этот факт почему-то взволновал Полину, хотя поводов для беспокойства не было никаких. В конце концов, она окружена родственниками, а не какими-нибудь пришлыми нищебродами, способными покуситься на чужое добро. Да и ничего особо ценного в ее багаже нет: белье, джемпер, шерстяное платье для похода к нотариусу, пара футболок, запасные джинсы… И ноутбук. Ах да, еще читалка с закачанным перед отъездом Умберто Эко. Но вряд ли кто-то польстится на читалку – двоюродные братья и сестры Полины вовсе не производят впечатление интеллектуалов.

Монотонность дождя усыпляла, и Полина смежила веки, готовая вот-вот погрузиться в сон. Но в самый последний момент заметила в окружающей обстановке нечто такое, что не оставило следа от усталости и расслабленности:

КОЛЛЕКЦИЯ НАСЕКОМЫХ.

Позабытая ею в мастерской, коллекция вновь вернулась к Полине. Теперь она стояла на одной из полок, с двух сторон зажатая для верности книгами. И прямо-таки лезла в глаза: даже удивительно, что Полина не обнаружила ее раньше. Короб с насекомыми принес, конечно же, Лёка (милый, безотказный и внимательный Лёка!) – больше некому.

Впрочем, умиление сразу же прошло, уступив место неясной тревоге: всему виной таблички с именами, конечно же! Но… не только это. Что-то неуловимо изменилось в самих насекомых. Это было лишь внутреннее ощущение, которое требовало немедленной проверки. Покопавшись в сумке, Полина извлекла из нее маленькую складную лупу и, вооружившись ею, двинулась к коробу.

Так и есть! Крошечная головка бабочки-капустницы («Тата») утопала в красном – несколько капель пролилось даже на картон. А голова бабочки-огневки («Аля») отсутствовала вовсе! Бегло осмотрев остальные экземпляры коллекции, Полина не нашла в них каких-либо видимых повреждений, но безотчетное чувство тревоги никуда не делось – только усилилось. Проще всего было бы отмахнуться от увиденного, сунуть проклятый короб за брезентовые скатки, заставить лоциями или вообще выбросить: с глаз долой – из сердца вон! Но проблемы это не решит и от тревоги не избавит. Таинственный коллекционер либо следовал за событиями, либо… сам инициировал их. Ничем другим не объяснишь красные точки (краска? кровь?), обсевшие капустницу, – ведь на Тату напали, разбили ей затылок! Но что может означать оторванная голова огневки?

Об этом лучше не думать.

Но думать все равно придется – как и о том, куда подевалась Аля, не бабочка – девушка. Полина вела себя глупо: вместо того чтобы дожать Лёку, она сделала вид, что принимает его путаные объяснения насчет неведомого энтомолога-любителя. Впрочем, у нее есть оправдание: тогда, в мастерской, это виделось шуткой. Пусть и жестокой, но шуткой, не более.

Теперь все изменилось. Нужно немедленно показать насекомую коллекцию Шилу. Единственному среди них полицейскому и вообще – человеку трезвого ума. Пускай он решает, что делать со всеми этими мелкими тварями – или не делать вовсе. А Полина больше не намерена сушить голову над тем, что выше ее понимания.

На секунду испытав облегчение, она сняла короб с полки и прямо за ним увидела плотный потрепанный конверт, до поры до времени прикрытый богомолами, клопами-солдатиками и стрекозами «синее коромысло».

СОВСЕМ СЕКРЕТНО – было выведено на нем, в правом верхнем углу. И – чуть ниже, ровно посередине:

Конверт явно подписывал ребенок: неровные печатные буквы заваливались друг на друга. «К» в слове «секретно» смотрела в противоположную сторону, а «н» так далеко отстояла от «т», что получалось что-то вроде секрет но.

Нет здесь никаких детей.

Все здесь дети.

И конверт мог подписать любой, кто знал, что Полину зовут Белка. И Шило, и Ростик, и МашМиш прекрасно об этом осведомлены. А Тата с самого начала вернулась к Полининому детскому прозвищу. Прошлым вечером это умиляло, теперь же…

Полине потребовалось немало мужества, чтобы прикоснуться к конверту: руки ходили ходуном, а сердце готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Что-то подсказывало ей: если она вскроет послание, жизнь ее никогда не будет прежней. Впрочем, не стоит жалеть о прежней жизни, хорошего в ней было не так уж много: страх, скорбь, одиночество, желание позабыть о том, что случилось с Лазарем и Астой, – и невозможность забыть. И вечное ожидание Сережи.

У нее оставался еще один выход: не вскрывать конверт или, по крайней мере, не заглядывать в него здесь. Спуститься вниз, найти Шило и всех остальных – пусть делают с детским письмом что хотят. Тем более что на конверте имеется подсказка – секрет но. Секрет-то секрет, но Белка может поделиться им с кем угодно.

Так и есть: она снова прячет голову в песок, пытается уйти от решения проблемы. Разве не этим она занималась всегда? Резкие движения, глобальные перемены – не ее стиль, Полина лишь безвольно плывет по течению в тайной надежде, что высшая сила (Бог, Сережа) направит ее, вынесет на безопасное место, укажет путь к спасительному берегу. Последний раз она была храброй двадцать лет назад – когда пошла за шахматными фигурками навстречу шторму. И обнаружила в гроте мертвого Лазаря. И провела с ним… Сколько же времени она с ним провела? Полчаса, час, день, вечность? Любой из временны €х отрезков будет правдой. И неправдой одновременно.