Андрей Мягков - Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало

Метрдотель отлепил из-под стола миниатюрный металлический предмет, спрятал его во внутренний карман пиджака, крикнул:

— Ребятки, за дело.

Трое «ребяток» в красивой форме официантов принялись за уборку грязной посуды.

В одном из неприглядных муровских кабинетов Саша Александров вёл допрос. Иногда он вставал, со всех сторон обходил сидящего посреди комнаты человека в синей японской «аляске», вновь возвращался к столу. Добросовестный молоденький сотрудник старательно записывал показания. Голос Александра звучал профессионально грозно.

— У тебя, Брошин, изъяли заряженный пистолет. Зачем он тебе понадобился? Я спрашиваю, зачем тебе понадобился заряженный пистолет?

Парень молчал.

— Ладно, пойдём дальше. «Пальцы», найденные в машине, неопровержимо доказывают твою причастность к убийству хозяина квартиры на Таганке и избиению нашего сотрудника, который тебя опознал. Машина ГАЗ-24 ММТ 28–13, такси зелёного цвета, обнаружена на Каширском шоссе на следующий день после совершения преступления. Темнить бесполезно. Или ты будешь сидеть за убийство по всей строгости закона, или поможешь следствию и облегчишь свою судьбу.

— Я сказал, молчу. Разговора не будет, — сквозь зубы процедил парень.

— Будет, Брошин, будет. И разговор будет, и всё остальное тоже будет, — заверил его Александров. Он остановился, присел перед парнем, без замаха, коротким боксёрским хуком ударил его в лицо.

Стоявший у двери милиционер подхватил навзничь упавшего Брошина, с трудом усадил на стул. Молоденький сотрудник с восхищением наблюдал за происходящим.

— Ну, б…, ментюга ё… Считай — заказан, — Брошин стёр с лица проступившую кровь. — Долго не проживёшь, паскуда.

Новый удар пришёлся в скулу. Брошин мотнул головой, увлекая за собой сломанный стул, отлетел в сторону, упёрся затылком в стену. Его огромные со сжатыми кулаками руки безвольно легли на пол.

Самолёт Аэрофлота под острым углом набежал на посадочную полосу, мазнул колёсами по гладко отполированным плитам бетона и покатил вдоль служебных помещений.

Пассажиры шумно захлопали крышками багажных отсеков, загородили проход, помогая друг другу разобраться с ручной кладью.

Вилор Семёнович Хропцов сидел у окна в дальнем углу салона. Спешить ему было некуда: весь багаж — плоский, из натуральной кожи, «дипломат» — лежал у него на коленях. Полёт он перенёс как никогда плохо: не спал ни минуты, из еды ни к чему не притронулся — всю дорогу его тошнило. Канадским Эльмаром Икрамовичем оказался здоровенный бугай кавказской национальности с лицом профессионального уголовника: надёжно спрятанные под «брежневскими» бровями глазки, горбатый нос с вылезающими из ноздрей курчавыми волосами. Лоб, как таковой, отсутствовал.

Никаких «дальнейших указаний», вопреки заверениям Рубикса, Хропцов от него не получил, если не считать ещё одного, с сургучной нашлёпкой конверта. «Это не вскрывать, ясно? Плохо будет, твою мать», — посоветовал бугай, после чего повернулся и ушёл. Свидание оказалось скоротечным, немногословным, отнести же этот его «совет» к «дальнейшим указаниям» Вилор Семёнович никак не мог.

Его путешествие СССР — США приближалось к своему благополучному завершению: за стеклом иллюминатора поплыли многочисленные здания аэропорта имени Джона Кеннеди.

«Вот даже президента убили, — грустно подумалось Хропцову — а уж на что берегли, охраняли. И — пожалуйста. А у него, генерала, между прочим, хоть и в отставке, ни одного пусть и захудаленького телохранителя. Конечно, убьют и не извинятся». Предчувствие чего-то страшного, неотвратимого завладело его сознанием.

С отвращением зыркая вокруг себя, он бесцельно, инородным телом болтался в густой среде счастливых, кричащих, хохочущих и целующихся пассажиров.

«Закомпостировать билет на первый же рейс и, как три сестры: в Москву, в Москву, в Москву».

— Вилор Семёнович, если не ошибаюсь? — его тронули за плечо.

Хропцов так громко вскрикнул, что находившиеся рядом люди шарахнулись в стороны.

— Ой, да что это с вами? Вы всех перепугали, — рядом с ним стоял сотрудник советского торгового представительства в Нью-Йорке, молодой человек с бесцветными глазами и безукоризненно ровно выбритым пробором. — С прибытием вас. Что, трудно дался перелёт? — Он протянул руку. — Круглов Сергей Егорович. Как долетели?

— Спасибо, вполне, — Хропцов засуетился, полез в карман. — Мне поручено…

Молодой человек укоризненно улыбнулся:

— Не здесь, Вилор Семёнович, успеется. Это мне поручено. Поручено не только встретить, но и сделать ваше недолгое пребывание здесь по возможности приятным. Пойдёмте, машина на парковке.

Он подхватил Хропцова под руку и заговорил, заговорил, не закрывая рта. Он извинялся за всю Америку, за все её неуклюжие мегаполисы и за отдельно взятый Нью-Йорк в частности, за то, что тот перегружен транспортом, перенаселён чужестранцами, перезаражён выхлопными газами, перенасыщен бандитами и наркоманами, неграми и китайцами, перегажен голубями, вонючими скунсами и собаками, «хоумлессами» и проститутками. «И вообще, вы знаете, Америка — это сплошное “пере”. Переедание, перепитие, переглупость, перенаглость, перенищета, перебогатство — всё это и есть Америка…».

Когда, наконец, перед Хропцовым распахнулась дверца роскошного лимузина, он подумал, что знает теперь об этой стране практически всё.

Круглов сел за руль, включил приёмник.

— Нуте-с, теперь с удовольствием слушаю вас, — он повернул к Хропцову своё холёное лицо, сдобренное мягкой улыбкой.

— Это от Аджоева Эльмара Икрамовича, он встречал меня в Канаде, — Хропцов достал из кармана два запечатанных конверта, протянул их Круглову — а это сувенир из Москвы. У меня всё.

— Не густо, — сотрудник торгового представительства заменил улыбку строгим выражением лица. — Мне дана установка один из них вскрыть при вас. Не возражаете?

— Почему, если установка…

Круглов открыл незапечатанный конверт.

— Красавица, неправда ли?

С фотографии на него смотрело улыбающееся лицо Вероники.

В старинном пригородном замке на берегу живописного озера господин Энтони Майлз вёл приём.

Сновали официанты с подносами. В разных уголках посреди зелёных ковров лужаек дымились жаровни.

Разноцветные зонтики, затеняющие парковую мебель, напоминали экзотических бабочек.

Гостей было много. Строгие смокинги, дорогие меха, сверкающие сотнями граней бриллианты — всё говорило о причастности собравшихся к миру немалого бизнеса.

Сотрудник советского торгового представительства был здесь своим человеком. С ним здоровались, ему кланялись, дружески хлопали по плечу, многие считали за честь поговорить о деле, чокнуться, выпить бокал вина. Круглов был неизменно дружелюбен, улыбчив, галантен, он вежливо слушал собеседников, участливо вникал в их проблемы, горячо возражал или соглашался. Никто из присутствующих на приёме не был обделён его пристальным вниманием.