Алафер Берк - Никому не говори

— Тогда мы вызовем адвоката Джорджа.

— Мистер Лэнгстон, мне нужно срочно поговорить с вами, — настойчиво повторила Элли. — Я думаю, это в ваших интересах, чтобы разговор состоялся наедине, но если вы хотите, чтобы кто-то присутствовал при нашей беседе, конечно, поступайте как считаете нужным.

— Нет-нет. Все в порядке. Спасибо, Бернадетт.

Элли направилась в пустую комнату присяжных, которую предоставил в ее распоряжение Бенни, судебный пристав. (Всегда следует находить время для бесед с персоналом здания суда о матчах «Нью-Йорк Метс».)

Дверь комнаты со скрипом закрылась за ними.

— Вчера мне звонила Марси Ховард из графства Саффолк.

Никакой реакции.

— Она сказала, что вы интересовались отчетами о несчастном случае с Габриэллой.

— Похоже, в наше время любой сделанный тобой шаг сразу становится известен государственным органам.

— Вы не возражаете, если я спрошу, зачем вам понадобились эти отчеты по прошествии стольких лет?

— Все-таки странно устроено человеческое сознание. Я любил эту женщину — ну, наверное, как любят только однажды. Когда мы наконец обрели Рамону, не было людей на свете счастливее нас. А тот день, когда мне позвонили и сказали, что она попала под машину, стал худшим в моей жизни. Очень долго мысли о Габриэлле постоянно преследовали меня, но в конце концов настало время, когда я стал не всегда думать о ней. Теперь, когда выясняется, что Эдриен является настоящей, биологической матерью Рамоны, она должна сесть в тюрьму только за попытку спасти нашу семью! Я не знаю — все произошедшее вновь пробудило у меня воспоминания о Габриэлле.

— Это очень трогательная история. Подозреваю, она даже чрезвычайно правдива.

— Разумеется, она правдива.

— Но это не вся правда, не так ли? Если вам так не хочется, чтобы она села в тюрьму, зачем вы уговорили ее подать это прошение?

— Это ведь лучше, чем максимальное наказание, разве нет? Мне известны имеющиеся против нее улики. Ни я, ни она не хотим, чтобы Рамона услышала в суде все это.

— Дело всегда было в Рамоне, не правда ли?

— Что вы имеете в виду? — спросил Джордж, глядя на дверь комнаты присяжных.

Элли поняла, что он сейчас думает о минутной стрелке часов, неумолимо приближавшейся к цифре «9».

— Не беспокойтесь по поводу времени, Джордж. Арестованных всегда доставляют в зал судебных заседаний с опозданием. У нас еще имеется добрых полчаса, прежде чем судья займет свою скамью. Я имею в виду, что дело всегда было в Рамоне, и для вас, и для Эдриен. Из-за Рамоны Эдриен сблизилась с вами и вашей семьей. Вероятно, ее привязанность к вашему ребенку стала причиной того, что вы женились на ней, хотя продолжали любить Габриэллу.

— Мы с Эдриен полюбили друг друга и теперь являемся семьей.

— Вы являетесь семьей, но только потому, что вас связывает ваша дочь. И именно из-за дочери вы убедили Эдриен заключить эту сделку. Вы не хотите, чтобы Рамона узнала неизвестную часть истории.

— Рассказывать больше нечего, детектив. Как я уже сказал, мы не хотим, чтобы она услышала то, что может нанести ей душевную травму.

— Адвокат Эдриен сказала заместителю окружного прокурора, что в понедельник вы весь день изучали дело вашей жены. Утром следующего дня вы отправились в Ист-Хэмптон, чтобы получить копии отчетов о несчастном случае с Габриэллой. Вечером того же дня вы неожиданно убедили Эдриен заключить сделку, от чего она отказывалась на протяжении последних двух недель.

— Я не хочу говорить об этом. Пожалуйста. Вы наверняка считаете меня ужасным человеком, и я дал вам все основания для этого. Но клянусь, я приложил все усилия, чтобы найти правильное решение. И считаю, что эта сделка — единственное правильное решение.

— Я изучила те же документы, что и вы, Джордж. Вчера вечером из полиции графства Саффолк мне прислали по факсу те же самые отчеты о несчастном случае.

— Пожалуйста, не нужно. В этом нет никакой необходимости.

— Согласно этим отчетам Габриэллу сбил пьяный водитель, который потом скрылся с места происшествия. Она, как обычно, возвращалась домой из конюшни после прогулки верхом. На основании следов шин и остатков краски на фонарном столбе полицейские определили, что это была одна из четырех моделей «Понтиака» красного цвета. Возможно, вы не думали об этой детали на протяжении пятнадцати лет. Вы решили посмотреть отчеты о несчастном случае, дабы подтвердить подозрения, которые возникли у вас после знакомства с досье вашей жены.

Плотно сжав губы, Джордж с ожесточением тряс головой, словно хотел заставить ее замолчать.

— Полиция Буффало обыскала автомобиль Джеймса Гриско в тысяча девятьсот девяносто пятом году, после того как кто-то записал его номер на месте убийства Уэйни Купера. Это был красный «Понтиак Фаерберд» восемьдесят восьмого года выпуска. Он хотел, чтобы Эдриен начала жизнь с чистого листа. Перед тем как его задержали, он отдал ей свой автомобиль.

— В те времена на дорогах было много «Понтиаков».

— Не так уж много, Джордж. А как насчет револьвера в вашем доме в Ист-Хэмптоне? По вашим словам, вы приобрели его после того, как Габриэла заметила, что кто-то следит за домом. Это было незадолго до ее смерти, не так ли?

— Зачем вы задаете мне все эти вопросы?

— Я провожу расследование и ищу ответы на вопросы даже после того, как люди перестают задавать их. Найти ответ на этот вопрос не составляет большого труда. Разыскать семью, в которой Эдриен работала няней, можно с помощью одного телефонного звонка. Они могли вспомнить, что ее красный «Фаерберд» неожиданно получил повреждение. А если нет, со временем этот автомобиль был продан или отправлен на свалку, о чем в Департаменте автомобильного транспорта появилась соответствующая запись. Будучи педантичным, осторожным юристом, вы ничего никому не сказали. Вы потребовали объяснений у Эдриен, не так ли? И таким образом убедили ее заключить сделку.

— Не все вопросы требуют ответов.

— Но ведь вы знаете, что она сделала. Она проследила за Габриэллой, возвращавшейся из конюшни, разогнала автомобиль, сбила любовь всей вашей жизни и оставила ее умирать на обочине. А потом притворялась, будто любит вас, чтобы вновь обрести свою дочь, которую бросила.

— Эдриен не бросала Рамону. Вам не приходило в голову, насколько сильно она должна любить этого ребенка, если сделала то, что сделала? Ей было шестнадцать лет. Она даже не знала, кто был отцом — насильник Уэйни Купер или убийца Джеймс Гриско. Она могла избавиться от ребенка, но выносила его и родила. Однако то, что она сделала потом, — его голос зазвучал глуше, — совершенно непростительно. Но дело не только в ее наказании.

— Вы беспокоитесь о Рамоне?