Ирина Градова - Врачебная ошибка

У гардероба меня ждало еще одно потрясение – Абель. Сердце мое ухнуло в пятки: визит адвокатши не сулил ничего хорошего.

– Здравствуйте, Агния, – сказала она своим резким, хорошо поставленным голосом. – Первое заседание двадцатого, через три дня, так что я принесла вам документы, чтобы вы смогли заранее с ними ознакомиться.

– Значит, суд состоится? – упавшим голосом пробормотала я.

А я-то надеялась, что Олег, получив доступ к дочери, успокоится!

– Конечно, состоится, – спокойно ответила Абель. – И будьте уверены, мы к нему готовы!

– Правда? – удивилась я, так как вовсе ни к чему не готовилась. Но Абель выглядела совершенно хладнокровной.

– Вот, держите, – протянула она мне толстую папку. – Тут все, что нам понадобится. Судья получила оригиналы, а это – копии. Вашему мужу не видать вашего ребенка как своих ушей!

– А что это? – поинтересовалась я.

– Сами посмотрите.

Абель уселась на скамейку, красиво сложив ноги в тонких колготках: несмотря на неожиданно наступившие теплые дни, она не позволяла себе щеголять голыми икрами. Ее туфли-лодочки на устойчивом трапециевидном каблуке выглядели безупречно.

Присев рядышком, я склонилась над папкой, до отказа набитой документами, характеризующими мою работу в больнице – от Охлопковой и (боже всемогущий!) от самого Доброва – а я-то считала, что наш главврач едва знает о моем существовании! Обе характеристики были самыми лестными. Кроме того, Абель нашла учителей Дэна (как только ей это удалось, ведь он давно окончил школу!), и они в один голос утверждали, что я – лучшая мать, какую только можно пожелать. Неужели они меня еще помнят?

– А это что за люди? – спросила я, помахав перед Абель пачкой листков формата А-4. – Что-то я не припомню этих имен…

– А вы почитайте, – предложила адвокат. – Вот, к примеру, это: «Не могу не выразить глубокую благодарность Отделу медицинских расследований, а также лично А. К. Смольской за то, что они отстояли мои права и помогли добиться справедливости. Только благодаря таким людям этот мир еще стоит…» Или вот еще: «Спасибо Агнии Смольской за ее вдумчивое, доброе отношение и за то, что она, хоть и сама является врачом, не пытается отстоять честь мундира, а честно разбирается в проблеме – побольше бы таких людей!» Или еще… Погодите, вы что, плачете?!

Я и в самом деле едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Абель отыскала тех, кому мне удалось помочь! Я впервые посмотрела на свою работу чужими глазами – глазами тех, кто нуждался в помощи и получил ее, хотя уже и надеяться перестал.

– Вот, – сказала адвокат, протягивая мне белоснежный кружевной платок, – вытрите глаза, а то пациенты подумают, что вам только что сообщили какой-то страшный диагноз!

На нас и в самом деле уже начинали коситься.

– Не плакать надо, а радоваться: вы – хороший человек, отличный работник и потрясающая мать, поэтому никакой мужик не сумеет оттяпать у вас ребенка, скольких бы острозубых адвокатов он ни нанимал и какие бы связи ни напрягал!

Я последовала ее совету и попыталась успокоиться. Это оказалось делом нелегким. Я испытывала эйфорию, в которой смешались радость, недоверие и благодарность. Ко всем этим людям, имен которых я даже не помнила, а главное – к ней, моему адвокату, человеку, который отлично знал свое дело. И я подумала, что, если Абель когда-нибудь понадобится моя помощь, я непременно сделаю для нее все от меня зависящее. И если ей нужна будет такая же бумага с заверениями в ее профессионализме и человечности, то я хоть сейчас готова написать панегирик!

– А я ждал вас, – сказал высокий, представительный мужчина, поднимаясь из-за стола. Когда секретарша провожала Павла в кабинет Евгения Субботина, парень примерно представлял, кого увидит, ведь портрет, составленный со слов подруги Нины, был достаточно точен – судя по тому, что его узнали и в «Адаманте». И все же при виде подозреваемого Трофименко признался себе, что он выглядит еще более привлекательно, чем лейтенант ожидал (если, конечно, один мужчина вообще способен оценить внешность другого).

– Ждали? – удивленно переспросил Павел.

– Ну, после всего, что произошло, кто-то из ваших просто обязан был нарисоваться… Жаль только, что так поздно!

– Вас опознали многие люди, – сказал Трофименко, так как, произнеся загадочную фразу, мужчина замолчал и, казалось, не имел намерения продолжать разговор. – Вы ухаживали за матерью и дочерью Митиными. Сейчас они обе мертвы.

– Я в курсе, – кивнул Субботин, и на его лице появилось выражение печали. – Этого не должно было произойти!

– Не должно?

– Если бы я сразу начал действовать, обе остались бы живы.

– За что вы убили Марию Митину? – выстрелил вопросом Павел. Печаль на лице Субботина сменилась потрясением.

– У… бил Ма… рию? – с трудом, как показалось Павлу, проговорил мужчина. – Да вы с ума сошли! Я пытался ее предупредить, но…

Он снова умолк, и на этот раз Трофименко не решился возобновить разговор, надеясь, что подозреваемый сам это сделает.

– Знаете, кто это, лейтенант? – вдруг спросил Субботин, указывая на стоящую у него на столе фотографию.

Павел и раньше заметил необычайно красивую женщину, яркую брюнетку, которая весело глядела со снимка на любого, кто оказывался в кабинете.

– Ваша жена? – предположил Павел, выдвигая самую очевидную версию. Конечно, это могла быть и любовница, но что-то подсказывало парню, что глава серьезной фирмы по продаже автомобильных запчастей не стал бы держать у себя на столе портрет женщины, не имеющей на него никаких прав. Для дочери дама выглядела слишком взрослой, ведь Субботину еще не исполнилось пятидесяти.

– Это – моя сестра Люба, – сказал между тем хозяин кабинета. – Покойная.

– Мне… очень жаль, – пробормотал Павел. – Давно она умерла?

– Десять лет назад. Только она не умерла, ее убили, – ничего не выражающим голосом добавил Субботин.

– Как – убили? То есть, я хотел сказать, убийцу поймали?

– Нет.

– Почему?

– Мою Любашу нашли в ванне, мертвую. В воде валялся фен. Ее убило током.

– Но вы же сказали…

– Я прекрасно помню, что сказал! – сверкнув глазами, рявкнул Субботин.

Павел обрадовался возможности поехать в Москву. Трофименко ни разу не был в столице, да и интересное дело захватывало его все больше. Как бы там ни было, а ведь именно он добыл доказательства причастности Субботина к делу, и только благодаря ему удалось выяснить, кем является неизвестный с композиционного портрета. Среди файлов, присланных Жмыхом, оказалась съемка камеры наружного наблюдения, где видно, как подозреваемый садится в машину с московскими номерами. Видно было не очень хорошо, но экспертам удалось расшифровать их, и, таким образом, вычислить владельца авто. Кстати, имя Субботина фигурировало и в списке контактов Нины: он оказался одним из тех людей, с которыми так и не удалось связаться! Выяснилось, что Евгений Субботин только два дня назад вернулся из заграничной командировки – вот почему его телефон не отвечал: скорее всего, он там пользовался рабочим, а не личным. Однако настораживал один факт: Антон начал следить за Субботиным еще до того, как погибла Нина. Мог ли он считать, что этот человек причастен к убийству ее матери, или просто преследовал свою девушку, боясь, что она встречается с кем-то еще втайне от него? Да и мог ли парень знать, что Мария Митина мертва, ведь даже ее дочь, похоже, была не в курсе?